— И оба состоят в ложе святого Патрика?
— Нет. Только Джон Стэнли, коммерсант.
Форбс пометил у себя в блокноте: «Проверить, где находились оба Кертни в день убийства».
— Ну хорошо, мадам, благодарим вас, — сказал сэр Малькольм, поднимаясь. — Этот Кертни, признаться, доставил нам некоторые хлопоты!
Вдова улыбнулась, тоже встала и, удерживая благородного сыщика, сказала:
— Сэр, если позволите, поскольку у вас в таких делах опыт, мне хотелось бы попросить вашего совета…
— Все что угодно. Я к вашим услугам, мадам.
— О, просьба моя довольно деликатная. Только представьте, мне постоянно докучает один член ложи святого Патрика.
— Каким же образом?
— В общем-то, ничего страшного… Он забрасывает меня пылкими письмами, впрочем весьма изысканными. Думаю, это он звонит мне по меньшей мере раз в неделю, чтобы сказать, как он меня обожает. Сам он, конечно, ко мне ни разу не подошел, но я чувствую, он всегда где-то рядом, ходит за мной по пятам, буквально преследует. Словом, ведет себя чересчур назойливо — пожалуй, я сказала бы именно так.
— И вы даже не предполагаете, кто бы это мог быть? — спросил Дуглас Форбс.
— Я, кажется, догадываюсь. И самое неприятное то, что он состоит в ложе… Майкл, я хочу сказать, мой друг Майкл Вогэм, — а я ему все рассказала — считает, это некий Питер Шоу, журналист… Так как по-вашему, что мне делать?
— Думаю, — сказал сэр Малькольм, — вам стоит поговорить с господином Уинстоном Дином. Он в масонской иерархии старше по званию и сможет его урезонить.
— Да, прекрасная мысль. Спасибо, сэр.
На этом они распрощались.
— Вы все еще считаете ее виновной? — спросил сэр Малькольм старшего инспектора, когда они вышли на улицу.
— У меня и без того голова идет кругом. А тут еще этот Шоу вытворяет черт-те что! Но скажите, сэр, может, госпожа Ливингстон хотела вывести нас на верный след, рассказав эту историю?
— Чтобы Шоу убил Ливингстона за красивые глазки женщины, которая, нельзя не признать, и правда довольно привлекательная? Что-то плохо представляю его в роли убийцы. Он мечтатель.
— Он не только мечтает, но и письма пишет, и звонит! И неотступно ее преследует!
— Скромняга… Он и подойти-то к ней близко никогда не смел, даже в храме в день убийства. Вот что, нам надо поторопиться, дорогой Дуглас. С вашего позволения, пусть шофер отвезет меня прямо ко мне домой, на Уордор-стрит. А до Фалькона я сам доберусь. Мне надо кое-что обдумать. Не возражаете?
— О, нисколько! Госпожа Форбс, моя супруга, сообразит мне что-нибудь перекусить.
И друзья подошли к машине, дожидавшейся их у тротуара.
— Вас вызывают по телефону, — предупредил сержант.
Действительно, сигнальная лампочка радиотелефона беспрестанно мигала. Форбс схватил трубку:
— Алло, да! Скотланд-Ярд? Плохо слышно… Что-что? Ах ты боже мой!
Некоторое время инспектор, оторопев, молчал, потом машинально положил трубку и упавшим голосом проговорил:
— Майкла Вогэма только что доставили в больницу! В Королевский бесплатный госпиталь!
— Что с ним? — живо поинтересовался сэр Малькольм.
— Финдли отрядил к нему домой своего человека, и тот обнаружил Вогэма в оранжерее. В него стреляли.
— Как он сейчас?
— Надежды никакой. Хотя хирург делает все, чтобы его спасти.
