Когда он подошел к дому, из окна слышалась музыка любимого всеми сериала. Он тихо прошел по дорожке, осторожно поднялся на крыльцо. Если его заметят, то всегда можно сказать, что ошибся адресом. Дверь была открыта, но женщина его не видела, впрочем, как и он не видел ее лица. Он видел только ее голову над спинкой кресла, седые волосы, гладко зачесанные в пучок на затылке, два завитка на шее, за которую ему и надо схватить.
Он тихо стоял в дверях, боясь шелохнуться, завитки притягивали его взгляд, он понял, что не сможет стиснуть эту шею руками. Мелькнула мысль все бросить и убежать, пока его не заметили, бутылка в кармане есть, и ладно. Но тут он вспомнил сегодняшнее утро, свои мучения и решил довести дело до конца, чего бы это ни стоило. Он снова спустился в сад, достал бутылку, отхлебнул, подумал и отхлебнул еще пару раз. В бутылке осталось еще примерно с полстакана, он осторожно поставил ее между кустами флоксов, чтобы захватить на обратном пути, и снова решительно направился к крыльцу.
Но все-таки схватить женщину за шею руками он не мог — завитки точно завораживали. И тут он заметил зеленый шарф, висевший на перилах крыльца. Вот — то, что нужно! Он тихонько взял этот шарф, намотал концы на руки, решительно шагнул в комнату и накинул его петлей на голову женщины. В следующее мгновение произошло то, чего он уж совсем не мог предположить: женщина вскрикнула, дернулась, попыталась вскочить, он, стараясь удержать ее, затянул шарф, она вдруг как-то странно дернула головой, захрипела, обмякла и стала оседать. Ему стало страшно. Он обошел кресло и заглянул ей в лицо.
До него не сразу дошло, что он сделал. А когда понял, хмель сразу улетучился. Бежать, бежать… В панике он выскочил из дому и побежал к калитке.
Но бабу скоро найдут, а его наверняка кто-нибудь видел. И ведь не докажешь, не объяснишь, что вовсе и не хотел, что случайно так получилось! Надо спрятать ее, пришла вдруг в голову спасительная мысль. Оглядевшись, он увидел недалеко, вверх по улице, ветхий забор и явно заброшенный участок. Идеальное место, до весны, по крайней мере, не хватятся. Он крадучись вернулся к желтому дому. Сериал был в самом разгаре, и если кто-либо из соседей и был сейчас дома, то явно сидел у телевизора. Дальше все было просто, он перетащил ее на заброшенный участок, нашел подходящее место под кустом черноплодки. Когда-то здесь вырыли яму, землю брали или посадить что хотели, и сейчас это углубление очень ему пригодилось, — сбросив туда тело, он закидал его опавшей листвой.
С кладбища на нескольких машинах отправились на поминки домой к Елене. Я у нее никогда не была и теперь с любопытством оглядывалась по сторонам. Квартиру в типичном сталинском доме еще до войны получил отец Елены. Огромные, чуть ли не во всю стену окна с мраморными подоконниками, высокие потолки с лепниной, и прочее и прочее. Привыкшая в общем-то к строгой геометричности панельных домов (да и новых кирпичных, если уж на то пошло), я поражалась забытой прелести всех этих невесть как образовавшихся закутков, выступов, ниш. По коридору можно было запросто гонять на велосипеде — только пожелай. Но… в этой огромной квартире места для Татьяны Георгиевны в последнее время как-то не находилось.
В большой проходной комнате заканчивали накрывать на стол. Тут-то и жила в последнее время тетя Таня, хотя раньше это была гостиная-столовая, где никто и никогда не ночевал — не предназначена была комната для ночевок. Проходная она и есть проходная, да еще с двумя двустворчатыми дверьми: одна — в коридор, другая — в спальню. То есть в бывшую спальню, а теперь — комнату Елены и ее мужа. Где-то в недрах квартиры таилась третья комната — изолированная, но вплотную примыкавшая к ванной, куда в свое время вела еще одна дверь — ныне заделанная. Словом, классический образчик сталинской архитектуры «для избранных»: спальня с примыкающей к ней ванной, гостиная и смежный с ней кабинет хозяина. Идеально для семьи из двух человек, но если домочадцев числом поболее — довольно-таки бестолково.
