Кухов вернулся в участок, и тотчас же велел послать урядника по дороге на Хутора. И по пути спрашивать о мужиках и телеге (дорога так или иначе могла выйти на Рыбинск!), и след искать надо в том направлении. В кабинет, постучав, вошел помощник Кухова.
— Так что депеша из Рыбинска пришла о потере.
Взяв в руки послание, Никита Иванович прочитал: «На ваш запрос о предметах, найденных вами у Мохова Ивана, сообщаем, что действительно мещанкой г. Рыбинска Шачковой Верой Максимовной была утеряна корзина, а в ней шкатулка с означенными предметами, засим просим вас вышеперечисленные предметы переслать с оказией в Рыбинск, полицейский участок 4-й части...»
— Так вот откуда буквы В и Ш на салфетках... Ну, слава богу, с этим разобрались.
— Привести ко мне этого Мохова Ивана, то есть Ваньку Кривого...
Ивана привели.
— Ну, счастье твое, не соврал, все так, как было.
— Так отпустите меня, господин Кухов, домой-то, а? Мамане волнуется.
— Маманя... видать, ты ей смерти желаешь что ли? Своими делами непотребными. Отпустить я тебя отпущу, держать здесь незачем, а ведь мещанке-то этой возмещать убыток тебе придется! Корзина, платок, шкатулка разбитая, да кольцо, да двадцать рублей. Где брать думаешь али опять воровство, тогда точко в остроге сгинешь и маманю свою не увидишь.
— Умолю растеряху, по частям ей выплачу, работать пойду.
— Ну, смотри, Иван, если так, то я за тебя похлопочу, иди с Богом домой, да как вызовут, сразу являться.
— Премного благодарен, ваше благородие.
День клонился к вечеру, пора и домой собираться, сегодня уж, пожалуй, никого не будет. Помощник сообщил, что завтра похороны, надо бы пойти, а сейчас домой, страсть как есть хочется и чаю горячего, а то целый день все в бегах да в бегах, так и катар желудка заработать на старости лет можно, — подумал Кухов, хотя до старости ему было еще очень далеко.
Спал Никита Иванович крепко и снов не видал. Наутро первым делом справился, когда похороны, в каком часу и, записав на бумажке время, занялся делами. Вызвал помощника, спросил: Нилов с Улеймы вернулся ли?
В кабинет вошел урядник Нилов.
— Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?
— Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.
— же ведь выехал он девятнадцатого утром?
— Я на обратном пути во всех деревнях справлялся о купце, не говорят его а купца крестьяне, особливо фабричные, хорошо знают. Не было... Не проезжал.
— Так, — подумал Кухов, — еще одна загадка, номерной показывает: девятнадцатого в десять уехал, а мальчишка — что видел, как вечером на телегу садился.
допросить, уже дело серьезное. Да и ло малахае, мальчишка-то видел похожего вече другой день около пяти. Что-то тут есть!
Помощник заглянул в кабинет и сообщил, что купцов убитых повезли отпевать в церковь кладбища «Убогий дом», там и хоронить будут.
— А старуху? — спросил Кухов.
— И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.
— Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!
Кухов подумал о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел что-то Почему говорит: уехал девятнад домой не прибыл, мальчишка — вечером накануне. Хм. Пойду я на кладбище посмотрю, придет Ефим туда или нет, что-то он все больше подозрительным кажется.
Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там никого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гро понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; старуху хоронили неподалеку от них, но на особицу.
Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.
— Здравствуй, касатик, и ты здесь?
— Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.
— Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.
— Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?
— Гнедая она была, гнедая.
—Ну, спасибо, бабушка, помогла. Кухов высматривал в толпе Ефима, но его нигде не было видно, не пришел, значит, ну что же, пойду я к нему. Бросив по горсти земли на гробы покойных, Кухов выбрался из людской толчеи и зашагал к номерам Хряпина.
Прийдя туда, он спросил, где Ефим, Оказалось, что на кухне, поминает купцов.
— Что, пьян?
— Да нет, выпивши немного!
Пройдя на кухню, Кухов увидел Ефима сидящим за столом с дворником и младшим номерным, на столе стояла бутылка водки и лежала кое-какая закуска.
— А-а, господин хороший, — приветствовал его дворник, — присаживайтесь к нам, выпьем за упокой душ убиенных.
— Ну что же, за это, пожалуй, выпью рюмку, — сказал Никита Иванович. Присел к столу, ему налили большую рюмку водки, и он сказал:
— Ну, за упокой души невинноубиенных, — и опрокинул рюмку в рот При этом, покосившись незаметно в сторону Ефима, заметил при этом, как гот при его словах слегка вздрогнул.
