— Пианист… Вот оно что, хотя не исключено, что такое имя носит еще и пианист… Если у него есть брат… Точно не знаю. Он, видите ли, всего лишь служащий. Я с ним едва знаком. В ложе бывает редко, и потом, он очень скрытный.
— Значит, — продолжал сэр Малькольм, — для вас он прежде всего торговый посредник.
— Совершенно верно. Одно не мешает другому, не так ли?
— И все же ваши слова кажутся мне странными, — строго заметил благородный сыщик.
— Со Скотланд-Ярдом шутки плохи! — прибавил старший инспектор. — Так кто же он — пианист или торговый посредник? Давайте-ка уточним раз и навсегда.
Хиклс в сильном замешательстве воскликнул:
— Спросите еще раз госпожу Ливингстон! И она скажет, что Джон Кертни не только торговый посредник, но и пианист и время от времени дает сольные концерты. А теперь, прошу вас, оставьте меня. Я тороплюсь — неотложные деловые встречи.
Сэр Малькольм и старший инспектор одновременно встали и откланялись. За окном снег уже перестал, но машины продвигались очень медленно и осторожно, поскольку на улицах трудились уборщики, — они, точно сеятели, посыпали песком проезжую часть и тротуары.
По выходе из конторы Энтони Хиклса друзья-сыщики отправились в приемную к Стэнли Келли. Тучный доктор принял их в перерыве между осмотром двух пациентов. Он старался держаться приветливо, хотя выглядел явно подавленным.
— Не пойму, с чего вдруг Скотланд-Ярд так интересуется смертью Джона Ливингстона.
— Убийством!
— Неуверен.
— На переднике был цианид. И когда Ливингстону накрыли лицо передником, он вдохнул яд и тут же умер.
— Надо же!
Сэр Малькольм с любопытством осмотрел книги в библиотеке доктора: в основном это были труды и журналы по медицине.
— Уважаемый сэр, — начал благородный сыщик, — вы хорошо знаете франкмасонство?
— Не очень.
— А между тем состоите в ложе, которая занимается изысканиями…
— Это Досточтимый Дин настоял, чтобы я был одним из учредителей. Дин мой пациент. И я не мог ему отказать в этом удовольствии.
— Расскажите, что происходило в ложе в день смерти Ливингстона.
— Да ничего особенного. Нас созвали к четырем часам. Мы попили чаю и поднялись в ложу примерно в половине пятого.
— Госпожа Ливингстон была с вами?
— Она приехала с мужем около четырех. Как ее и просили, она была в траурном платье, чтобы участвовать в ритуале смерти Хирама.
— С вуалеткой?
— Да нет! Она надела шляпу с вуалеткой только перед самым началом церемонии.
— А где была ее шляпа с вуалеткой, когда вы пили чай? — спросил Форбс.
Врач взглянул на старшего инспектора с изумлением и вместе с тем раздраженно.
— Разве это так важно?
— Прошу ответить.
— Даже не знаю. Может, она оставила ее в гардеробе… Ваш вопрос кажется мне несущественным!
— Об этом нам судить, — строго упрекнул его Форбс. — Речь идет об убийстве, а в таком деле существенно все.
— Итак, — продолжал сэр Малькольм, — Джон и Элизабет Ливингстон прибыли вместе и пили чай с остальными. Со всеми?
— Да, со всеми членами ложи.
— Кроме Джона Кертни, — уточнил старший инспектор.
— Да, действительно, Кертни с нами не было.
— Потом вы поднялись наверх, — продолжал сэр Малькольм. — И тут же приступили к ритуальной церемонии. Так?
— Все так. Я уже говорил, она началась около половины пятого.
— Сколько, по-вашему, прошло времени после начала церемонии и до кончины Ливингстона?
— С полчаса…
— Опишите, что происходило, перед тем как вы установили факт смерти.
— Джон надел передник — он принес его с собой — потом трое членов ложи, которым предстояло играть роль завистливых подмастерьев и поразить Хирама, проделали соответствующие ритуальные действия. Я был одним из них и держал лом. Затем подошел Досточтимый Дин и слегка стукнул Джона по лбу молотком. Джон знал, как должен проходить ритуал, и сам лег на пол, без посторонней помощи. Тут супруга Джона начала делать вид, что ищет его по четырем сторонам ложи…
— Кто набросил ему на лицо передник? — прервал доктора сэр Малькольм.
— Кто? Не знаю. В это время я смотрел, как первый страж набивает трубку ликоподием…
— А дальше?
— Передник загорелся.
— Ложь! — вскричал Форбс. — Нам известно, что передник намеренно пытались сжечь на одном из светильников, уже потом.
— Ах, так вы знаете… Тем лучше.
— Кто просил вас скрывать правду?
— Никто, все… Мы боялись скандала.