– Я все узнал вчера ночью.
– Да, но из-за этого вас повесят еще выше!
– Как так?!
– Уф! Отчего ягненок вдруг превращается во льва? Просто узнает, что жена почти два года наставляет ему рога! Вы спустили Тоби Торнтона с лестницы, вы дрались и побили его наемника. А потом, как и обещали, покусились на жизнь своей жены.
– Полно, мадам! И вместо жены убил ее служанку?
– Безусловно. Вы думали, что Хлорис на своей половине. Когда Молли не впустила вас, вы взломали дверь. Сами взгляните, что вы натворили в будуаре! Молли от страха откинула задвижку и впустила вас. Было темно, хоть глаз выколи. Всем известно, что Молли искусно подражала Хлорис. Она не посмела признаться вам в обмане. Вот вы и задушили ее по ошибке, приняв в темноте за свою жену. Что может быть проще?
Филип сунул руки в карманы измятого халата. Он покружил по комнате и остановился перед леди Олдхем.
– Запомните мои слова, мадам! В ваш кровавый век… Леди Олдхем выпятила грудь:
– В ваш?! Он такой же мой, как и ваш! Что за вздор вы несете!
– …в этот кровавый век только полный идиот может позволить себе запутаться в жестоких и глупых сетях закона. И я не собираюсь этого делать.
– Но, бог мой, что вы можете поделать?
– Я могу перерезать сети и убежать. И пусть найдут меня, если сумеют!
Одутловатое лицо леди Олдхем осунулось, она вздрогнула.
– Молодой человек, – взмолилась она, – послушайте моего совета! Вас не посадят в Ньюгейтскую тюрьму. Вас ждет камера в Тауэре и судебный процесс в палате лордов. Ведите себя прилично, и вас оправдают. Тогда скандал удастся замять.
– Насколько я понял, вы боитесь скандала?
– Да кто же не боится скандала, скажите на милость? – Леди Олдхем всплеснула руками. – Если же вы сбежите от судьи…
– Между прочим, леди Олдхем, кто послал за судьей?
– Дик Торнтон.
– Дик… Дик Торнтон? Его сын?! Так он здесь?
– Был, – призналась леди Олдхем, – со вчерашней ночи. Я ничего о нем не знала. Мастер Дик собирался ехать за отцом в «Дубы», но по пути заехал сюда, думая, что и его отец здесь остановился.
– А дальше?
– Он был пьян, – сказала леди Олдхем, отводя глаза в сторону. – Лакей по фамилии Холдсуорт уговорил его остаться здесь на ночь.
– Чтобы он не мешал любовному свиданию своего папаши? Как я счастлив, мадам, – какая забота о бедном полковнике!
– Погодите! – зарычала леди Олдхем. – Его уложили в комнате, которая находится над этой. В половине девятого утра Трина принесла вашей жене утренний шоколад. Она постучала в дверь, которая ведет в спальню из коридора. Дверь была заперта, и никто ей не ответил. Зато дверь, ведущая из коридора в гардеробную вашей супруги, оказалась открытой. Она нашла…
– Да, да! Продолжайте!
– Блюда от севрского шоколадного сервиза! – возмущенно заявила леди Олдхем. – Тогда мерзавка их не уронила. Нет, что вы! Она прибежала ко мне, разбудила своим визгом и, не дав толком одеться, притащила сюда. Вниз по лестнице, одетый и веселый, спускался мастер Дик. Когда он услыхал, в чем дело, то тут же заявил: «Это сделал Гленарвон!» А потом побежал вниз и написал записку своему другу мистеру Эйвери, мировому судье, который живет в шести милях от «Дубов», если ехать берегом. Не прошло и пяти минут, как грум увез одну записку для судьи и вторую для полковника Торнтона.
Времени оставалось совсем мало.
Филип подошел к двери, ведущей в коридор. Теперь она была не заперта. Он открыл ее и вышел в широкий, тускло освещенный холл, выкрашенный белой краской.
– Хопвит! – позвал он. – Хопвит!
Старый слуга, как всегда невозмутимый, появился будто из воздуха. Интересно, где он прячется?
– Хопвит! Вы, случайно, не слышали, о чем мы говорили с леди Олдхем?
– Должен признаться, милорд, вы с ее светлостью не заботились о том, чтобы понижать голос.
– И вы тоже верите, что я убил ту женщину?
– Нет, милорд. Ни ее, никого другого вы не убивали.
– Отлично! Мне срочно нужно ехать в Лондон. У нас здесь имеется легкая карета или двуколка?
– Ваша светлость, но верхом выйдет гораздо быстрее. Ваша кобыла, Фолли, может…
– Я не умею ездить верхом, никогда не учился. Зато мальчиком меня учили править. Так имеется у нас двуколка или кабриолет?
Услышав, что хозяин не умеет ездить верхом, Хопвит явно испугался. Возможно, решил, что он, Филип, действительно сошел с ума.
– Двуколка у нас имеется, милорд, – отвечал Хопвит, снова становясь самим собой, – и хорошая упряжная лошадь тоже.
– Тогда запрягайте, и как можно скорее. И прикажите накрыть легкий завтрак в столовой. А пока…
– Милорд! Вы не одеты, как полагается… И небриты! Я справлюсь один.
– Бритье подождет. Оденусь я сам. Если вспомню, как что надевается… Стойте! Кто мои банкиры?
– Как всегда, милорд. Хуксоны, между воротами Темпл-Бар, против музея восковых фигур миссис Сомон.
– А… ах да, – сказал Филип. – Мистер Ричард Торнтон еще здесь?
– Нет, милорд. Как только он услыхал, что ваша светлость уже встали, мистер Торнтон заявил, что хочет прогуляться в саду, и как молния выбежал из дому.
– Жаль, – сказал Филип и бросился к себе в спальню. Наскоро умывшись холодной водой из кувшина, чтобы снять головную боль, он стал рыться в шкафах в поисках одежды.
Нижнего белья не было, кажется, никто его не носил. Зато он нашел приличную рубашку с низким воротом и галстуком. Отыскал немного старомодный сюртук, приталенный и с длинными фалдами сзади – синий, однобортный, с рядом медных пуговиц. Филип выбрал красный жилет, какой носили тори, белые замшевые бриджи с короткими шелковыми чулками и сапоги.
С остальным он справился без труда, но шейный платок и сапоги стали сущим мучением. Он понятия не имел, как в восемнадцатом веке было принято завязывать галстук, и в конце концов повязал его пышным бантом, засунув концы под жилет. Затем долго топал ногами и ругался, пока узкие сапоги не налезли наконец на ноги.
Оставалось уложить волосы так, как он видел у других, и…