Человек, под началом которого находились оба управления, именовался Директором Главной Разведслужбы; и предполагалось - теоретически - что он будет подчинен министру внутренних дел. Но, как правило, глава государства сам хочет руководить шпионским департаментом. На то есть две причины. Одна из них заключалась в том, что этим шпионам постоянно грезятся какие-то бредовые планы убийств, шантажа и вторжения и они могут причинить массу беспокойств, если не придерживать их на твердой земле реальности, так что и президент и, премьер-министр предпочитают сами приглядывать за этим департаментом. Вторая причина заключалась в том, что разведка - источник власти, особенно в странах с нестабильными режимами, и глава государства хотел, чтобы эта власть принадлежала только ему.
Так что Директор Главной Разведслужбы в Каире обычно выходил с докладом или прямо на Президента, или на государственного министра при нем.
Каваш. тот самый высокий араб, который при допросе убил Тофика, а потом передал дозиметр Пьеру Боргу. работал в управлении общих расследований в его гражданской части. Он был умным достойным человеком с большим чувством ответственности, но в то же время глубоко религиозен - до мистицизма. Именно это определяло его глубоко укоренившиеся взгляды на реальный мир. Он принадлежал к той ветви христианских верований, которая считала, что возвращение евреев в Землю обетованную предначертано в Библии и знаменует конец царства земного. Противостоять этому возвращению смертный грех: работать же ему на пользу - святая обязанность... Поэтому Каваш и стал двойным агентом.
Всего себя он отдавал только работе. Вера привела его в глубины секретной службы, и постепенно он терял друзей, соседей и даже - с большим исключением - членов семьи. У него не было никаких личных желаний, кроме намерения оказаться на небе. Он вел аскетический образ жизни, и единственное, его развлечение - подсчет очков в шпионских играх. Он несколько напоминал Пьера Борга, но с небольшой разницей: Каваш чувствовал себя счастливым человеком.
Хотя в настоящее время он был взволнован. Пока он потерял очки в деде, которое началось с появления профессора Шульца, что его расстраивало. Проектом в Каттаре занималось не управление общих расследований, а другая ветвь разведслужбы - военная разведка. Тем не менее, Каваш. торопясь и успокаивая себя, во время долгих ночных бдений разработал план проникновения на секретный объект.
Его второй кузен Ассам работал в офисе Директора Главной Разведслужбы, в отделе, который координировал действия военной разведки и управления общих расследований. Ассам был значительно старше Каваша. но тот был куда хитрее.
В самое жаркое время дня два кузена сидели в задней комнатке маленькой грязной кофейни близ Шериф-Паша, курили, пили липкий густой лимонный ликер и клубами дыма отгоняли надоедливых мух. В своих легких пиджаках и усиками "а-ля Насер" они были очень похожи. Каваш хотел с помощью Ассама что-то узнать о Каттаре. Он тщательно разработал линию разговора, в ходе которого надеялся расколоть брата, но понимал, что должен действовать очень осторожно в надежде получить поддержку Ассама. Несмотря на съедавшее его внутреннее беспокойство, он был, как всегда, уверен в себе и невозмутим. Начал он беседу с достаточно прямого вопроса:
- Брат мой, знаешь ли ты, что происходит в Каттаре? Правильные черты лица Ассама приобрели уклончивое выражение.
- Если тебе неизвестно, я не имею права рассказывать. Каваш покачал головой, давая понять, что Ассам явно не понял его.
- Мне не нужно, чтобы ты выдавал мне секреты. Кроме того, я и сам могу догадаться, какой цели служит проект. - Это было ложью. - Меня беспокоит лишь, что контролирует его Мараджи.
- Каким образом?
- Я о тебе думаю. О твоей карьере.
- Меня не беспокоит...
- Значит, стоит побеспокоиться. Мараджи хочет занять твое место, и ты должен знать об этом.
Владелец кафе принес блюдо с оливками и две плоские тарелки с "питой", местным хлебом. Каваш молчал, пока тот не покинул их. Он видел, что ложь относительно Мараджи привела Ассама в состояние неопределенного беспокойства.
- Я предполагаю, - продолжил Каваш, - что Мараджи выходит с докладами прямо на министра.
- Хотя и я вижу все документы, - возразил Ассам.
- Но ты не знаешь, о чем он говорит с глазу на глаз с министром. У него очень сильное положение.
- Кстати, как тебе удалось узнать о сути проекта? - нахмурился Ассам.
Каваш прислонился спиной к прохладной цементной стенке.
- Один из людей Мараджи исполнял обязанности телохранителя в Каире и установил, что за ними следят. На хвосте у него сидел израильский агент по имени Тофик. У Мараджи не было оперативников в городе, так что его просьба о помощи поступила прямо ко мне. Я и взял этого Тофика.
Ассам с отвращением фыркнул.
- Плохо, что он позволил следить за собой. Еще хуже, что он обратился не в то управление за помощью. Просто ужасно.
- Может, нам удастся что-то с этим сделать, брат мой. Ассам почесал нос пальцем, унизанным кольцами.
- Продолжай.
- Расскажи Директору о Тофике. Скажи, что Мараджи, несмотря на его несомненные таланты, допустил тут ошибку, потому что еще молод и неопытен по сравнению с таким, как ты сам. Настаивай, что ты сам должен заняться личным составом тех, кто имеет отношение к проекту в Каттаре. Затем доверь эту работу преданному тебе человеку.
