И на сей раз я осталась в живых благодаря воспитаннице «Брайдз Холла». На этот раз — Сисси Браун. Она видела, как мы скатились за борт, резко затормозила ход, крикнув: «Люди за бортом!» Стоило ей чуть замешкаться, и я бы погибла.
Все свободные от вахты члены команды мгновенно высыпали на палубу. Команда действовала молниеносно. В считанные минуты на воду были спущены два самонадувающихся спасательных плота, оснащенных опознавательными огнями и радиолокационной установкой. Два прожектора рыскали взад-вперед по воде, но их лучи миновали меня. «Королева Мэриленда», находившаяся всего в нескольких ярдах, казалась мне бесконечно далекой.
Однако благодаря прожекторам «Королевы» меня обнаружил другой прожектор, помещавшийся на носу полицейского катера. В мгновение ока катер был рядом, как раз тогда, когда я уже окончательно выбилась из сил. Ведь мне приходилось не только самой держаться на плаву, но еще и поддерживать Тэрри. И это при том, что одна рука у меня была повреждена, а намокший комбинезон камнем тянул меня вниз.
Сильные руки подхватили нас обеих и втащили на борт. Потом все смешалось в моем сознании — вода, темень, боль, пронизывающий до костей холод и мужские голоса. Меня отнесли в кабину, уложили на топчан и укутали одеялами. Двое дюжих полицейских стояли рядом, сочувственно глядя на меня, а Майкл Доминик протягивал мне кружку с горячим чаем.
— Вы можете сказать, что случилось? — тихо спросил он.
Я ответила не сразу. Я смотрела на Тэрри, лежавшую на спине напротив меня. Глаза у нее были закрыты, а из головы сочилась кровь.
Казалось, она безмятежно спит, и ее лицо в тусклом свете кабины было неподражаемо прекрасным.
— Она скончалась сразу же, как мы вытащили ее из воды, — сказал Майкл. — У нее оказался поврежден череп. Должно быть, она ударилась при падении в воду.
Я вспомнила, как мощная волна обрушилась на палубу и отбросила нас к планширу. И ее лицо, когда она занесла над моей головой багор.
— Она пыталась меня убить, — сказала я.
Я вспомнила групповые снимки в альбоме, посвященном «Королеве Мэриленда». И улыбающееся лицо Тэрри среди членов судовых команд, ежегодно сменявших одна другую. Тэрри неизменно в голубой замшевой куртке и синем берете. Тогда-то меня и осенило, что Тэрри — как раз тот человек, у которого всегда мог найтись повод для появления в любом месте на территории кампуса, потому что она имела на это право.
— Вы знали, что это была она? — спросил Майкл. — Именно это вы и собирались мне сказать, упрямица, а потом передумали?
Я ничего не сказала Майклу тогда в церкви. Хотя и знала, кто убийца. Но мне и сейчас не хотелось в это верить. Все время я молила Бога, чтобы убийцей оказался кто-то другой, только не Тэрри. Даже сейчас, глядя на нее, я безумно желала, чтобы свершилось чудо, и она оказалась невиновной и вновь стала прелестной молодой Тэрри, полной жизненных сил и энергии.
Но увы. Она хладнокровно убила двоих людей и дважды пыталась убить меня.
Мне было суждено снова очутиться в кембриджской клинике. Я была доставлена туда на полицейском вертолете в послешоковом состоянии и с переломом руки. Еще до прибытия вертолета на борту катера, отстранив удивленную и смущенную Аду, появилась Сисси Браун.
— Я восхищена вами, миссис Барлоу, — сказала Сисси. — И хочу вас заверить, что мы обязательно победим в этих проклятых гонках, договорились? Можете в этом не сомневаться. Мы хотим посвятить нашу победу вам.
Она порывисто наклонилась ко мне и стиснула мою здоровую руку. Что же касается меня, то при всей моей неприязни к ней в этот момент, кажется, не было человека на свете, которого я любила бы так же сильно, как ее.
«Королева» и в самом деле одержала победу, первой придя к финишу у острова Джемса с отрывом от «Чесапика» на полтора километра. Традиционное торжество по случаю гонок на борту «Сэма Хьюстона» решено было не отменять. Члены команд, их родители и друзья все еще продолжали веселиться, когда я вернулась в «Брайдз Холл» около семи часов вечера. Врачи настаивали, чтобы я задержалась в клинике еще на день, и подняли невероятный шум, когда я заявила о намерении покинуть ее немедленно, но с меня и этого было достаточно.
Однако в торжествах я не участвовала: я не могла. Мысли о Мэри Хьюз и Гертруде Эйбрамз, о Тэрри Карр и о рухнувшей карьере Эллен Морни настолько угнетали меня, что я испытывала лишь глубокую, щемящую тоску. Я отправилась прямо в Коптильню, в свой гостевой номер, и легла в постель.