От второй рюмки Кухов отказался.
— На службе я, не могу: дела у меня, дела. — И спросил у Ефима:
— Не могу ли поговорить с вами, господин Костырев, так сказать, с глазу на глаз?
— Отчего же, извольте, — ответил Ефим, — пройдемте в залу, там никого нет.
Прошли в залу, где стояли диван, круглый стол и большое зеркало. Дверные проемы были завешаны плюшевыми портьерами, на окнах такие же портьеры с кисточками, отчего в зале было полутемно и уютно. Уют еще придавали большие фикусы, поставленные по углам на небольшие столики.
— Так о чем спрашивать будете, господин следователь?
— Вот о чем, господин Костырев. — Были ли вы знакомы с господином Заворыкиным? Когда он приехал? Когда уехал?
— Да-с, знаком я с ним был, не отрицаю, в бытность мою на бумажной фабрике, он как оттуда ушел, я его больше не видал.
— Но когда он приехал, он вас признал?
— Признал, конечно, признал. И даже спросил, почему это я здесь служу.
— Что же потом? — спросил Кухов.
— А ничего, отвел я ему шестой номер и все.
— Когда он приехал?
— Семнадцатого утром, — ответил Ефим. — А уехал девятнадцатого часов в десять утpa.
— Не общалась ли вы с ним в эти дни помимо службы вашей?
— Никак нет, да его и в номерах почти не было эти дни.
— Куда он уходил, вы не знаете?
— Точно не скажу, но, вроде, к купцу Бердяеву.
— А зачем?
— Это мне не ведомо.
— Так, значит, уехал девятнадцатого? Странно, мальчишка коридорный говорит, что видел его накануне вечером, садился на телегу и, вроде, куда-то ехать собирался.
— Этого я не могу знать, может, он куда и ездил, а потом вернулся.
— Так, а ворота да двери у вас во сколько закрываются?
— В десять часов вечера.
— А кто дежурит, если гость припозднится, чтобы дверь открыть?
— Дворник.
Кухов выглянул в коридор.
— Позовите дворника, — сказал он коридорному. Через некоторое время дворник пришел.
— Скажи-ка мне, милок, часто ли гости по вечерам тебя беспокоят с дверями.
— Никак нет, ваше благородие, у нас заведение приличное и люди вечером завсегда в номерах, хотя, конечно, бывает, мало ли.
— А не припомнишь ли, купец Заворыкин вечером не стучал поздно, чтобы ему открыли?
— Никак нет, не было этого, я купца хорошо помню.
— Так, а утром ты его не видел, часов в десять?
— Никак нет, по утрам мостовую убираю рано, а потом по разным делам хозяйским, так что не видал, врать не буду!
— Хорошо, позови ко мне коридорного.
Дворник высунулся за портьеру и гаркнул: «Эй, Гаврюха, тебя господин кличет!»
Вошел Гаврюха, мужик лет тридцати.
— Скажи-ка мне, — обратился к нему Кухов — по утрам ты постояльцев провожаешь?
— Когда я, а когда и Ефим, — ответил Гаврила.
— Ну, а купца Заворыкина девятнадцатого ты отпускал?
— Никак нет, не я, он вечером пришел часов в восемь и больше я его не видел.
— Что же ты не поинтересовался, уехал он или нет?
— На то, господин следователь, старший номерной есть, то дело не мое!
— Значит, ты его утром не видел?
— Истинный бог — не видел.
— А мог его кто еще заприметить, кто по утрам в коридорах бывает?
— Мальчишка, да он только утром рано полы метет, да сапоги разносит, если накануне постоялец поставил около двери.
— А во сколько это утром?
— Часов в семь, а потом ему тут делать нечего.
— Ну а еще кто?
— Да окромя кухарки в это время никого в номерах нет, а она на кухне, ей тут тоже делать нечего.
Номерной и дворник вышли.
— Да-а, — неувязка получается, господин Костырев! Как же так, никто его утром не видел, а вы говорите, что он в девять уехал.
— На это я ничего сказать не могу, а уехал он девятнадцатого, часов в десять утра, больше мне сказать нечего.
— Hy что же, спасибо, мне от вас пока ничего не нужно.
Кухов подчеркнул это «пока».
Видимо, Ефим намек понял и сразу сказал:
— Ей богу, больше ничего не знаю.
— Ну, хорошо, до свидания.
Следователь вышел вон, идя по дороге, думал: врет, каналья! Искать надо Заворыкина, искать. Кухов направился обратно в участок, но не успел он отойти от гостиницы, как из ворот ближнего дома к нему подошел номерной Гаврила.
— Я, ваше благородие, здесь стою, вас поджидаю.
