- Вы мне не интересны.
- Но я хочу объясниться.
- Вы уже объяснились пару дней назад.
- Это не совсем то, что я хотел сказать.
- Конечно, вы сделали без слов. Ладно, заходите, смирился я. - Котлеты есть будете?
- Нет, спасибо.
- Вы знаете, что в русском доме нельзя отказываться от "Демьяновой ухи"?
- Хорошо, - согласился он. - Покушаю. Немного.
Мы сели за стол.
- Выпьете? - спросил я, хотя знал, что в доме нет ни капли.
- Не пью.
Я испытывал какое-то злорадное удовольствие, когда кормил Терентьевича котлетами из плесневелого хлеба и протухших жил. Он-то привык к другой кухне. Теперь пусть знает, во что обходится аборигенам растаскивание России - банановой республики мирового сообщества в недалеком будущем.
- Я люблю Марину, - сказал он, расправившись с котлетой. Вероятно, только эта мысль и удержала его от рвоты.
"Мне вас жаль", - хотел сказать я, но передумал.
Вместо этого я сказал:
- Любовь - святое и тонкое чувство, а вы отстаиваете ее кулаками. Причем чужими.
- Мне очень неприятно, - извинился он. - Я поступил необдуманно. Просто отстранял от нее мужчин, которые могли напомнить о Шекельграббере. Первый месяц после его смерти она была сама не своя, я боялся за ее здоровье. Только все успокоилось, улеглось, полезли вы с педиком. Мне бы сначала переговорить, а потом действовать, но я человек импульсивный. В голову лезут черт знает какие подозрения. Каждую ночь снится, что она мне изменяет.
- А она приносила вам обет верности?
- Я могу только об этом мечтать.
- Почему вы не натравили своих орлов на Поглощаева?
Он замолчал и надолго.
- Признайтесь, что это вы убили Шекельграббера, потеряв над собой контроль в припадке ревности, и я дам вам три дня, чтобы уехать из России, - предложил я.
- Я уже давно никого не убивал, - ответил он.
- Зачем же вы пришли?
- Кажется, вы ничего не поняли, - сказал он. - Я пришел извиниться.
- И все?!
- Все, - ответил он и хлопнул входной дверью.
Дурак! Мог бы по телефону извиниться. Интересно, почему его так смутил вопрос о Поглощаеве? Зачем меня нанял этот счетовод, торгующий содой и соком редьки? От кого он хотел избавиться моими руками? Пока у меня один ответ - от всех сразу...
Ближе к вечеру я собрался с духом, позвонил Поглощаеву и спросил в лоб:
- Несколько дней назад вы ездили к Размахаевой. Зачем?
- Она просила, чтобы я вас уволил под каким-нибудь благовидным предлогом.
- Ну а вы?
- Сказал, поздно, теперь это будет выглядеть подозрительно. Да и договор подписан.
- А какая причина?
- Не знаю. Что-то тут нечисто, по-моему.
- Да все вы знаете! Не пойму только, зачем вам надо, чтобы я до всего докапывался сам.
Он в ответ тоже замолчал, как Опрелин и Терентьевич. По-моему, они сговорились играть со мной в молчанку.
- Дайте мне телефон в ту квартиру, где жил Шекельграббер. Надо побеседовать с его вдовой.
- Разве она уже приехала?
- Разве вы не знаете?
- ... Она поселилась не там, а у своей, можно сказать бывшей матери...
Я позвонил вдове и спросил, не пересылали ли в посольство документы Шекельграббера по почте. Она ответила, что давно пришли и даже сейчас у нее в руках. Я повесил трубку. Выходит, в словах Заклепкина есть какая-то правда. Выходит, он с Опрелиным, действительно, два мелких пакостника и никто больше. Это не радует, особенно когда знаешь, что Квочкин уже раскрутил дело, а ты только копаешься то ли в детской песочнице, то ли в чужом грязном белье, и все без толку. Неужели интеллигентная Размахаева дала Шекельграбберу по кумполу? Чем же он ей так досадил? Тем, что звал Мунькой? Но это не вяжется с показаниями Терентьевича. месяц проболела, сказал он. Хотя какой нормальный человек после убийства будет чувствовать себя в родной тарелке? Значит, все упирается в Размахаеву. Ну что ж, пойду побеседую с ней. Глядишь, и уговорю сдаться на милость нарсуда...
Через час я сидел в баре домжура и взглядом ловил каждого входившего, надеясь поймать и Размахаеву. В голове уже сложилась дюжина вопросов, которыми я надеялся загнать зиц-вдову в угол, и наверняка сложилась бы еще дюжина, если б не сосед по столику - мелкая корреспондентская проститутка, умудрявшаяся писать галиматью даже в автобусе на коленке. Но он пришел раньше меня, и я не мог его выгнать, а свободных столиков не было.
- Что пишешь? - спросил я от скуки.
- Моссовет только что обязал все фирмы и организации платить за использование в названии слова "Москва". Представляешь, какая несправедливость: как будто они основали Москву и название ей придумали. Там коренными москвичами и не пахнет, одна лимита, начиная с мэра.
- Напиши, что в Америке есть пять городов, называющихся Москва. Пусть они тоже платят Моссовету, нечего отлынивать от постановлений и скупердяйничать.
- Отличная концовка! И в заголовок: "Америка платит по нашим счетам!" - обрадовался он. - С меня бутылка пива.
- Я сегодня не пью, не в форме.
- Ты что, милиционер, что ли? - попытался он сострить.