Большую часть следующего дня и вечер я провела с Майклом, рассказывая ему некоторые подробности, и даже сделала официальное заявление по поводу моих действий с момента появления в «Брайдз Холле». Как оказалось, на кассете Мэри Хьюз были действительно записаны голоса Тэрри и Эллен. Содержание их беседы стало известно благодаря чудодейственному мастерству специалистов по звукотехнике. Это дало Майклу Доминику основание выдвинуть обвинение против Эллен, а позже и против Артура Перселла. Зная характер Перселла, Эллен втянула его в свои махинации, пообещав соответствующим образом вознаградить. Причастность к преступлению служила гарантией его молчания.
Похищенная Эллен сумма была мизерной по сравнению с общей суммой пожертвований, всего лишь сто тысяч долларов с небольшим. Но этого было вполне достаточно для того, чтобы оплатить все, что она считала необходимым для осуществления мечты всей ее жизни — обретения Джона Рэтигена: арендная плата за «обитель любви» в Джорджтауне, пластическая операция, роскошный спортивный автомобиль и обширный модный гардероб.
И она вполне преуспела бы в осуществлении своих планов, если бы этому не помешал один человек — Анджела О'Коннелл. Из записи, содержащейся на кассете, и из признаний Эллен роль этой девицы становилась совершенно ясной. Не прошло и месяца с момента появления Анджелы в школе, как она обнаружила, что можно сойти с дорожки и, забравшись в густые заросли кустарника, оказаться прямо под окном кабинета Эллен. В теплую погоду, когда открыто окно, она могла сколько душе угодно подслушивать разговоры, происходившие в кабинете директрисы. Стараясь завоевать расположение Тэрри, Анджела рассказала ей о разговоре Эллен с Перселлом, из которого следовало, что они сообща замышляют некую махинацию. Тэрри не составляло труда заставить Анджелу молчать — она пригрозила ей Инквизицией старшеклассниц. Улучив момент, когда Перселл находился в отъезде, Тэрри несколько ночей кряду занималась тщательной проверкой школьных счетов и пришла к выводу, что все сказанное Анджелой — правда.
У каждого человека есть какая-то мечта, которая — он верит — в конце концов осуществится. Для большинства людей мечта так и остается мечтой, и они в конце концов смиряются с этим. Однако для некоторых — таких не много — поражение просто немыслимо, слишком завораживающей представляется мечта. И ради ее осуществления они готовы на все, вплоть до убийства.
Я много думала о Тэрри Карр и мечтах ребенка из бедной семьи в захолустном районе Западной Виргинии. Всегда ли она мечтала стать в будущем директрисой знаменитой приготовительной школы? Или впервые подумала о такой возможности, только оказавшись в «Брайдз Холле» и увидев в лице Эллен пример для подражания? Этого мы никогда не узнаем, хотя я склонна считать верным последнее. В ту злополучную субботу Хайрам Берджесс позвонил в школу и просил передать Эллен, что он приглашает ее на завтрак в Вашингтоне. Тэрри немедленно связалась с Эллен в «Вальдорф-Астории», сообщила о звонке Берджесса и заодно торжествующим тоном изложила все, что ей было известно от Анджелы. Затем, в упоении собственной силой, она принудила Эллен к встрече с глазу на глаз в газебо в тот же самый день.
Как считает Майкл, Тэрри требовала отнюдь не денег. Ей нужна была должность директрисы «Брайдз Холла». Эллен должна была подать в отставку в конце учебного года, заручившись предварительно гарантией со стороны попечителей, что ее место займет Тэрри.
Когда мечта Тэрри была уже совсем близка к осуществлению, она не могла допустить, чтобы Мэри Хьюз стала свидетельницей ее шантажа. Равно как и Гертруда Эйбрамз. Убила ли она Гертруду Эйбрамз из опасения, что та может узнать ее голос на кассете, или потому, что Мэри могла поделиться с ней своей тайной — этого мы тоже никогда не узнаем.
Чтобы избежать дальнейшего скандала и считая, что найти равноценную замену Эллен будет трудно, попечительский совет решил не возбуждать против нее дела и оставить ее директрисой. Конечно, ей придется вернуть похищенные деньги. Их будут удерживать из ее жалования, а поскольку сумма весьма солидная, она в скором времени снова превратится в неряшливо одетую, заурядную особу средних лет. Джона Рэтигена она потеряла — во второй раз и теперь уже навсегда. Я невольно испытывала к ней жалость.
