Литератор вдруг увидел, что прямо на него несется УАЗ. За рулем УАЗа сидел какой-то молодой парень и широко открытыми глазами смотрел на Половцева. Когда между автомобилями оставалось не более пяти метров, литератор, вдруг очнувшись, резко повернул руль вправо и, выехав на тротуар, врезался в стену здания института в считанных сантиметрах от средних лет мужчины.
При столкновении литератор больно ударился грудью о руль, не давший ему вылететь из кресла. Зато Кирюха, выдавив головой лобовое стекло, лег на исковерканный капот, автомобиля на расстоянии мизинца от институтской стены.
— Приплыли! — радостно прокукарекал Кирюха, видя перед своим носом стену и чувствуя при этом несказанный прилив энтузиазма.
Половцев с трудом выбрался из салона автомобиля и бросился туда, где несколько секунд назад что-то взорвалось. За ним ковылял лейтенант, держа Кирюху под руку. А Кирюха так и семенил своими спутанными, как у бычка, ногами.
За углом литератору открылась страшная картина. Горел какой-то автомобиль, очень похожий на «Волгу». Правда, цвет автомобиля уже невозможно было определить. В нескольких метрах от факелом горящего автомобиля суетились люди, один из которых отдавал другим команды. Примерно в десяти метрах от догорающей машины лежало два полуобгорелых тела.
На улице уже скопилось множество зевак, молчаливо вкушавших зрелище, каждый из которых мог совершенно бесплатно занять место в первом ряду. Литератор слышал отдельные реплики. Среди прочих фраз в его мозг впечатались слова одного из стоявших над трупами: «Полковника насмерть: даже костюм с какими-то бумажками погорел, а урка еще ногами дрыгает…»
Не соображая, что он делает, Половцев механически шел прямо на огонь. Ему хотелось заглянуть в салон и в багажник горящего автомобиля и убедиться, что Андрея там нет. Еще ему хотелось заглянуть в лица обгоревших, чтобы убедиться, что это не Пахом и не… Нет, об этом он не мог думать. Еще ему хотелось узнать у суетящихся возле автомобиля людей, что это никакая не черная «Волга», а белый «мерседес».
— Стойте, сюда нельзя! — кто-то шел наперерез Половцеву.
— Мне надо. Мне можно. Там… Кто там сгорел, какой полковник? Это черная «Волга»? — едва слышно монотонно твердил литератор.
— Я же сказал: нельзя! — человек в сером пиджаке, взяв литератора за руку, с силой развернул его и толкнул от себя: — Иди отсюда.
Все так же механически Половцев пошел назад. Он шел, глядя сквозь дома и людей, словно пытаясь заглянуть за край земли — в завтрашний день и увидеть там Андрея… Литератор шел до тех пор, пока не уперся грудью в ладонь лейтенанта.
— Ну что там? — спросил лейтенант, стоявший под руку с испуганным Кирюхой метрах в пятидесяти от толпы. — Есть жертвы?
— Там кто-то большой лежит, и второй тоже… Полковник насмерть, а урка ногами дрыгает… Андрея там нет, — с видимым нажимом, заученно произносил Половцев, глядя на лейтенанта стеклянными глазами.
Лейтенант внимательно посмотрел на литератора и тихо сказал:
— Ну конечно, его там нет, — Вдруг он словно опомнился и скороговоркой переспросил Половцева: — Полковника насмерть? Вы так сказали, да?
— Полковника насмерть, а урка… — литератор смолк и только сейчас увидел перед собой лейтенанта, которой одной рукой схватился за голову, -… ногами дрыгает…
— Поехали, — очень тихо сказал лейтенант. — Наверное, я знаю, где ваш сын.
— Поехали, — сказал Половцев, равнодушно глядя сквозь лейтенанта своим остановившимся взглядом. — Его зовут Андрей.
— Зачем теперь ехать-то, начальник! — вдруг захныкал Кирюха, нутром чуя опасность и пытаясь вырваться от лейтенанта. — Ведь это — та самая «тачка»! Сами же видите! Я никуда не поеду! — Кирюха даже взвизгнул.
— Поедешь… А еще раз дернешься, тогда точно здесь останешься, но уже навечно! — и лейтенант так посмотрел на испуганного Кирюху, что тот сразу присмирел.
Когда наконец прозвучал взрыв, Пахомов улыбнулся и включил зажигание. Надев на голову черную кепку, он медленно подъехал к углу дома, за которым стояла «Волга». Заглушив мотор, он вышел из автомобиля и присоединился к толпе зевак.
Взрыв получился хороший. Те двое, которые пытались проникнуть в «Волгу», лежали на асфальте. Даже в этих полуобгоревших телах Пахомов сразу узнал Филина и, к своему немалому удивлению, полковника.
«А „папа"-то откуда здесь?» — подумал он и вдруг увидел в нескольких десятках метров от себя лежащую на тротуаре Елену Максимовну. Над ней склонилось несколько прохожих. Одна старушка, стоявшая рядом с майоршей, вдруг заголосила:
— Тут женщину убило!
Пахомов боялся подойти к лежавшей недалеко от него Елене Максимовне, поскольку его мог заметить Локшин или его люди, суетившиеся возле «папы» и Филина. Около лежавшей начала скапливаться толпа. Приметив одного мужчину, который выбрался из этой толпы зевак и пошел прочь, Пахомов догнал его.