— Что случилось? — спросил следователь.
— Не хотелось бы, чтоб меня видели с вами, ваше благородие, я об Ефиме хочу рассказать кой-чего.
— Так, очень интересно, и что же ты расскажешь?
— А то расскажу, врет Ефим, что ни рагу с ним за эти дни не видался да и не разговаривал.
— Ну, ну, продолжай, голубчик, — поторопил Кухов.
Гаврила продолжал рассказ,
— Я только что господам чемодан принес, что жили в восьмом номере, и вышел. Гляжу Ефим в шестой номер пошел к купцу этому, значит! Ну, пошел и пошел, по делу, стало быть, а купец накануне довольный такой ходил. Меня спрашивал, много ли хлеботорговцев приезжает весной в Углич, да как хлеб больше отправляют в Питер да Москву — зерном или мелют.
говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро наедут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — отвечает.
Ну, господин купец, а лавка-то ваша как же? А продал — говорит, лавку, здесь делом займусь. Ну, говорю, ваше дело купеческое, вам видней. С тем и расстались.
-— Значит ты с ним семнадцатого разговаривай?
— Ну да, вечером это было, а на следующий день я и видел, как Ефим к нему в номер вошел.
— И что, долго он там пробыл?
— Сколько—не знаю, но, думаю, с час, потому как это время его и::где не было
— Так. а потом что?
— А потом Ефим довольный ходил.
— Что так, почему?
— Не знаю, только потом его целый день не было, а вернулся к вечеру. Часов в восемь, наверное.
— Купец был дома?
— Был купец в номере, это точно.
— Не видел, Ефим к нему не заходил?
— Нет, этого не видел, Ефим на кухню пошел, сказал, чай пить будет. Я ему говорю, кухарка уж легла, угорела она. А он мне — да я и сам самовар поставлю.
Потом слышал я, вроде, черный ход открывался, а тут Ефим выходит с кухни и говорит: попей чаю, Гаврила! Самовар-то горячий Ну, я и пошел.
— И долго ты на кухне был?
— Да с час, наверное, сидел.
— Значит, ты в коридор не выходил?
— Нет, да тут кухарка позвала, говорит, снегу хоть принесите на голову. Вот я мальчишку-то и послал.
— Так, значит, часов десять было, а мальчишка-то, придя с улицы, ничего не говорил? И ничего за это время не слыхали, может, ходил кто, дверь хлопала?
— У нас кухня в конце дома, оттудова не слыхать ничего.
— Однако же ты из коридора слышал, как черный ход открывали?!
— Так я в это время в нужник ходил, а не в коридоре был, вот и слышал.
— Ну, а потом что?
— А ничего. Посмотрел: все тихо и пошел спать!
— Ну, спасибо тебе за помощь, — благодарно сказал Кухов и, распрощавшись с Гаврилой, поспешил в участок.
В участке Кухова уже дожидался урядник, посланный по дороге на Хутора.
— Ну, что разузнали, милейший? — спросил Кухов.
— Ничего, господин следователь. — Ближайшие деревни все объехал — и никаких известий. Похожие люди не проезжали! А дальше, смекнул я, ваше благородие, дорога-то не только на Хутора, она ведь за кладбище направо поворот дает. Обратно в город.
— Так она заросла вся, по ней и не ездят давно!
— Вот я и подумал, раз не ездят, то, может, следы остались какие. Ну и вернулся. Верно, смотрю — есть следы от колес. Как они там проехали — ума не приложу. Черт ногу сломит, но след вывел обратно к городу!
— А дальше неведомо, куда могли поехать, там путей много. Я сначала по дорогу, что из города ведет, до первой деревни доехал. Узнал, не проезжали ли тут такие. Нет! Значит, в город подались обратно.
— Надо искать гнедую лошадь и мужика с черной бородой, других примет нет! — сказал Кухов.
Отпустив урядника, он вызвал помощника, «Что нового, какие сообщения?».
— Да, ваше благородие, старший приказчик приходил купцов Шунаевых.
— Ну, ну, чего рассказывал?
— Ничего особенного. Ездил, мол, в Ярославль. Выехал из Углича девятнадцатого утром спозаранок, отправлял его сын куп Василий, с наказом, пойти в Ярославле к купцу Сметанину и переговорить с ним о постройке паровой мельницы в Угличе. На паях.
Дескать, они с батюшкой да купец Заворыкин, а капиталу у них для паев есть семьдесят тысяч рублей. Купец на это согласился и сказал, что пришлет опытного человека смету составить с оформить, с тем, дескать, и оттуда дня, на тебе — прямо на похороны угодил!
