- Потому что ты мужчин, белый мужчин. Ты - мистер Чарли, - добавила Амелия и рассмеялась.
- Так вот что означает "мистер Чарли"?
- Ну конечно. Ты и мистер Чарли, и ещё кое-кто, иногда просто мужчин, иногда жулик и проходимец, но всегда белый мужчина. Так что в маминой языке хватает синонимов для тебя.
- Вот это да!
- Продолжалось это часа четыре. Я уж думала, что это она никогда не остановится.
- Поэтому ты и не смогла прийти в половине четвертого?
- Да, поэтому. Она позвала моего брата, чтобы он приехал и поговорил со мной. Он женат, у него двое детей, работает таксистом. Так вот, она позвонила в гараж и попросила, чтобы он позвонил матери, как только вернется с линии. Раньше четырех он не освобождается, так что я знала, что застряну дома до, как минимум, четверти пятого. У них гараж на Двенадцатой, у самой реки. И что ты думаешь - он приехал в двадцать пять минут пятого! Мы поговорили буквально три секунды - и я ушла.
- И что он сказал?
- Он сказал: "Амелия, ты совсем рехнулась".
- А ты что сказала?
- А я сказала: "Луис, пошел ты к чертям".
- И потом?
- Он с, что если увидит нас вместе, то отрежет тебе эти самые - он все назвал своими именами.
- И что, он сделает это?
- Луис - толстый, довольный жизнью таксист, он и не знает, где их искать, потому что у него самого вряд ли что осталось с тех пор, как в пятьдесят третьем он женился на Мерседес. Слушай, это ничего, что я так говорю?
- Как - "так"?
- Ну, слишком свободно, что ли. Хотя на самом деле я повторяю не все слова, которые говорил мой брат. Как бы там ни было, я снова послала его к черту и ушла.
- А это ничего.
- О чем это ты?
- Что ты выражаешься в таком духе. - Роджер сделал паузу. - Мы никогда дома не употребляем сильных выражений. У нас мать в этом отношении очень строга.
- Ладно, ну их, наших мамаш, правда? - сказала Амелия.
Роджер почувствовал секундное раздражение от этой фразы Амелии, но только кивнул и \:
- Что мы будем делать?
- Прогуляемся немного. Я люблю снег. На фоне снега я так выделяюсь!
- Ты и без него ещё как выделяешься, - произнес Роджер.
- Да-а?
- Да.
- Ты умеешь говорить приятные вещи. Ох, предупреждала меня мамочка! Ой, извини, мы же условились не говорить о матерях.
- Куда прогуляемся?
- Куда глаза глядят, какая разница?
Ему не понравилось, как Амелия произнесла это, но он сказал себе: спокойно, не расходись. В конце концов, она предоставляет ему инициативу. Она дает ему понять, что последует за ним, куда бы он ни пошел. Она позволяет ему быть мужчиной, ему, который уже давно мужчина в своей семье! Ему совсем не хочется выходить из себя, как это случилось прошлой ночью, когда он был с Молли. Тогда он начал заводиться, когда Молли стала рассказывать ему о том мужчине из Сакраменто. Потом он сказал себе, что ей не следовало говорить с ним о другом мужчине, лежа в постели с ним, Роджером. Вот что так разозлило его. Но даже когда он пытался убедить себя в этом, в глубине души у него таилась мыслишка, что истинной причиной внезапной вспышки гнева с его стороны был отнюдь не человек из Сакраменто. Он сам не мог до конца понять этого, но каким-то шестым чувством распознал, что разозлился на Молли только потому, что она начала сильно нравиться ему. Вот этого он никак не мог понять.
- По-настоящему у меня был только один мужчина в жизни, - сказала ему Молли прошлой ночью. - Только один до тебя.
Он ничего не сказал ей на это. Они лежали обнаженными на кровати в его комнате. Роджер чувствовал себя обессиленным и довольным. Он лежал и слушал завывания февральского ветра за окном. Ночью ветер всегда кажется сильнее, особенно в чужом городе.
- Я встретила его, когда мне было двадцать лет, прошел как раз год после смерти матери. Ничего, что я говорю с тобой об этом?
- Ничего, - ответил он, потому что в тот момент он и вправду не возражал, его ещё ничто не раздражало, она ему очень нравилась. Он думал о том, как его мать будет посмеиваться над ним из-за того, что он привел в дом ещё одного гадкого утенка, а он ей скажет: "Мам, ты что, она же красивая".
- Это была моя первая работа после окончания курсов. Я ещё не умела ни по-человечески делать свою работу, ни обращаться с ним. Я никогда до этого не гуляла с мальчиками, ребята не приглашали меня на свидания. Мне кажется, меня за всю жизнь целовали пяток раз, не больше, да однажды мальчик коснулся моей груди, когда мы украшали спортзал, готовясь к выпускному балу в школе. А во время бала я даже ни разу не танцевала, потому что меня никто не приглашал. - Молли остановилась. - А того звали Теодор Майклсен. У него был брат, священник из Сан-Диего. Этот мужчина был женат, имел двоих детей - мальчика и девочку, их фотографии стояли у него на рабочем столе. В этой же рамке была и жена, но это была такая рамка, которая открывалась и закрывалась, как книга. Жена была у него в левой половине, а дети - в правой. Ты не против того, что я рассказываю такие вещи?
- Нет, - ответил он.
Он был действительно не против. Он лежал, обняв её одной рукой и глядя в потолок, чувствуя ухом движения её губ и думая о том, какой у неё нежный голос и как ей тепло и спокойно в его объятиях.
- Я не знаю, как это началось, - продолжала Молли. - Думаю, что однажды он просто поцеловал меня. Пожалуй, это был первый случай в моей жизни, когда меня кто-то поцеловал - как мужчина, я имею в виду. И потом все и началось, не знаю как. Не в этот день, а несколькими днями позже. Кажется, это была Пятница, все ушли домой, а мы остались. Мы занимались этим в его кабинете. Слушай, я же знаю, тебе не хочется слушать все это.
- Нет-нет, все нормально, - отреагировал Роджер.
- Мы делали это каждый день, - сказала она. И добавила: - Мне понравилось.
Вот тут на него и накатила злость...
Под ногами у него скрипел снег. Крепко держа его руку, Амелия сказала:
- Мы идем к реке, ты знаешь?
- Нет, не знаю.
- А о чем ты сейчас думал?
- Сейчас думал? - Он замотал головой. - Ни о чем не думал.
- Думал. Точно думал. Только что. Ты был от меня в миллионе миль.
- Думал, что надо ехать домой. - Девушка я, конечно, неотразимая. Ты прогуливаешься со мной, и единственно, о чем способен думать в это время это о возвращении домой.