169549.fb2
Позвонив генералу, Фред поспешил в кабинет шефа. Тот склонился к радиоприемнику, напряженно вслушиваясь в текст передачи.
- Садитесь и слушайте! Только молча!
- Кто говорит? - шепотом спросил Воронов у Шульца, услышав немецкую речь. Фред лишь пожал плечами, потому что и сам не разобрал, в чем дело.
- Читают речь Черчилля, произнесенную в Америке в присутствии Трумена, - коротко пояснил Нунке и повернул ручку приемника, чтобы усилить звук.
Передача продолжалась недолго. Очевидно, Нунке включил приемник случайно, когда передача уже началась.
Выругавшись вполголоса, шеф бросился к телефону.
- Библиотека! Немедленно сегодняшнюю почту! Сейчас же! Выступление Черчилля в Фултоне напечатано?.. Несколько номеров газеты мне в кабинет! положив трубку, он повернулся к Шульцу и Воронову. - Вы представляете, что значит такая речь? И чья? Черчилля!
- Трудно сразу что-либо сказать - мы слышали только заключительную часть, - уклонился от прямого ответа Фред. - Но из услышанного ясно: речь направлена против России.
- Вы слишком осторожны в выводах. Или не поняли, в чем дело. Фактически это провозглашение наступления на русских. Вот это событие! Поворот на сто восемьдесят градусов! - Нунке широко развел руками.
Дежурный принес пачку газет, и все с жадностью накинулись на них. В испанских было лишь сообщение о выступлении в Фултоне с довольно неопределенными комментариями. Французские газеты напечатали речь полностью на первых полосах.
- Читайте вы! - приказал Нунке Воронову, безукоризненно владеющему французским языком
Воронов с годами стал дальнозорок, но старательно скрывал этот дефект и теперь, отставив газету довольно далеко, читал внятно, отделяя слово от слова, иногда ударяясь в патетику, отдельно останавливаясь на непонятных слушателям словах, необычных оборотах. Вообще Воронов чувствовал себя в центре внимания и заметно гордился этим.
По мере чтения речи бывшего английского премьера, который хотя и был уже не у власти, но все еще играл огромную роль в политической жизни Англии, сердце Фреда, или, вернее, того, кто скрывался под этим именем, болезненно сжималось: вчерашний союзник в борьбе против фашизма, меньше чем год назад так восторженно поздравлявший Советскую Армию с победой, теперь - а ведь не истекло и года после окончания войны! - призывал сколотить англо-американский блок против Советского Союза.
Черчилль не очень-то заботился об оригинальности выдвинутой им идеи и, тем более, оригинальности формулировок и аргументов. Если несколько лет назад фюрер проповедовал, что только арийская раса способна руководить миром, то мистер Черчилль в своей речи в Фултоне доказывал, что миром надлежит руководить нациям английского языка.
- Гершафтен! Поздравляю! Поздравляю с новой эрой... Ну, что вы теперь скажете? - Начальник школы сиял.
- Вы правы, это в самом деле новая эра в международной жизни, резюмировал Шульц.
- Работки нам теперь прибавится, Дай боже! одобрил Воронов.
- О, наша роль теперь чуть ли не самая главная! поддержал его Нунке. Жаль, что здесь нет сейчас Думбрайта!
- Он ведь в Нью-Йорке и привезет оттуда последние новости.
- Да, новостей на сей раз будет много, - задумчиво проговорил Нунке, мысленно прикидывая, как новый курс отразится на делах школы.
Однако новости стали поступать раньше, чем Думбрайт вернулся из Нью-Йорка
Первой ласточкой была шифрованная телеграмма, в которой босс приказывал слушателей всех отделов школы, кроме русского, немедленно направить по указанным адресам, преимущественно в Баварию и Западный Берлин. Не успели справиться с этим заданием, как из лагерей для перемещенных лиц стали прибывать новые кандидаты в "рыцари". К удивлению Нунке, здесь были не только русские, украинцы и белорусы, которых он именовал одним словом славяне, но и туркмены, узбеки, таджики, армяне, даже абхазцы и киргизы.
- Что я буду с ними делать? Где возьму воспитателей? - сетовал начальник школы, размещая новых воспитанников.
Все стало на свои места, когда через несколько дней вернулся веселый и возбужденный, чтобы не сказать счатливый, Думбрайт.
- Мы будем готовить агентов для всех республик России. Не станем же мы засылать украинца или белоруса в грузинский аул. В нашей школе должны быть представлены все национальности Советского Союза!
Изменился не только состав слушателей школы, но и утвержденная ранее программа и самый метод обучения.
