— У него их никогда и не было, — она вдруг принялась изучать ногти на правой руке.
— А у кого?
— Ну у Олега, у Олега, — она мотнула головой. — У моего шефа. А вы что думали — такую зарплату жаждут получать толпы девиц, которые лет на десять моложе.
— Подождите… Ключи были только у Федоренко?
— Вы хотите, чтобы я снова вас ударила? Конечно, только у него. Но почему были? Я думаю, он забрал их с собой, когда улетал в Париж. Ведь это его квартира, между прочим. Сейчас он купил трехкомнатную на Кутузовском, но прописан, по-прежнему, здесь.
— Все ясно, — поднялся на ноги.
— Наконец-то вам что-то ясно, — саркастически заметила Катя. — Ну и как, мне продолжает что-то угрожать?
— В большей степени, чем вы думаете, — ответил я как можно серьезнее.
— Что же делать? Может, объясните толком?
— Сейчас некогда. — я посмотрел на часы, забыв, что они были без стрелок. — Вы собирались сегодня поехать в пансионат?
— Да, вечером…
— Возьмите все необходимые вещи прямо сейчас. Весь день держитесь поближе к иностранцу. А вечером отправляйтесь, не заезжая домой, в этот пансионат. Собаку с собой возьмете?
— Нет, отвезу к маме.
— Жаль. С ней вы были бы в большей безопасности. — я наклонился и почесал овчарку за ухом. — Оставьте мне ключи. Я посторожу вашу квартиру.
— Ключи? С какой стати?
— Хочу проверить одну идею. Поверьте, я не собираюсь вас обчистить.
— А почему я должна вам верить?
Овчарка зевнула и облизала мне руку.
— Удивительное дело, — сказала Катя. — Марта реагирует на вас, словно сто лет знает.
— Она мне доверяет.
— Просто вы понравились этой суке, — улыбнулась Катя.
— Вообще-то я иногда нравлюсь сукам.
Женщина ничего не сказала, только подозрительно посмотрела на меня.
Проводил Катю, проследив, как она уехала. Вернулся в квартиру. После свежего воздуха усталость навалилась с новой силой.
Теперь надо позвонить по телефону. Но в памяти пусто.
Никак не могу вспомнить номер. Хорошо, что записная книжка лежала в кармане.
— Василий, — сказал я, когда он снял трубку. Язык у меня еле ворочается. Кажется, весь рот набит песком.
— Ха, как я рад тебя слышать! — его веселый голос. — Куда пропал? Я вчера…
— Прекрати трепаться. Постарайся вспомнить, по часам, где ты находился, начиная с нашего злополучного похода в ресторан.
— Протестую! — он заржал, — Настоящий мужчина не распространяется о таких вещах.
— Я не шучу. Сегодня ночью убили твою подружку. Снегурочку.
— Ты что, старик, серьезно? Ну и дела… А ты откуда знаешь про убийство?
— Подожди. Ты должен составить себе алиби.
— К черту, зачем мне алиби? Сегодня, говоришь? Я дома был. Соседи подтвердят. В коммуналке вся жизнь, как на ладони.
— Не важно, где ты был сегодня ночью. Важно, где ты находился в ночь на католическое Рождество.
— Да мы же вместе с тобой были в ресторане, забыл? — он снова засмеялся, но как-то неуверенно.
— Вот именно. А куда ты поехал после?
— Как — куда? Поехал к ней… Тьфу ты, она же теперь не сможет подтвердить. Но с какой стати я должен отчитываться за ту ночь?
— Труп, — сказал я, чувствуя, что каждый произнесенный звук отзывается болью в избитом теле.
— Чего? — не понял Василий.
— Куртка осталась в гардеробе.
— Какая куртка?
— Поэтому труп был голый.
— Старик, ты чего пил? И сколько? Даже завидно.
— Непременно станут выяснять, откуда взялся лишний труп. Я был бы рад оставить все, как есть, но боюсь, теперь не получится.
— У тебя там все в порядке с головой? — задумчиво произнес Василий.
— Все в порядке. И ты это знаешь, — я повесил трубку.
Я посмотрел на постель, которую соорудила себе Катя из кресла и двух стульев. Наверное, не смогла заставить себя спать на диване, где до этого лежал труп.
А мне — все не по чем. Я сейчас запросто устроюсь на этом диване и немного отдохну. Глаза закрывались сами собой. Последнее, что подумал — если я вдруг усну, ничего не стоит со мной справиться. А скольким людям я мешаю? Вот, похоже, их число выросло еще на одного. Жаль, что последний оказался моим другом.