Но все-таки Георгий Робертович допросил дворника. На всякий случай.
– Коричневый, говорите? Фибровый? – переспросил он Гольста.– Нет, кажись, такого во дворе и на всей прилегающей территории, вверенной мне, не встречал… Старые дамские сумки бросают. Бутылки по подъездам оставляют…– Дворник подумал, почесал в голове.– А вы, товарищ следователь, на чердак не лазили?– спросил он.
– Почему вы думаете, что он может быть там?– в свою очередь поинтересовался Гольст.
– Года три назад пожарники чуть не оштрафовали меня… Бумага на чердаке, знаете ли, очень пожароопасный материал… Поднялся я, смотрю – кипы старых газет и журналов. Глянул – Дунайского. Отметочка с почты на каждом… Я пошел к гражданину Дунайскому, говорю: так, мол, и так, прошу больше не засорять чердак… Он извинился, шкалик спирту преподнес. Сказал, что больше не будет.– Дворник улыбнулся.– Только у меня через эти газеты и журналы все равно неприятности вышли…
– Каким образом?– поинтересовался Гольст.
– Собрал я пацанву с нашего дома, пошел с ними сдавать эту бумагу старьевщику. Обратно, на Даниловском рынке свистулек накупили. Ну и концерты же задавали, черти! Ребятам радость, а мне…– дворник опять почесал в голове,– Управдом мне же и намылил шею, что покоя нет во дворе…
Последовав совету словоохотливого дворника, Гольст произвел осмотр чердака. И обнаружил там новые улики против Дунайского. Тот, оказывается, не стал ездить далеко и выбросил на чердак клочья обивочного материала с дивана и кресел (их опознали Жарикова и Кулагина), которые были в пятнах крови, такой же группы, как и у Амировой,– второй.
Но главной находкой был коричневый фибровый чемодан. Подкладка в нем была выдрана.
Первым делом Георгий Робертович произвел его опознание. Кулагина узнала его сразу, и Гольст отправил чемодан на исследование.
И снова следы крови! В щелях, на стыках стенок и дна. Кровь второй группы!
Теперь уже Георгий Робертович не сомневался: именно в этом чемодане Дунайский вывозил за город части трупа. Параметры чемодана были таковыми, что в него как раз входили свертки с частями трупа.
К этому времени следователь разобрался и с хирургом Бориным. Тот упорно держался своих показаний: в воскресенье, двенадцатого июля прошлого года, целый день был на пляже в Серебряном бору с Людмилой Луканиной. Медсестра же этот факт начисто отрицала.
И вот однажды к Гольсту пришла посетительница – мать Люды.
– Товарищ следователь, совсем запуталась моя доченька,– сказала она.– И правду боится сказать, и чувствует, что открыться необходимо… Я уж сама объясню, что к чему…
– А в чем правда? – спросил Гольст.
– Понимаете, какая история… Паренек за ней ухаживает. Пригожий парнишечка. Серьезные намерения имеет. Он у нас чуть ли не каждый день бывает. Студент, последний курс заканчивает, врачом будет. Никитой его зовут. На практике с моей-то Людмилой он и познакомился. Говорит, как диплом ему выдадут, поведет Людочку в загс… Вот она и того… Боится, как бы Никита не узнал, что она с тем хирургом на пляже была…
– Значит, была все-таки?
– Была,– вздохнула Луканина-старшая.– Но, товарищ следователь, между ними ничего такого… Отцом-матерью клянется… Так вы уж не серчайте…
Георгий Робертович попросил, чтобы Люда все-таки зашла к нему: надо было оформить ее признание протоколом.
Людмила Луканина пришла в прокуратуру и так же, как и мать, объяснила причину, почему отрицала свою поездку с Бориным на пляж: боялась, что это дойдет до жениха. Извинилась перед следователем, что доставила ему лишние хлопоты, и попросила, чтобы никто не узнал об этой поездке в Серебряный бор. Гольст заверил ее, что это останется служебной тайной.
На допрос Дунайского привезли из Таганской тюрьмы в кабинет Гольста в прокуратуру города. Георгий Робертович решился на небольшой эксперимент: чемодан, найденный на чердаке дома, был положен на стол и чуть прикрыт газетой.
– Садитесь,– предложил обвиняемому. Георгий Робертович, внимательно наблюдая за реакцией Дунайского.
Тот сел, устремив свои бесцветные потухшие глаза в окно. Гольст задал ему несколько вопросов. Уточнил, в котором часу Дунайский вернулся домой в воскресенье двенадцатого июля; в каком платье была Нина, когда покидала его?
Дунайский отвечал заученными фразами, все время посматривая на стол. Гольст делал вид, что не замечает этого. Обвиняемый стал нервничать. В его ответах стали проскальзывать раздраженные, нетерпеливые нотки.
То, что лежало на столе у следователя и было прикрыто газетой, явно тревожило Дунайского. Георгий Робертович понял: тот узнал свой чемодан.
– Скажите, Дунайский, так в чем увезла вещи ваша жена?– вдруг задал вопрос Гольст.
– В чемодане,– чуть вздрогнул обвиняемый.– И в узле…
– Опишите, пожалуйста, чемодан.
– Я уже тысячу раз вам его описывал,– раздраженно ответил Дунайский.– Фибровый, коричневый…
– Но сестра Нины Кулагина утверждает, что видела его у вас в комнате после исчезновения Амировой.
– У нас было два одинаковых…
– Странно,– произнес Георгий Робертович и замолчал.
– Что странно? – спросил Дунайский.
– Зачем же она положила вещи в чемодан и узел? Не проще было бы забрать два чемодана? Как-то неудобно: уезжает с мужчиной – и узел… А?
– Откуда мне знать, что было у нее на уме! – зло сказал Дунайский.
– Хорошо… А где второй чемодан?
– Не знаю. Не помню… Может, выбросил, может, отдал старьевщику… Какое это имеет значение?
– Имеет, гражданин Дунайский. Мы его нашли.
– Где?
– Там, куда вы его бросили. На чердаке. Вместе с окровавленными клочками обивки с кресел и кушетки.– Гольст снял с чемодана газету.– Вот он. Узнаете?
Дунайский недобро глянул на следователя и пожал плечами.
– Это он? – повторил вопрос Гольст.
– Не знаю.
– Напрягите память.
– Возможно,– выдавил из себя Дунайский.
– Кулагина опознала его. А вы, владелец…
– У половины Москвы такие чемоданы. И мне все их признавать своими? Совпадение…
– Не слишком ли много совпадений? – заметил Гольст.– А на этом – отпечатки ваших пальцев.
Он пододвинул Дунайскому заключение дактилоскопической экспертизы. Но обвиняемый к бумаге не притронулся.