В боксах поставили телевизоры. В точно указанное время каждый обитатель бокса должен был прослушать лекцию одного из двух профессоров, привезенных Думбрайтом из Нью-Йорка, по так называемой "духовной подготовке". Каждая лекция продолжалась не менее двух часов.
Профессора учили слушателей, как в разговорах с советскими людьми пропагандировать прагматизм, неопозитивизм и особенно неофрейдизм плюс всяческие новоиспеченные "измы", которые вырастали, как грибы, на почве послевоенного неверия в лучшее будущее.
Излагались новые философские теории, естественно, весьма схематично. Но от слушателей требовали, чтобы на следующий день они точно, без каких-либо конспектов, изложили преподавателям прослушанное. Главный же смысл заключался даже не в освоении материала, а в умении дискутировать по поводу прослушанного. Каждую неделю кандидат в "рыцари" встречался с лектором как оппонент известных положений. Ведь агенту или резиденту приходилось теперь не только готовиться к сбору агентурных данных или диверсиям, но и вооружаться идеологически, чтобы стать пропагандистом враждебных Советскому Союзу идей. Диспуты с лекторами были своеобразной тренировкой перед предстоящими спорами с советскими людьми.
Особым вниманием Думбрайта пользовалась группа "Аминь", так как участникам ее предстояло действовать именно в сфере идеологической. Всех, кто входил в эту группу, освободили от занятий по борьбе, вооруженному нападению, остались только упражнения по стрельбе - мера защиты на случай провала. Зато особенно много времени уделялось радиоделу, чтобы с этими группами можно было поддерживать постоянную связь и осуществлять необходимое руководство. Значительно усилили и "духовную подготовку". Профессор богословия Брант, маленький сухощавый старик, от одного учащегося класса "Аминь" переходил к другому, проверял, как усвоены сектантские обычаи, молитвы, умеет ли слушатель произнести проповедь на ту или иную тему. Думбрайт охотно сопровождал Бранта, проверяя, насколько быстро и успешно осваивается эта новая дисциплина. Он сверял все с конспектами профессора, собственными записями и, поправляя, делая замечания, все время предупреждал:
- Не нужно откровенно антисоветских, а так...
Слушатели, знавшие Думбрайта, заканчивали за него:
- С душком! С душком!
Думбрайт хохотал и шел в следующий бокс.
Впрочем, смех его был искусственен: обстановка в школе его не удовлетворяла.
Думбрайт спешил.
- Я обещал в Нью-Йорке, что через месяц-полтора мы сможем заслать к большевикам несколько десятков отлично натренированных агентов и диверсантов. А бросать слова на ветер не люблю. Доверие базируется на точном выполнении обещаний, в нашем же деле доверие - это не только карьера, а порой и жизнь, пояснял босс Нунке в редкие минуты откровенности.
Прибавилось работы у всех, особенно у Фреда, поскольку он был теперь единственным воспитателем во всем русском отделе, - Воронов был занят только своей группой "Аминь".
- Герр Нунке, - предупредил Шульц начальника школы вскоре после проведенной Думбрайтом реформы. - Я не успеваю выполнять всю ту работу, которую выполнял раньше.
- Почему?
- Численность слушателей русского отделения увеличилась почти в три раза по сравнению с недавним прошлым. К тому же я, как и все преподаватели, обязан слушать лекции по "духовной подготовке" и особенно старательно готовиться к диспутам с профессорами, как человек, призванный помогать другим, служить образцом. Для этого нужно время и немалое. А мои обычные обязанности воспитателя? Ведь от них никто меня не освобождал. Наоборот, требования возросли. Прямо ума не приложу, как уложиться в двадцать четыре часа! О сне и отдыхе я уже не говорю. Если прилягу на часок, чувствую себя преступником, ворующим собственное время.
- А как вам вообще нравятся новые порядки в школе? - неожиданно спросил Нунке, так и не прореагировав на жалобу Фреда.
- Мы с вами старые боевые друзья, и поэтому я буду откровенен: не очень!
- Признаться, только это сугубо между нами, мне тоже. Парадоксальное явление: необходимо как можно лучше законспирировать агентов и резидентов, они должны выглядеть правовернейшими из правоверных и вдруг - пропаганда антибольшевистских идей. Где логика, здравый смысл?
- Меня тоже это удивляет. Даже при максимальной осторожности достаточно одной ошибки - и потянется ниточка к нашему человеку, которого мы здесь готовили так тщательно и старательно.
- Собираюсь написать докладную в Нью-Йорк. Надеюсь, там поддержат.
- Через голову босса?
- Я говорил с ним на эту тему, но ведь вы знаете Думбрайта. Для него существует лишь собственное мнение, собственное настроение, собственные пристрастия...
- Не завидую вам, но иного выхода не вижу... А теперь оставим высокие материи и наши будни. Что вы скажете о моем заявлении?