— Что с женщиной? — спросил Пахомов, остановив мужчину.
— Наповал! — кратко ответил тот и, усмехнувшись, пошел дальше.
— Тем лучше, — пробурчал вслед ему Пахомов и направился к своему автомобилю.
Теперь он думал только о майоре Берковиче. Ситуация, попробовав выкинуть неожиданный фортель с майоршей, которая почему-то осталась в живых (правда, теперь он понимал почему!), вновь складывалась таким образом, что он, Пахом, должен был отыскать майора Берковича и уничтожить его как последнего свидетеля. Уничтожить, чтобы получить свои деньги и не потерять при этом жизни.
Пахомов крутил в руках план, ту самую бумажку, которую нарисовал полковник и которую он извлек из кармана мертвого Богдана там, на болоте. На даче у «папы» все они должны укрыться на случай, если что-нибудь у них в Васкелове сорвется. Теперь полковник и Богдан были мертвы. Но в доме полковника мог, нет, должен был находиться Беркович. Ведь он-то еще не знал, что «папы» уже нет.
Солнцев без всякого удивления взирал на нового посетителя своей берлоги.
Крепко сбитый мужчина в мятом медицинском халате, который не застегивался у него на груди, с засученными до локтей рукавами, грубо держал палача за шиворот и снисходительно улыбался.
Клетчатый был подавлен, даже морально раздавлен таким поворотом выстраданного им злодейского сюжета. Неожиданный порыв ледяного ветра реальности безжалостно сорвал с него красный колпак палача и набросил на шею уже намыленную петлю судьбы, которая начала затягиваться, холодя кровь в жилах. (Действительно, откуда вдруг взялся здесь этот спаситель в белом халате?) Кроме того, у клетчатого неожиданно возникли проблемы с животом: он переминался с ноги на ногу и с тоской человека, которому все равно сейчас умирать, внутренним взором следил за бурными процессами в собственном кишечнике.
— Вы готовы… к смерти? — низким и немного трубным голосом спросил «командор» клетчатого, с трудом сдерживая улыбку.
— Мне бы в туалет… сначала, — опустив голову и боясь взглянуть на «командора», прошептал клетчатый.
— А стоит ли? — все тем же голосом, только еще басовитее и «загробнее» спросил «командор», на этот раз отвернув голову в сторону и беззвучно смеясь.
— Очень надо, — пропищал клетчатый и боком-боком, не оборачиваясь на посланника преисподней, начал продвигаться к выходу, где был туалет. Что-то в клетчатом надломилось: он вдруг понял, что никакой он не палач, то есть великий труженик вечности, утомленный ответственностью перед обществом и своими нелегкими «заплечными» трудами, а обыкновенная жертва.
Не было в клетчатом высокой философичности могильщика, как воздух, необходимой в данном «топорном» деле, исключающей всякие сомнения и угрызения, а также напрочь отменяющей страх перед смертью.
Да, он боялся смерти, боялся до полного и почти мгновенного расслабления желудочно-кишечного тракта, когда можно запросто испортить воздух в обществе приличных людей, поскольку вам уже все равно с ними не жить.
Потолкавшись во все двери и наконец найдя нужную, клетчатый, пролепетав: «Минуточку…», уединился, проскрипев задвижкой.
Солнцев наблюдал за этой картиной со все возрастающим вниманием. Постепенно физик пробуждался, сбрасывая с души тяжелую, плотную пелену безразличия.
«Командор» поднял с пола пистолет клетчатого и спрятал его себе за пояс брюк, которые, плотно и подробно, как у молодого человека с танцплощадки семидесятых годов, облепили его ниже пояса. Улыбнувшись, «командор» кивнул головой в сторону туалета, в котором сейчас исполнялась целая симфония.
— Пора, — низко и торжественно сказал «командор» и сделал три нарочито тяжелых шага в сторону туалета.
И тут в туалете началась какая-то невообразимая возня, словно на одном квадратном метре за несчастным клетчатым гнались сразу пять или шесть разбойников с топорами и суковатыми дубинами, гнались и не могли догнать.
Сейчас, сейчас… — еще раз страшно продудел «командор».
Вдруг за дверью туалета возник вакуум или саднящая слух звенящая тишина, то есть разом куда-то пропали и клетчатый, и пять-шесть ушкуйников с топорами и дубинами. Было такое ощущение, что баллистическая ракета, ревевшая до сих пор в пусковой шахте с включенными двигателями, наконец преодолела земное притяжение и ушла в космос через дырку в потолке.
— Он катапультировался, — сказал Солнцев, впервые за несколько последних месяцев улыбнувшись. — Но как? В сортирное окошко голова-то едва пролезет, а у джентльмена такая задница!
— Пусть бежит. Во шпарит, просто спринтер какой-то! — сказал «командор», выглядывая в окно и с удовольствием разглядывая драпающего клетчатого, на котором, уже не было его замечательного пиджака в клетку а широкие с отливом брюки болтались вместе с подтяжками где-то возле колен.
Весь в красных лучах заходящего солнца, огненный, как Прометей, несчастный палач бежал к своему автомобилю. Он все время пытался уцепиться руками за брюки, чтобы поднять их и застегнуть на животе, но они ему не давались: всякий раз выскальзывали из потных и дрожащих ладоней. Уже два раза, запутавшись в них, он упал на асфальт. При этом палач совсем не почувствовал боли, а стильные брючки благополучно превратились в половую тряпку.