Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.
- Непонятно, - в ее голосе Игорь уловил нотки раздражения, - совсем непонятно, такая серьезная организация и глупые мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?
- Действительно, нехорошо, получилось, - сознался Игорь, - но я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где сейчас Шантрель.
Говоря так откровенно, Игорь очень рисковал. Он просто не должен был так себя вести. Если Попова связана с Шантрелем, то все. Она немедленно бы поняла, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась бы еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам, а главное - поверил большой фотографии лейтенанта на стене. Он смотрел с нее, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное и гадкое.
- Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню. Хозяйка удобнее устроилась на диване. - Он у меня вызвал странное чувство...
- Какое?
- Брезгливости и жалости одновременно. Он какой-то неестественный, ну как персонаж "Синей птицы"...
"Странные ассоциации", - мысленно усмехнулся Игорь.
- Деланный он был, как кукла тряпичная. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему подошла и спрашиваю, вы, мол, на Минском комбинате не знали мою подругу художницу Шкляревскую Стасю? Он говорит: конечно, знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался. Мол, извините, контузия, помню плохо.
- Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете. - Игорь весь подался вперед. - Ну а еще что-нибудь?
- А он действительно оказался сволочью?
- Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.
- Буду ждать. Вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?
- Вам, я думаю, можно. В грязных махинациях с ценностями и продовольствием.
- Очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему их родственники привозят. А один раз в компанию взял. В апреле. Пойдемте, говорит, пасху праздновать.
- А куда звал, адрес, может быть, помните?
- Говорил, что к друзьям, где-то в районе Кировского метро.
- Да, не слишком точный адрес.
- Знала бы, спросила.
- Я понимаю.
- А вы, кстати, товарища вашего позовите, чего ему в коридоре-то. Я чай сейчас поставлю.
- В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом обязательно. Игорь встал, надел фуражку. - Ну, извините нас за беспокойство. Служба.
- Я понимаю. Жаль, что бестолковая я.
- Нет, вы нам с Минском помогли.
- Тогда очень рада.
На улице Белов спросил Игоря:
- Ну как?
- Глухо. Правда, кое-что есть интересное. Понимаешь, Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что сон сей означает? Вот и я не знаю.
Они шли по Тверскому бульвару, шли и удивлялись, что он такой же точно, как и до войны. Так же на лавочках сидели старички с газетами, дети играли в траве, вязали что-то старушки.
- Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, внезапно прервал молчание Белов, - так здесь все так же было. Будто войны и в помине нет.
- Война-то есть, к сожалению. - Игорь посмотрел по сторонам. - Вон она, война, видишь?
Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, сверху прикрытая дерном. Чуть подальше - вторая. Да, война добралась и сюда, до этой тишины, запаха липы, ярких майских листьев. И облик ее был особенно отвратительным на фоне зелени и покоя.
ДАНИЛОВ
Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрац. Узкие полосы - удача, широкие - неприятности. Прочтя эти строки - а был тогда Данилов совсем молодым шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном но, работая в уголовном розыске, все чаще и чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале "Нива" за 1912 год уголовный роман "Золотая паутина".
И опять сбылись его предсказания. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полоску удачи. Совсем узкую, а за ней начиналось широкое черное пространство. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц прошел, а они не сдвинулись ни на шаг.
Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки все для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике: только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уж Данилов проверил его показания, все совпало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова. С их помощью его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка - бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с "обыском". Столько удачных совпадений - и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач: за месяц дело не продвинулось ни на сантиметр.
- Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, - сказал на очередном совещании начальник. - Мне это дело вот где, - он похлопал себя ладонью по шее, - вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь?
А что Данилов мог ответить? Ничего. Совсем ничего.
После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул крючки на воротнике гимнастерки.
- Ну, давай, Иван Александрович, вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?
- Немного.
- Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четырех, ну, двух можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?
- Пятьдесят четвертый, третий, два пятьдесят вторых, четвертый и сорок восьмой, третий рост.
- А во что убитые одеты были?
- Пятьдесят четвертый, третий, пятьдесят второй, четвертый.
- Значит, остались двое: один ростом около 176, а второй - 161 - 165. Так?
- Так.
- Теперь, что дал ГУМ?
- Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области.