— Я оставлю записку уборщице, — сказала Алиса. — Она — абсолютно честный человек. Если она найдет вашу сережку, то непременно вернет ее вам, миссис Барлоу.
Я поблагодарила ее и после взаимного обмена любезностями, пожелав ей доброй ночи, ушла с чувством огромного удовлетворения — если каким-либо двум женщинам удалось выйти мирным путем из абсолютно безвыходной ситуации, то это мы с Алисой. Но, естественно, меня интересовала подлинная причина ее появления в столь поздний час. Не она ли помогала Хестер оказывать давление на Сэлдриджей? Не с ней ли намеревалась встретиться Хестер? Нет, я не могла принять эту версию. Так же как не могла сейчас заподозрить в ней убийцу. Для этой роли она определенно не годилась.
Я возвращалась к дому тем же маршрутом: через утопающую во тьме лоджию и разливочный цех — его я миновала благополучно, быстро нащупав дверь, — и далее по узкой длинной тропинке, пролегающей между виноградником и зданием. Когда я пересекала въездную дорогу, два богноровских полицейских все еще прохлаждались под аркой, коротая время ночного дежурства, а радио в патрульной машине продолжало верещать о полицейских делах.
В доме было тихо. Я повесила ключ от конторы на крючок в телефонной нише и прошла в свою комнату, стараясь не производить шума. Было бы обидно, если бы меня вдруг в конце концов все-таки «застукали». Больше всего я опасалась Лурины — она вполне могла именно в эту минуту встать с постели и бродить по дому. Но никто не появился, и, вконец измученная, я провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки.
Проснулась я, когда за окном еще стоял калифорнийский туман. Белая дымка окутывала виноградники, поэтому, выглянув из окна, я дальше террасы ничего не увидела. Было почти десять часов утра. Гадая, что принесет мне этот день, я приняла душ, оделась, накинула кофту на плечи, побаиваясь утренней прохлады, и спустилась в столовую позавтракать. Хозе сообщил мне, что Богнор в основном проводит время на винзаводе и после ленча явится со своей командой, чтобы тщательно обследовать дом, включая личные апартаменты и одежду. Джон наблюдает, как идет в давильню утренний сбор каберне совиньон, а Лиз рано утром уехала с Роландом Груннигеном на встречу с поставщиком винограда мерло.
Я не испытала ни малейшего желания идти смотреть, как ссыпают виноград в бункер, и отправилась обратно в свою комнату, намереваясь изучить завещание и бракоразводные документы. Казалось, что это совершенно пустое занятие — оба документа ясны и недвусмысленны. В них говорилось именно то, о чем мне уже рассказали Лиз и Брайант. Сэлдридж-старший оставил своим сыновьям равные доли в «Аббатстве» — земли, виноградники и винзавод, предоставив Джону право жить в главной резиденции, в обмен на что он будет управлять всеми операциями в поместье. Ни одна часть «Аббатства» не может быть продана по отдельности, ни тот, ни другой брат, ни их наследники не могут продать «Аббатство» без разрешения других совладельцев, если только общая задолженность не превысит общей стоимости имущества. Далее, каждый был обязан на случай кончины завещать свою долю законным потомкам. Этот пункт заставил меня обратиться к бракоразводным документам Джона. Калифорнийский суд, в соответствии с законами штата о разделе имущества, постановил, что к Хестер отходит половина доли Джона в «Аббатстве» при условии, что она в своем завещании будет уважать требования завещания Сэлдриджа, каковое ей известно.
Затем я взялась за налоговые документы и снова не усмотрела ничего такого, о чем уже не слышала раньше от Лиз и Брайанта или сама не догадывалась. Налоги точно отражали все невзгоды «Аббатства». Ведомости за два года показывали большие потери, хотя доходы компании и ее стоимость все еще значительно перевешивали понесенный ею ущерб. Я только ахнула, узнав, сколько стоят виноградники и винзавод со всем его оборудованием — огромные деньги по любым меркам.
Отложив копии финансовых документов, я обратилась к страницам ежедневника Алисы, к загадочному М.Т. Ее любовником он быть не мог, поскольку фото в рамочке указывало, что, по крайней мере до недавнего времени, ее возлюбленным был Грунниген. Возможно, я не стала бы ломать себе голову над инициалами, если бы не обнаружила такую запись: «Послать бюджет и карту», — причем на той же странице, где был назначен ленч с М.Т. Не исключено, что две эти записи как-то связаны. Возникло множество вопросов. Чей бюджет — самой Алисы или «Аббатства»? И какая карта подразумевалась? Немедленно вспыхнули подозрения. Могла ли Алиса действовать заодно с Джаконелло или с кем-то другим, кто пытался прибрать к рукам «Аббатство»? Я всерьез задумалась над ролью Алисы. Конечно, у нее есть свои проблемы — женщина она не первой молодости, блестяще устроить свою жизнь в ее возрасте уже трудновато, но, как я и подозревала, она еще мечтала о счастье — благодаря то ли удачному замужеству, то ли значительному скачку в карьере. Да, она могла действовать по чьему-то наущению, подумала я, но за большие деньги. Подходит она и для роли осведомителя, поставляющего злоумышленнику информацию о финансовом положении Сэлдриджей. Да и в более грязной работе может подсобить. Винзавод она знает как свои пять пальцев, в состоянии расхаживать по нему даже в темноте. Есть у нее и манипулятор для отключения сигнальной системы, и она доказала, по крайней мере мне, что в критической ситуации способна сохранять хладнокровие.