Сэр Малькольм, после того как побывал в госпитале, вернулся к себе в особняк Фалькон. Майкла Вогэма спешно доставили в операционную и теперь отчаянно боролись за его жизнь. Мелкокалиберная пуля попала ему прямо в голову, и он, должно быть, пролежал без сознания несколько часов, прежде чем его тело обнаружили в оранжерее. Его дом и участок были перевернуты вверх дном, и сделал это наверняка тот, кто в него стрелял. Но нашел ли он то, что искал? Полиция, в свою очередь, тоже провела тщательный обыск на месте преступления.
Кому-то, стало быть, очень хотелось убрать с дороги цветовода-любителя и «поэта», как отзывалась о нем Элизабет Ливингстон. Все думали, что его нет, — наверное, уехал в Шотландию. А между тем он лежал, окровавленный, среди своих роз. Ни одна дверь не была взломана. Значит, Вогэм сам впустил убийцу без всякой опаски — возможно, это был его друг. Выходит, он его хорошо знал и принял без малейших подозрений. Не было обнаружено никаких следов борьбы. Создавалось явное впечатление, что убийца и жертва преспокойно беседовали, любуясь цветами, и тут вдруг злоумышленник выхватил револьвер и выстрелил в Вогэма в упор. Вогэм, понятно, даже не успел сообразить, что произошло. Затем, оставив тело, убийца вернулся в дом и перерыл там все сверху донизу, опустошив ящики стола, выбросив на пол одежду из шкафов и перевернув матрасы, — очевидно, искал какой-то документ. А может, деньги? Нет. К пиджаку, который был на Вогэме, даже не притрагивались: бумажник с крупной суммой в банкнотах лежал на месте; на полу в опустошенном кабинете были разбросаны иностранные ценные бумаги и купюры.
Перед благородным сыщиком открывалось множество версий, включая предположение о причастности к убийству членов ложи святого Патрика. Быть может, Вогэм знал, кто убил Джона Ливингстона? Но в таком случае достаточно было просто заставить его молчать. Тщательный обыск в доме так ничего и не дал. Кроме всего прочего, тут, естественно, напрашивалась мысль о шантаже: убийца искал бумаги, с помощью которых Вогэм, возможно, его шантажировал; однако такое предположение никак не вязалось с «поэтической» натурой цветовода. Оставалась ревность. Многие члены ложи проявляли влечение, тайное или явное, к красавице Исиде, особенно Питер Шоу, ходивший за нею по пятам, но никак не осмеливавшийся приблизиться. Вероятно, он узнал о любовной связи между госпожой Ливингстон и Майклом Вогэмом. Но мог ли этот скромняга, даже если бы он сгорал от ревности, совершить подобное злодеяние? Тут скорее можно было заподозрить необузданного Артура Куперсмита, а бедолага-журналист даже вряд ли строил иллюзии насчет своих шансов, если только он вообще об этом задумывался.
Доротея Пиквик, старенькая экономка, была счастлива снова видеть сэра Малькольма здоровым и невредимым, потому как ей всегда казалось, что ее хозяин непременно подвергается смертельной опасности, вращаясь среди преступников разных мастей. Однако услужить ему в этот раз она ничем не смогла: не успев войти в дом, благородный сыщик заперся в своей роскошной библиотеке. Добрая старушка слышала только, как он то звонил по телефону, то отвечал на телефонные звонки. Из чего она заключила, что дело, которым он занимался, было не из легких. Действительно, сэр Малькольм договорился со старшим инспектором и лейтенантом Финдли продолжать дознание сразу по нескольким направлениям, и начать это он попросил незамедлительно. Сейчас же, устроившись в глубоком кресле среди книжных стеллажей, он поочередно просматривал «Спутник и путеводитель франкмасона» Бернарда Э. Джонса, изданный в Великобритании в 1950 году, многотомный труд «Ars Quatuor Coronatorum»,[10] обозрение масонских исследований, издающееся в Лондоне с 1886 года. Он долго изучал «Престоновские лекции», собранные воедино Гарри Карром, потом — «Масонский устав», или «Покрывающий Вильома», опубликованный в 1830 году, и «Орден истинных масонов» аббата Перо 1754 года издания, причем два последних труда были на французском. С особым вниманием он рассматривал планы лож и репродукции чертежных досок, сравнивая их с разрисованным мелом полотном в храме святого Патрика.