- Понимаю, - медленно склонил голову Ассам. - Очень хороший план. Сегодня же переговорю с Директором. И я благодарен тебе, брат.
Каваш должен был сказать кое-что еще - может быть, самое важное - но хотел обронить это в подходящий момент. Он решил, что имеет смысл подождать несколько минут. Встав, он сказал:
- Не ты ли всегда опекал меня? Они вышли бок о бок в пекло дня.
- И я немедленно же начну поиски нужного человека, - заявил после некоторого молчания Ассам.
- Ах да, - спохватился Каваш, словно только что припомнив какую-то незначительную деталь. - У меня есть человек, который просто идеально подойдет тебе. Он умный, толковый и очень надёжный - сын брата моей старшей покойной жены.
Глаза Ассама сузились.
- Значит, он будет все докладывать и тебе тоже.
- Если ты считаешь, что прошу у тебя слишком многого... - Каваш развел руки в жесте молчаливого сожаления.
- Нет, - возразил Ассам. - Мы же всегда помогали друг другу.
Пьер Борг знал Ната Дикштейна лет двадцать. В конце 1948 года Борг не сомневался, что у этого мальчишки нет никаких данных, чтобы стать толковым агентом, несмотря на его авантюру с судном. Тощий, бледный, неловкий и несобранный. Но решение принимал не Борг, и Дикштейн поступил под его начало. И Борг быстро уяснил, что при всех неказистых внешних данных мальчишка чертовски умен и хитер. Кроме того, он обладал каким-то странным обаянием, сути которого Борг не понимал. Кое-кто из женщин в Моссаде просто с ума сходили по нему - хотя остальные, включая и Борга, не видели в нем ничего этакого особенного. Во всяком случае, Дикштейн ни к кому не проявлял интереса: в его досье было записано:
"Сексуальная жизнь: никакой".
С годами Дикштейн обрел и опыт и знания, и теперь Борг мог положиться на него больше, чем на любого другого агента. По сути, будь у Дикштейна личные амбиции, он мог бы занять пост самого Борга.
Тем не менее, Борг так и не понял, как Дикштейн воспринял его инструктаж.
В Моссаде были и другие люди, которые могли справиться с расписанным планом не хуже Дикштейна - например, Майк, глава отдела специальных операций, да и сам Борг. Но не было никого, кому Борг мог сказать, как Нату Дикштейну: вот проблема - иди и решай ее.
Они вдвоем провели весь день в специальном укрытии Моссада в городке Рамат Ган, неподалеку от Тель-Авива. Проверенные сотрудники Моссада с револьверами в кобурах под мышкой готовили им кофе, подавали еду и патрулировали сад. Утром Дикштейн встретился с молодым преподавателем физики из института имени Вейцмана в Реховоте. У ученого были длинные волосы, цветной галстук, и он объяснял химические свойства урана, природу радиоактивности и понятие критической массы с бесконечным терпением и предельно ясно. После ленча Дикштейн разговаривал с администратором из Димоны об урановых шахтах, обогатительных фабриках, технике обращения с ядерным топливом, его складирования и транспортировке, о правилах безопасности и интернациональных законах, о Международном Агентстве по атомной энергии, о Комиссии по атомной энергии США, о соответствующих учреждениях в Британском королевстве и Евроатоме.
К вечеру Борг и Дикштейн вместе пообедали. Борг сидел на какой-то диете, питаясь салатами и вываренным мясом, но выпил большую часть бутылки красного израильского вина. Он извинился, объяснив, что должен успокоить нервы, дабы его беспокойство не передалось Дикштейну.
После обеда он вручил Дикштейну три ключа.
- Тут полные наборы для тебя в сейфах в Лондоне. Брюсселе и Цюрихе, сказал он. - В каждом - паспорта, водительские удостоверения, наличные и оружие. Если тебе придется воспользоваться каким-нибудь из них, оставь в сейфе старые документы.
- Отчитываться я должен перед вами или перед Майком? "Да ты вообще никогда ни перед кем не отчитываешься, сукин ты сын", - подумал Борг, но вслух сказал:
- Будь любезен - передо мной. При первой же возможности звони прямо мне, но пользуйся кодовым языком. Если не сможешь связаться со мной, свяжись с любым посольством и пусти в ход код встречи - а я уж попытаюсь найти тебя. где бы ты ни был. И в крайнем случае шли закодированное письмо дипломатической почтой.
Дикштейн бесстрастно кивнул: все это было привычной рутиной. Борг смотрел на него, стараясь проникнуть в его мысли. Что он чувствует? Считает ли, что справится с заданием? Есть у него какие-то идеи на этот счет? Собирается ли он сначала прощупать все возможности и лишь потом сообщить, что задание представляется невозможным? Убежден ли он, что создание бомбы пойдет на пользу Израилю?
- Тут должен быть какой-то предельный срок, - заметил Дикштейн.
- Да, но мы не знаем, что он собой представляет, - Борг вытащил из салата кружочки лука. - Мы должны сделать нашу бомбу раньше египтян. Это значит, что твой уран должен быть заправлен в наш реактор до того, как заработает египетский. После этого все зависит лишь от химии - ни та, ни другая сторона не могут заставить атомы двигаться быстрее, чем им положено. Первый, кто начнет, первым и придет к финишу.