Тут, наконец, появилась Размахаева. Под руку она вела Кашлина, который успел уже где-то порядком нализаться. Кашлин выглядел как стереотип спивающегося интеллигента. Он умудрялся задевать всех сидящих и тут же извиняться каламбурами.
- Зачем вы его привели? - спросил я Размахаеву.
- Он вроде моего адвоката.
- Хорош адвокат, - решил я. - Только для чего он вообще нужен?
- Сначала пить будем или сразу допрос почнем? - влез Кашлин, плюхаясь на свободный стул.
- Пить будем второго апреля, - сказал я. - Но по разным причинам.
- А этот ушастый что пишет? Протокол? - спросил Кашлин, показывая на корреспондента за столиком.
- Он пишет про Моссовет, - объяснил я.
- Уже не про него, - влез словоохотливый щелкопер. Вчера конгресс Соединенных штатов разрешил гомосексуалистам служить в армии. Пишу для "Гей, славяне!" обалденную штуковину.
- Ну-ка вслух, я послушаю, - приказал Кашлин.
Корреспондент стал читать, довольный вниманием к своему "творчеству". На третьей фразе Кашлин его оборвал:
- Все это белиберда, чепуха на постном масле. Из учебников известно, что педерасты распространяются как плесень. Поэтому стоит одному завестись, и глядишь, уже вся дивизия под голубым знаменем, - решил он. - Берите чистый лист и записывайте нетленку, репортаж из будущего в популярную желтую газетку "Московский педерастец":
Год двухтысячный. Вовсю разворачивается операция "Буря в пустыне. Номер два". Пустыня называется Невада. Конь в ней еще не валялся, но это неважно. Во время песчаной бури иракский летчик на МИГ-91 теряет ориентиры и ошибочно садится на аэродром ВВС США. Два солдата из охраны берут его в плен. По дороге в штаб, приглядевшись к летчику, оба влюбляются в него и требуют соития за немедленную свободу передвижения в воздухе. Летчик гордо отказывает обоим. Взбешенные ревностью и невниманием, солдаты передают пленного в руки сержанта, известного своей половой жестокостью с противником, несмотря на Женевскую конвенцию, которую подмахнул за него президент, не глядя. Летчик отвергает и домогательства сержанта, но тот склонен к насилию и неутомим в своих склонностях. Пока идет борьба, в комнату входит майор и влюбляется в летчика с мимолетного взгляда, именно о таком "друге" он и мечтал в юности, коллекционируя фотографии артистов. Сержант вынужден уступить жертву, и майор уводит пленного на допрос, но действует уже не таской, а лаской. Летчик прогоняет слюнявого майора одной левой и бежит в центр управления, где, обняв радиста за талию, свободной рукой отбивает "морзянку" Саддаму Хусейну: после песчаной бури иракские войска должны немедленно атаковать противника. Наступать необходимо сплошным фронтом, задом наперед и со спущенными штанами. Тогда враг будет разбит!.. Но сигнал летчика перехвачен верховным главнокомандующим, который получил свой пост за то, что оказался в армии США единственным бисексуалом. Главный генерал отдает храброго летчика на растерзание женщинам, начавшим служить в армии еще раньше педиков. Но лишь с появлением последних они из милых дам в портянках превратились в сущих мегер по трем причинам: во-первых, к ним перестали приставать; во-вторых, они лишились денежных компенсаций, которые платили за приставания на службе; в-третьих, к ним давным-давно никто не приставал, а им очень хочется даже без материального вознаграждения. С горя они влюбляются в летчика, а он не против, заводит гарем прямо в Пентагоне и ждет наступления соратников. Наконец, песчаная буря затихает, внезапная атака иракцев, проведенная по донесению летчика, деморализует извращенное половое сознание американских бойцов. Жалкие остатки армии спешно эвакуируются в Голландию, в страну "голубых" тюльпанов, где разрешены браки между педерастами...
- Это класс! - сказал щелкопер.
- Это только первый класс, - ответил Кашлин. - Ведь рассказ надо продать и в журнал "Гей, американцы!", чтобы получить в твердой валюте. Поэтому сделаем такой конец. Уцелевшие от призыва трапперы достают дедовские винчестеры, ковбои трут лассо мылом, а последний из могикан по кличке Зеленый Змий со своей супругой Огненной Водой выходит из резервации на тропу войны. В партизанских схватках они отстаивают идеалы американского образа жизни, но по ходу борьбы с ужасом убеждаются, что он им самим уже не нужен. В финале полное разочарование, ужас, горе, отчаяние, все поют, танцуют и пьют кровь супруги последнего из могикан.
- С меня бутылка пива, - бросив записывать, сказал мой сосед.
Кашлин хмыкнул презрительно, достал из внутреннего кармана початую бутылку коньяка и выпил со стакан из горлышка. Потом он попытался угостить меня остатками, а потом и корреспондента подонками.
- Зачем вы так пьете? - удивился тот. - Я не куплю вам бутылку пива. Лучше подарю книгу Поля Брэгга о здоровом образе жизни.
- Это который не пил, не курил, не ел и хранил в баночках мочу разных дней выдержки? - спросил Кашлин.
- Зато когда он умер в девяносто лет и в морге вскрыли его труп, то все внутренние органы оказались абсолютно здоровы.
- Он мог бы есть, пить, курить и писать в унитаз, сказал Кашлин, - и когда в морге вскрыли бы его труп и нашли все органы абсолютно больными, старик вряд ли бы расстроился.
- Но он умер не своей смертью!
- А чьей? - удивился Кашлин.
- Ладно, - сказал я корреспонденту. - Иди домой, нам серьезно поговорить надо.
Он наконец-то ушел, и я сразу отдал его стул, чтобы к нам никто не подсел из толпившихся у стойки.
- Сегодня во всех газетах читаю свой телефон, - сказала Размахаева. - Как вы думаете, какой подлец устроил эту провокацию?
- Печать запаздывает, - посетовал я. - Кстати, документы нашлись.
- Но почему вы дали мой телефон?
- Потому что он с определителем номера, а вы заинтересованы в том, чтобы убийца Шекельграббера был наказан.
- Откуда такая уверенность?
Кашлин уронил голову на стол и заснул, пуская слюни изо рта.
- Хорош адвокат! - повторился я. - Но займемся делом. Итак, Терентьевич - злодей, убил вашего любовника.
- Я пошутила.
- А почему так плоско?
- Так получилось.
- Мне надоело с вами возиться, - решил я быть грубым. Или выкладывайте все начистоту, или я пошел домой.
- Мне необходимо, чтобы Терентьевича выслали из страны, как можно дальше от меня, - сказала Размахаева. - За это я готова платить. Что вам еще не ясно?
- Причина.
- Вам ее знать необязательно.
- Обязательно.
- Это никак не связано с Шекельграббером.
- Но может быть связано с Поглощаевым, Горчицыным или со мной?
Видимо, заслышав знакомые фамилии, Кашлин неожиданно приподнял голову и пролепетал:
- Вода из Элефантины, сода из Бубастиса, молоко из города Кимы и сок лавзонии из страны Куш - вот что должен был достать Поглощаев для полноценного бальзамирования Шекельграббера.
Размахаева погладила его по голове и сказала:
- Спи давай.
Он послушно заснул.
- Сознайтесь, вы любите Терентьевича.
- Нет, - ответила она, - я люблю другого. А Терентьевича я уважаю как очень порядочного человека и желаю ему добра.