За этим занятием сэр Малькольм провел весь остаток дня и отрывался от чтения только затем, чтобы отвечать на телефонные звонки Скотланд-Ярда, старавшегося выполнить все его просьбы, или для того, чтобы выпить чашку-другую восхитительного юньнаньского чая. Вечером Вэнь Чжан приготовил ему китайский ужин, и, поев в полном одиночестве, сэр Айвори пораньше отправился спать, чтобы к завтрашнему дню быть в хорошей форме. В самом деле, он попросил Скотланд-Ярд собрать вместе участников драмы в храме, где она произошла. Форбс по телефону даже удивился:
— Сэр, неужели вы знаете, как распутать этот таинственный клубок?
— Ну да. Не только знаю, но уже распутал.
— Кого же вы подозреваете?
Однако сэр Малькольм не пожелал открывать никаких тайн, оставив это на завтра, отчего старший инспектор изрядно приуныл. Королевский советник лорд Уотерхаус успел отчитать его по первое число, напомнив, что на карту поставлена репутация Великой Ложи, и Великий Мастер герцог Кентский лично просил его по телефону скорее покончить с этим делом.
— Как там Майкл Вогэм? — поинтересовался сэр Малькольм.
— Все так же, между жизнью и смертью. Врачи говорят, из комы он уже не выйдет. Ему разнесло пулей череп.
— Вот оно что, — загадочно проговорил сэр Малькольм, — «плоть отделяется от костей»…
— Что-что?
— Да так, ничего. Слова из одной масонской книжицы.
— Вот и я говорю, от этой шатии-братии погребальным духом веет за милю…
В девять утра возле решетчатой ограды особняка Фалькон остановилась полицейская машина. Сэр Малькольм уже был готов и сел в нее без лишних проволочек. В самом конце небезызвестного тупика в Сохо, в храме, где произошли вышеизложенные события, Досточтимый Дин уже занял свое место на Востоке — на председательском престоле. Господа Энтони Хиклс и Питер Шоу тоже были каждый на своем месте: один — с юга от престола первого стража, второй — по правую руку от Досточтимого. Форбс приехал вместе с лейтенантом Финдли и несколькими полицейскими, оставшимися в притворе. Затем подоспели мэтр Куперсмит, все такой же недовольный, оттого что его побеспокоили, коротышка Бронсон, неизменно гордый собой, доктор Келли, почему-то казавшийся толще обычного; и наконец, позже всех прибыла госпожа Элизабет Ливингстон. Все собравшиеся приветствовали ее стоя. В своем элегантном черном костюме с воротником из лисьего меха она действительно выглядела как великосветская дама.
Когда все заняли свои места, сэр Малькольм вышел на середину ложи, встал между тремя незажженными светильниками, достал из карманчика жилета свой ингалятор и глубоко вдохнул из него. Содержавшаяся в нем благовонная смесь — ладана, эссенции мускатного ореха и цветов орхидеи — напоминала ему ароматы Востока. Наконец, когда в ложе воцарилась исполненная внимания тишина, он заговорил:
— Мадам и вы, господа, благодарю вас за то, что приехали, чтобы помочь мне разобраться в том, что же на самом деле произошло здесь двадцать первого декабря, в день так называемого зимнего солнцестояния. С самого начала, как только мы взялись за это непростое дело, у нас, по сути, были только две версии случившегося. С одной стороны, нас уверяли, что передник загорелся на Джоне Ливингстоне от воспламенившегося ликоподия. А с другой, как нам потом стало известно, передник умышленно пытались сжечь на одном из вот этих трех светильников. Однако обе версии оказались на поверку ложными, иначе говоря, мы столкнулись со лжесвидетельствами. И после этого нас уже вряд ли удалось бы убедить, что и другие объяснения, даже куда более важные, правдивы и речь не идет об очередных измышлениях.