Время приближалось к полудню. Прозвенел колокольчик Хозе, созывающего к ленчу. Я спустилась на террасу, и как раз когда Хозе подал мне еду, мимо террасы прошел Грунниген, спеша к горному винограднику.
— Джон ищет Алису. Вы ее не видели? — спросил он на ходу.
— Нет, — ответила я.
— Скорее всего она вообще не приехала на работу, — сказал он.
— Припоминаю, что она говорила о какой-то предстоящей деловой встрече в Сан-Франциско, — сказала я и подумала: «Кто знает, может, ночью Алиса и не солгала мне».
— Нет, — возразил Грунниген. — Это маловероятно. У нее масса неотложной работы в конторе.
По понятным причинам я не могла предположить вслух, что она, быть может, попросту проспала, поскольку слишком поздно легла спать. Если она не осталась в «Аббатстве», то на дорогу домой, в Нейпу, она потратила не менее часа и, значит, легла спать по крайней мере на час позже, чем я.
— Вы звонили ей домой? — спросила я.
— Дважды, — ответил он. — Никто не поднимает трубку.
Грунниген пошел дальше, оставив мне возможность размышлять, что хорошего нашла в нем Алиса и почему она «сдала в архив» их совместный фотоснимок, бросив его на дно ящика письменного стола. Меня также удивил французский акцент Груннигена, он делал такие ошибки в английском, какие делают французы, не владеющие в полной мере английским. Но и французский акцент его был каким-то странным, я бы сказала, не вполне французским.
Покончив с ленчем, я пошла в телефонную нишу и сделала два звонка. Сначала в Нью-Йорк — Джоанне. Ни телевидение, ни нью-йоркские газеты ни словом не обмолвились об убийстве Хестер, и я тоже не стала Джоанне об этом рассказывать, чтобы не вызвать бурю ненужных сочувственных ахов и охов. Выслушав мою информацию о том, что я только что позавтракала, хорошо провожу время и предполагаю пробыть тут еще несколько дней, она, как обычно торопясь, коротко пожелала:
— Только не лезь там ни в какие неприятности, мамуля!
— Обещаю. Как только вернусь в Нью-Йорк, позвоню тебе.
Второй звонок был в главную контору пивоваренного треста Западного побережья, чей президент был любовником или женихом Хестер. Я попросила его секретаршу и, когда она подняла трубку, представилась редактором журнала «Отставник».
— Мы готовим статью о руководителях корпорации, которые в ближайшем будущем собираются уйти на покой. — И как можно более простодушным тоном добавила: — Не знаете ли случайно — не собирается ли ваш босс удалиться от дел?
Она ответила без колебаний:
— Собирается. Ровно через три месяца.
Она сообщила также множество других подробностей, которые меня вообще не интересовали: что босс с женой намерены перебраться в Аризону, что после его ухода в фирме неизбежны крупные перемены, что правление фирмы до сих пор не нашло ему достойной замены и тому подобное. Интересно, подумалось мне, знает ли она что-нибудь о связи своего шефа с женщиной по имени Хестер. Из разговора с секретаршей я сделала главный вывод: через три месяца этот пивовар уже будет не в состоянии купить «Аббатство». Не по этой ли причине Хестер слишком настойчиво давила на некоего неизвестного пока мне «своего человека», который, по ее утверждению, помогал ей свалить Сэлдриджей? Но все служащие «Аббатства» были вполне лояльны к Сэлдриджам и могли бы предать их разве только за огромный куш.
Едва я успела положить трубку, как телефон снова зазвонил. Поколебавшись, я подняла трубку и сказала, что это квартира Сэлдриджей. Какая-то дама осведомлялась, дома ли мистер Сэлдридж, и когда я ответила, что он, вероятно, сейчас находится в конторе винзавода, она заявила, что звонила туда, но никто не отозвался.
Меня это удивило — а где же секретарша? Я посмотрела на часы — начало третьего. Все уже должны были вернуться после ленча на свои места.
— А миссис Сэлдридж дома?
— Боюсь, что нет. Насколько мне известно, она уехала с утра в Соному. Может быть, я вам чем-нибудь могу быть полезной? Я — друг семьи, — представилась я, несколько преувеличивая свою роль.
— Возможно, и впрямь вы сможете помочь. — И затем, после некоторого колебания: — Не могли бы вы оставить мистеру Сэлдриджу записку?