Что касается меня, то я наконец могла вернуться домой и на следующий день после завтрака упаковала свои вещи. Майкл поручил одному из своих подчиненных проводить меня до дома, и вскоре я уже покидала Коптильню. Когда я вместе с сопровождающим, несшим мои вещи, подошла к Главному Корпусу, со мной произошло что-то невероятное. Я вдруг передумала. Моя старенькая машина показалась мне незнакомкой, и я с удивлением осознала, что испытываю страх перед реальным миром, в который мне вскоре предстоит вернуться.
Я смотрела, как сопровождающий укладывает мой багаж на заднее сиденье, внушая себе, что не следует распускать нюни, что я должна взять себя в руки. «Ты уже не школьница, Маргарет. Поезжай домой», — говорил мой разум.
Да, я не школьница, и уже очень давно. И все-таки что-то во мне противилось и убеждало побыть здесь еще немного. Я остро ощущала ностальгию, хотя не могла бы сказать, по чему именно. По «Брайдз Холлу» и моим школьным годам? По тому, что прошло и больше уже не вернется? По минувшей юности? Думаю, что по всему понемногу. Я попросила сопровождающего подождать и медленно пошла мимо спортивной площадки к пирсу и к эллингам. Я шла и вспоминала: длинные зимние вечера в классах и занятия в закутках большого учебного зала; тех, с кем приходилось делить дортуар, нравившихся мне и не нравившихся; учителей — скучных, противных или добрых. Вспоминала школьные ритуалы и традиции, сохраняющиеся и по сей день; подруг, с которыми делила радость и слезы; победы и поражения на спортивной площадке. И бурный восторг зрителей-школьниц, когда я победила в межшкольном чемпионате по теннису и вернула «Брайдз Холлу» кубок после двадцатишестилетнего перерыва.
Я шла по знакомой дороге, вспоминая прошлое с чувством признательности и приязни. Я была уверена, что никогда больше не приеду сюда. Даже ради Нэнси. Отныне это станет обязанностью ее матери, а не моей. Но несмотря ни на что, «Брайдз Холл» для меня — нечто такое, чего я не могу и не должна никогда отделять от всего того, что составляет мою жизнь, как я до сих пор пыталась это делать. По-своему я любила это место.
«Королева Мэриленда» стояла на приколе, со свернутыми парусами, каждая веревочка аккуратно смотана, палубы отдраены, медные ручки начищены до блеска. Среди царивших здесь покоя и тишины невозможно было поверить в то, что случилось на борту судна всего лишь тридцать шесть часов назад.
Я подумала о Мертвой Обезьяне: вспомнила, как две недели назад — казалось, с тех пор прошла целая вечность, — она раскачивалась здесь над палубой, и содрогнулась. Не потому, что это было и в самом деле мерзкое зрелище, а потому, что школа и все, что ее олицетворяет, может в один миг рухнуть как карточный домик. Нет, «Брайдз Холл» будет существовать и впредь — там будет учиться Нэнси, возможно, ее дочь и многие последующие поколения девушек. Но как в жизни все хрупко, и как опасно считать что-либо постоянным.
Прошло минут десять, а я все стояла, безучастно глядя на воду, и вдруг почувствовала присутствие Майкла Доминика рядом. Он подошел неслышно. Взлянув на мою руку в гипсе и на перевязи, он спросил: «Как вы», — и я ответила: «Нормально».
С «Сэма Хьюстона» доносился веселый смех и школьный гимн.
— Там веселье в самом разгаре, — сказала я.
— А почему бы и нет? Никто из них фактически не виновен в случившемся.
— И никакой опасности больше не существует?
— Явной опасности? Нет.
Я наблюдала за гагарой, кружившей низко над Бернхемской бухтой. Ее черные крылья размеренно поднимались и опускались как бы в такт биению моего сердца. И в моей грусти я ощутила огромную радость жизни.
— Так что же, значит, — нет? — внезапно услышала я.
Он говорил о нас — о себе и обо мне. Я повернулась к нему. Его темные волосы были взъерошены, он стоял ко мне боком, не глядя на меня, словно опасаясь прочесть в моих глазах отказ, его лицо было сурово. Я вспомнила, как увидела его впервые в дверях церкви. Он казался мне самым привлекательным мужчиной из всех, когда-либо встречавшихся мне в жизни.
— Простите, Майкл.
И это было все, что я сказала. Мне казалось, что никакие слова не нужны, и он знает почему. Я не могла поступить иначе после всего, что нам довелось пережить вместе.
Он чуть заметно улыбнулся и взял меня за руку.
— Можно мне задать этот вопрос снова… Когда-нибудь позже?
— Надеюсь, что именно так вы и поступите, — сказала я. — Даме всегда приятно воспользоваться принадлежащей ей по праву привилегией и изменить свое решение.
Я обняла его и крепко поцеловала, после чего быстро пошла к машине. Спустя полчаса Чесапикский залив остался позади, я ехала домой.