- Простите, Константин Васильевич, вы сколько классов окончили? - спросил Басков.
Прежде чем ответить, Зыков с каким-то новым вниманием посмотрел на Баскова и, вероятно, разобрал подспудное значение вопроса: отчего и для чего он за-дан? Дальше он свою речь поддельными простонародными завитушками украшал уже не столь густо.
- Семь, а что? - сказал Зыков, потеряв всю смачность голоса.
- Ничего, так просто... Ну и что этот аленький цветочек?
Зыков словно уж забыл, о чем шла речь. Помолчав/ он продолжал без всякой охоты, как досказывают конец анекдота, который, оказывается, давно известен слушателю.
- Ну что... Ходила она, ходила... "Ах, Игорь Андреич! Вы такой хороший, Игорь Андреич!... Вы себе цены не знаете, Игорь Андреич!" А он ей все стишата читал...
Басков счел, что пора кончать разговор, и встал.
- Ну я пошел. Спасибо за содействие. Может быть, мне понадобится еще раз встретиться с вами.
- Мы всегда рады, милости просим.
Глава 7
ГОСТИ ШАЛЬНЕВА
По пути в райотдел милиции Басков испытывал чувство какого-то неопределенного недовольства собою, словно начал работу и бросил ее, не завершив.
Старший лейтенант Шустов, встретив его у себя в кабинетике, предложил пойти перекусить.
- Подожди. Давай покурим, - отказался Басков,
- Не так чего-нибудь? - спросил Шустов. Басков закурил, походил вдоль стола и сказал:
- Ты быстрей меня сообразил про костюмчики, С разного плеча, верно?
- Абсолютно.
- Зыков намекнул - мол, Шальнев в прежние годы мог иную комплекцию иметь. А два костюма совсем новые. Финского производства. А давно ли у нас финские костюмы появились?
- Ну, может, лет десять...
- Но эти-то явно не десять лет в шкафу висят.
- Точно. Фасон модный. Басков спросил:
- У тебя магнитофон есть?
- Найдется.
- Одолжи, пожалуйста. И кассет штуки три. Шустов достал из сейфа портативный магнитофон и кассеты.
- Не дают мне покоя костюмы эти, - сказал Басков. - Пойду к Зыкову, пока он не остыл... А ты, будь другом, узнай, работал Зыков двадцатого июля и в какую смену...
Зыков вроде бы и не удивился такому скорому возвращению Баскова, однако вид у него был настороженный.
Басков поставил магнитофон на стол, сел в пододвинутое Зыковым кресло и сказал озабоченно, как бы приглашая хозяина разделить эту озабоченность:
- Не пойму я одну штуку, Константин Васильевич.
- А чего? - с готовностью отозвался Зыков.
- Не сосед ваш носил эти костюмчики, которые новенькие.
Зыков промолчал.
- Давайте начистоту, Константин Васильевич: были
гости у соседа?
- Были, - вздохнув, ответил Зыков.
- Это их костюмы? Зыков кивнул головой.
- В них и приехали.
- Почему сразу не сказали?
- Да ведь оно знаете как - путаться кому охота?
- Почему путаться? Во что? Или подозрительные гости были?
- Зачем! - возразил Зыков. - Полярники они.
Это было сказано горячо, но Басков уловил фальшь в тоне Зыкова и почувствовал недоверие к нему, даже некое подозрение шевельнулось у него. Но на каком основании можно подозревать Зыкова в чем-то противозаконном? Нет таких оснований. Одна интуиция, нечто из области парапсихологии, а парапсихологию Басков, хоть убейся, за науку не признавал, не боясь заслужить репутацию отсталого и даже темного человека у тех, кто тотчас захлебывается от восторга перед всякими новомодными идеями, едва они являются на свет. Правда, Зыков соврал, когда ему показывали костюмы, но этого еще недостаточно, чтобы зачислять его в категорию подозреваемых.
И все-таки Басков не верил Зыкову. А Зыков, видно, почувствовал это еще гораздо раньше, чем Басков задал ему прямой вопрос, уличавший его во лжи. Стало быть, не имело смысла маскировать истинное свое отношение к нему, тем более что Басков и с самого начала не очень-то старался притворяться лучшим другом Зыкова. Такова уж дана ему натура; он всегда оставался вежливым и корректным даже с самыми несимпатичными ему людьми, так или иначе причастными к преступлениям, но быть артистом, разыгрывать роль отца и благодетеля не умел и не хотел. В раскрытии преступлений Басков не придавал никакого значения личному обаянию дознавателя, целиком полагаясь на неопровержимость твердо установленных фактов...
Молчание становилось тягостным, и Басков его нарушил.
- Вы меня извините, Константин Васильевич, - сказал он, - покажите ваш паспорт. Для порядка надо.
Эта просьба возникла не по наитию - о паспорте Басков подумал, еще когда только входил в квартиру и увидел открывшего дверь Зыкова. Само слово "паспорт" как бы напрашивалось быть кодовым названием дела, если бы такие названия употреблялись в угрозыске для дел официально, а не только в рабочем обиходе среди инспекторов, прибегавших к ним для краткости: именно паспорт, обнаруженный в кармане у Шальнева, послужил тем коконом, из которого Басков тянул свою нить - путеводную, как он надеялся.
Реакция Зыкова на вполне безобидную просьбу оказалась для Баскова неожиданной. Зыков расстегнул суетливыми пальцами две пуговицы на рубахе, словно ему стало душно, и вдруг громко запричитал:
- Господи, вот беда! Нету паспорта, пропал! Неведомо как, а пропал!
- Когда пропал? - как можно спокойнее, чтобы вселить спокойствие и в Зыкова, спросил Басков.
- Да кабы знать! - Зыков вскинул руки выше головы. - Года два, считай, не лазил в шкатулку, не нужон был... Зачем он, паспорт? В полуклинику не хожу, здоровый... По санаториям не разъезжаю...