-— Больше ничего не говорит приказчик, не болтал ли кому о деньгах?
-— Нет, говорит, сам только утром узнал и о деньгах и о поездке, так что никого не видел, потому как сразу уехал.
— Позовите его.
Вошел человек невысокого роста, полный, лет пятидесяти.
—- Давно ли у купцов служишь?
Давно, ваше благородие, годов пятнадцать, я сам из крестьян Мышкинского уезда, села Флоровского. Николай Василь старик то есть, и сам оттуда, так он меня и нанял.
— А в деревне чем
— Служил приказчиком у деревенского купца Титова, ваше благородие,
— Значит, крестьянской работой занимался?
— Нет, все по торговой части.
— Ну, ладно, что в Ярославле, у купца Сметанина?
— Да я уже господину полицейскому все рассказал, добави нечего.
— А видел ли ты Заворыкина, когда он к вам с купцом Бердяевым приходил?
— Видел, а как же!
— Ну, а разговор какой слышал, что говорили?
— Да сни приходили после обеда, старик Бердяев их познакомил, они за столом сидели. Я не присутствовал, потом Бердяев ушел, а Заворыкин еще оставался Потом и он ушел.
— Во он ушел? — задал важный вопрос Кухов.
— Темнеть стало, часов, может, в семь, а, может, и позже.
— Ну, а хозяин что, тебе сразу наказ дал?
— Нет, наказ утром он мне давал, а вечор, как Заворыкин ушел, он меня спрашивает: знаю ли я Ефима Костырева. Знаю, говорю, номерным служит у Хряпина, а что?
— Да то, говорит, что купец его к себе в помощники берет, и, вроде, рекомендует его по денежным делам поставить. Мол, у него опыт есть, как ты думаешь, что он за человек? Деньги, брат, первому встречному не доверишь ведь!
Ну, я говорю, раз купец в ком уверен, то, значит, человек надежный, а я про него ничего сказать не могу. Вот и весь разговор, господин следователь, а утром я уехал.
— Ну, хорошо, понадобится, вызову.
— Хм... Так вот отчего Ефим веселый-то был, на службу его купец брал. Тогда почему это сейчас скрывает, может, боится, что его подозревать будут? Так своей скрытностью он как раз подозрение и вызывает. Время уже позднее, целый день в хлопотах, а ничего пока не проясняется, одни загадки, а отгадок нет.
Кухов позвал дежурного: больше нет ко мне никого?
— Как нет, с обеда вас сыщик дожидается!
Вошел давешний сыщик, в шинели гимназического надзирателя.
— Слушаю, какие вести у вас, ходили в лабаз в мучном ряду?
— Так точно, господин следователь, с утра там был, как приказывали. Купца Василия из лабаза парнишка увел.
— Какой парнишка? Давай-ка поподробнее, пожалуйста!
— Пришел я в лабаз, спрашиваю тамошнего приказчика: купец девятнадцатого во сколько ушел? Говорит — часа в четыре. А обычно до какого времени бывает? А когда как, бывает и до полночи мы с ним тут, коль дел много. А так часов в шесть уходит Почему в тот день ушел рано? Парнишка к нему приходил, вот и ушел. Какой парнишка? — спрашиваю. Из мясной лавки, что на Спасской улице. Говорил ли что купец, когда уходил? Сказал, мол, ждут его дома — дело срочное, ну и ушел.
Кинулся я сразу в мясную лавку, там этот паренек, я к нему. К купцу Шунаеву ходил в такой-то день? — спрашиваю. Ходил! — отвечает. Зачем? Господин послал. Какой господин? Не знаю, подошел ко мне господин (я на улице сидел около лавки), сходи, говорит, к купцу Шунаеву в лабаз в Мучной ряд, знаешь где? Знаю, говорю. Вот и сходи. А то мне недосуг, а его дома ждут срочно, a я тебе двадцать копеек дам, сходишь что ли? — спрашивает.
Я говорю, схожу, отчего не сходить! Ладно, говорит, дал мне двугривенный и пошел. Куда, спрашиваю, пошел? Да назад и пошел, паренек отвечает. По какой улице? Да по нашей назад и пошел, Спасская на Московскую выходит. А как выглядел этот господин — спрашиваю. Да не старый, и одет чисто, господин и все, я его один раз у номеров видел, мальчишка-тож говорит.
У каких номеров? — быстро спрашиваю. А у Хряпиных! Ну, тут я сразу к вам и бегом, а вас все нет и нет, я уж прямо извелся весь, не иначе Ефим Костырев это!
— Точно он! Вот кто наводчик, значит! Быстро всех кто в участке да с оружием, коляску вели подавать, едем в номера да живее, живее, черт возьми!