- Вы в своем уме? На такой срок мы никогда не согласимся!
- Раньше не получится, - Воронов поднялся, его раскрасневшееся, лоснящееся лицо побагровело.
- Но поймите, железо куют, пока горячо, а человеческие души "утешают", пока их разъедает боль и тоска утрат... Именно сейчас нам нужны руководители сект, а не тогда, когда люди придут в себя и с головой погрузятся в водоворот будничных дел. У большевиков их предостаточно, чтобы заставить думать о земном, а не о небесном.
- А о чем вы думали раньше, господин начальник школы? Ткнули мне неучей, которые не могут отличить часослов от евангелия, и требуете, чтобы я за три дня испек вам трех богатырей! Какие же руководители сект будут из этих прохвостов без соответствующей подготовки? Какие молитвы они понесут людям?
- Думбрайт говорил, что у них при сектах существуют специальные отделы, обрабатывающие новые молитвы и гимны - текст и музыку к ним. Вы обращались к ним?
- Вот вчера прислали несколько таких опусов! Протопопов, что вы скажете о такой молитве? - Воронов раскрыл журнал на предпоследней странице и сердито швырнул его на стол.
- Читал, читал. Смех да и только! Мелодия точнехонько как в той старой песне, которую выводили, умываясь слезами, обольщенные девушки. Вы только послушайте.
Протопопов вытянул вперед руку с журналом и пропел:
- "До-о-го-рай, моя лу-чи-и-на, до-го-рю с то-боою я..." А теперь вот: "Се гря-дет мое спа-се-ние, се гря-дет моя за-ря..."
Нунке не мог удержаться от смеха, и это еще больше рассердило Воронова.
- Вам смех, а мне слезы!
- И все-таки подготовку надо ускорить, - сразу стал серьезным Нунке. Будь что будет. Давайте завтра утром соберемся у меня и посоветуемся. Предупредите Шульца. Кстати, он давно на аэродроме?
- На аэродроме? Да его и духу там нет! Он у Пантелеймона возится с квартирантом.
- Ах да, вспомнил... Когда он вернется, скажите, чтобы зашел ко мне.
Нунке вышел.
А тем временем Фред, возвращаясь из Фигераса, и не думал спешить.
Как хорошо, что в его распоряжении машина без шофера! Можно ехать, как захочется! Сейчас он сбавит скорость до минимума и поедет медленно, чтобы можно было обдумать все события сегодняшнего дня.
...Часов в шесть Фред подъехал к одинокому домику на окраине Фигераса, где вот уже почти неделю после встречи с Ноьяой живет Домантович. Собственно говоря, не живет, а томится, ибо его положение не изменилось: ни одной газеты или книги, ни карандаша, ни клочка чистой бумаги... У глухонемого, правда, "прорезался" голос, но два-три слова, брошенные утром, во время обеда и за ужином, только подчеркивали гнетущее молчание на протяжении всего дня. Оставалось отлеживаться или слоняться по саду под неусыпным оком хозяина, мурлыкать надоевший мотив, привязавшийся с утра, и сдерживать, изо всех сил сдерживать раздражение...
Оно прорвалось сегодня утром. Неожиданно для самого себя Домантович отказался завтракать, заявив, что с сегодняшнего дня он объявляет голодовку:
- Вы, холуй! Скажите вашим хозяевам, что они либо выпустят меня отсюда, либо вынесут ногами вперед.
"Глухонемой", как мысленно продолжал называть его Домантович, лишь равнодушно пожал плечами и спокойно принялся убирать тарелки.
Обедать Домантович тоже не вышел, хотя ровно в четыре Пантелеймон, со свойственной ему пунктуальностью, накрыл на стол.
Прислушиваясь к звону ножей и вилок, Домантович глотал слюну и зло издевался над собой: "И не отнялся у тебя язык, когда ты это брякнул! Идиот! Вместо того, чтобы набираться сил на курорте у дядюшки Пани, продемонстрировать свою выдержку, так сорваться. Тьфу! А теперь, голубчик, держись! Назвался грибом, полезай в кузов!"
- Обедать! - лаконически оповестил хозяин, появляясь в двери.
- Убирайся! - так же коротко отрубил квартирант.
Отвернувшись к стене, он старался заснуть, но сосало под ложечкой, от непрерывного курения рот наполнился горькой слюной, в голове сновали такие же горькие мысли.
В конце концов его все-таки одолела дремота. Может быть, пришел бы и долгожданный сон, но до слуха донесся шум машины, который внезапно оборвался у ворот. Необычайное событие для этого безлюдного уголка! Лишь дважды здесь появлялась машина: впервые - когда его привез тучный старик, и второй раз, когда они с Пантелеймоном и его нежной "сестричкой" ездили в загородную таверну.
Может быть, опять приехала Нонна? Даже ее Домантович повидал бы с удовольствием - все-таки человеческая речь и новое лицо! Быстро поднявшись, Домантович подошел к окну, но разглядеть, кто именно приехал, не успел. Впрочем, шаги, прозвучавшие на крыльце, а потом в комнате, были явно мужские.
Снова лечь и притвориться спящим? Это поможет вьшграть минутку, чтобы сориентироваться и решить, как вести себя с неожиданным посетителем.
Домантович лег ничком, лишь слегка повернув голову к двери, ровно настолько, чтобы уголком глаза видеть, кто войдет. Но как только дверь отворилась, вскочил:
- Сомов! Неужели и вы тут?
- Как видите. Только не Сомов, а Фред Шульц.
- Чудеса! Настоящие чудеса! - воскликнул Домантович, возбужденно пожимая руку Шульцу. Рукопожатие было крепким и искренним, а вот удивление... Фреду показалось, что в нем было что-то нарочитое.
- Не хотелось бы повторять банальных слов о том, что мир тесен, но при нынешних способах передвижения он действительно становится все теснее и теснее. Рад снова встретиться с вами, Домантович!
- Не так, как я, Сомов! Я ведь здесь чуть не одичал!
- Повторяю, мое настоящее имя Фред Шульц.
- Простите, в дальнейшем буду вас так величать. Может быть, присядете?
- Конечно. К сожалению, пришлось прийти к вам не с дружеским визитом, а по делу.
- Вот как? Мной начинают интересоваться? Уже легче... Так в чем же заключается ваше дело?
- Мне поручено подробно ознакомиться с вашей биографией. И не только ознакомиться, но и записать. На пленку.
- Может, вы скажете мне, как старому знакомому, кому она нужна и зачем?
- К величайшему сожалению, я должен только спрашивать, а вы - только отвечать.
- А если я откажусь?
- Не советую. Вы этим только усложните себе жизнь. Ведь вы лишены возможности не только бороться, а даже подать голос.
- А я так обрадовался, уввдав вас!
- Мне тоже приятно...
- Вести допрос?
- Так уж и допрос! Обычные анкетные данные... Подавали же вы наверняка письменную биографию Хейендопфу. Ведь без этой формальности...
- Хорошо, я согласен, только с одним условием...