— Конечно, могу.
— Дело в том, что я живу в одной квартире с Алисой Брукс, и я страшно встревожена — этой ночью она не приехала домой. Сегодня ее тоже нет — я обнаружила, когда вошла, что кошка не кормлена и автоответчик по-прежнему включен.
Я ответила, что немедленно разыщу Джона и сообщу ему об этом, но я уверена, что с Алисой все в порядке.
— Должно быть, она осталась ночевать здесь, в «Аббатстве», — сказала я, пытаясь успокоить Алисину соседку.
Но сама я не верила собственным успокоительным речам. У меня все похолодело внутри от дурного предчувствия, что опять стряслось что-то жуткое. Я немедленно отправилась на винзавод, и еще на полдороге мои самые страшные опасения начали сбываться. Я увидела, как через главные ворота въехала машина «Скорой помощи» и свернула к монастырю. Я почти бегом направилась туда. Когда я вошла в монастырь, у открытых ворот в кувьер толпились люди. Среди них был Богнор. Дальше я не смогла пройти. Меня остановил один из полицейских. Прежде чем я успела спросить его, что случилось, Джон отделился от группы и подошел ко мне.
— Маргарет, Лиз вернулась?
— По-моему, нет.
У него было каменное лицо.
— Теперь — Алиса, — сказал он. — Труп нашли в самом большом чане с каберне.
У дверей в кувьер произошло какое-то движение, и санитары вынесли на носилках Алису. Они пронесли ее через монастырский двор, едва не задев нас с Джоном. Санитары даже не потрудились прикрыть тело простыней. Они положили труп на носилки лицом вверх, и вино капало с ее мокрого тела, оставляя на древней монастырской брусчатке бледно-красный ручеек. Я не пыталась подробно разглядеть покойницу — боялась, что не выдержу этого зрелища. И все же подняла глаза — ужас и смерть влекут нас к себе, так уж человек устроен, хоть мельком, да взглянем на труп. То, что я увидела, останется в моей памяти навсегда. Безобразное подобие женщины, искаженные агонией черты лица — ее, видимо, задушили, а потом утопили в бродильном чане, наполненном суслом. Пурпурный сок пропитал ее кожу и даже окрасил ее выпученные глаза, теперь смотревшие в никуда. Того же пурпурного цвета была и тряпка, засунутая ей в рот и обмотанная поверх бечевкой.
Позднее я узнала, что сначала Алису избили до полусмерти, затем связали, заткнули кляп в рот и сбросили в люк бродильного чана, когда она еще была в сознании. И там, в чане, она билась и выла, полностью сознавая, какая судьба ее ждет к утру, когда насосы доверху наполнят чан соком.
На мой взгляд, Алису постигла более ужасная смерть, чем бедную Хестер. Это убийство казалось мне даже еще более жестоким и изуверским.
Я взглянула на Джона. Когда труп Алисы проносили мимо нас, он неотрывно глядел на нее, потрясенный случившимся. Но вдруг на лице его промелькнуло какое-то новое выражение, словно в голову ему пришла мысль, от которой его охватил жуткий страх.
Когда носилки с телом задвинули в карету, к нам подошел Богнор.
— Звонок был сегодня утром, миссис Барлоу, — сказал он бесцветным, скучным тоном. — Неизвестный сообщил нам, что примерно в два тридцать ночи вас видели выходившей из винзавода. Желательно побеседовать на эту тему. Прошу подняться ко мне в кабинет. — Негодяй взглянул на часы. — Ну, скажем, через часик. Таким образом, у вас есть время поразмыслить. А пока не заходите к себе в комнату, покуда моя бригада не произведет у вас обыск.
Я не нашлась, что ответить, а он, предложив Джону следовать за ним, с плотоядной улыбкой направился в контору.
Кто мог заметить меня? — размышляла я, стоя во дворе, залитом солнцем. И внезапно меня осенила догадка. Ну конечно, тот, кто убил Алису, и позвонил в полицию. Кто же еще! Возможно, все время, пока я находилась на винзаводе, и уж наверняка когда я оттуда вышла, этот человек был там, в нескольких шагах от меня, и следил за каждым моим действием. Значит, помимо убийцы, я была последней, кто видел Алису живой, и я — последняя, кого видела она, не говоря опять же об убийце. Мысль эта породила у меня в глубине души тревожное ощущение, будто и я какими-то тайными узами связана со смертью Алисы.
В этих размышлениях прошел час. Пора было идти к Богнору. Полностью подготовиться к разговору с такими типами, как он, вообще невозможно, и в этом смысле я не стала исключением. Тем более что я угодила к нему не в добрый час его карьеры. Очередное и особенно зверское убийство произошло буквально у него под носом. Настроение у него, конечно, было скверное, хуже и представить себе невозможно. Я подумала о двух полицейских, дежуривших в патрульной машине. Они прохлопали и меня, и все на свете. Интересно, как это отразится на их служебной карьере?