К тому же квартира безнадежно постарела. Обои не менялись, наверное, лет двадцать, когда-то белоснежные потолки совершенно неопределенного цвета, плитка в ванной сохранилась только местами, а в туалете ее и вовсе никогда не было. Стены в кухне просто-таки умоляли о перекраске, двери и оконные рамы облупились до неприличия, а о паркете лучше просто помолчать, потому что назвать это паркетом мог только человек, наделенный исключительно богатым воображением. Ясно было, что хозяина, как такового, в доме не было, потому что обыкновенный косметический ремонт мог сотворить с помещением просто чудеса. Но его никто, судя по всему, делать не собирался.
Я, может, и не обратила бы на это особого внимания, но уж слишком резок был контраст между ухоженной, прямо-таки вылизанной дачей тети Тани и этой запущенной квартирой. И все-таки… Квартира лично мне, как ни странно, понравилась куда больше дачи. Обожаю эту старомосковскую эклектику, когда мирно соседствуют самые, казалось бы, несовместимые вещи: чудом сохранившиеся предметы резной мебели — еще из приданого Татьяны Георгиевны, классические образчики конца тридцатых годов, убогие прямые линии древесностружечной стенки — гордости каждой уважающей себя семьи семидесятых — восьмидесятых годов, — и сугубо современные предметы, типа тумбы под видеоаппаратуру. Любой дизайнер легко мог в этой квартире получить обширный инфаркт — от ужаса. Мне же, дилетантке, нравилось.
Тут я заметила, что не одинока в своем изучении апартаментов Елены. Павел тоже озирался по сторонам с выражением, не вполне мне понятным, и даже время от времени брал в руки ту или иную вещь: шкатулку, статуэтку. У него был вид человека, попавшего в помещение, когда-то ему приснившееся. Я не успела толком удивиться, как к нам подошла Елена:
— Вспоминаешь, Павлик?
— Как странно, здесь за все эти годы почти ничего не изменилось.
— Обои переклеили лет пятнадцать назад. Но — того же цвета. Ты же знаешь мамин консерватизм.
Елена всхлипнула, и Павел обнял ее за плечи. Сейчас они выглядели как брат и сестра, объединенные общим горем, причем, судя по всему, испытывали схожие чувства. Да, время лечит, что верно, то верно.
— Какое счастье, что сейчас ты оказался рядом, — шепнула Елена. — Что бы я без тебя делала? Еще и Максима нет…
Я про себя отметила, что о своем драгоценном муже Елена не обронила ни слова.
— Аленушка, а можно мне посмотреть комнату Максима? — робко спросил Павел.
Робость — это было что-то новенькое в его репертуаре. Наш «железный Павел» удивлял меня все больше и больше.
— Конечно. Пойдем, я тебе покажу. Только… о сыне тебе эта комната ничего не скажет. Там теперь царство этой красотки… Марианны.
Елена отворила дверь в маленькую комнату, Павел остановился на пороге, а я заглянула через его плечо. Н-да… Больше всего это напоминало, по меткому выражению одного из классиков советской литературы, «штаб уездного комиссара после веселого налета махновской банды». Некий диссонанс вносили только яркие плакаты с обнаженными красотками на стенах, а так — один к одному. Я бы сказала — бардак, но это не совсем прилично.
Н-да, в такой обстановке вряд ли уместно говорить о семейном счастье: все та же коммуналка и никаких перспектив. И в эту квартиру еще надо было прописывать красотку Марианну? Слепому ежику понятно, что она, разведясь с Максимом, мгновенно оттяпала бы себе единственную изолированную комнату в частную собственность (теперь ведь это, кажется, разрешено: приватизировать комнаты без согласия соседей) и выставила бы трех бывших родственничков в две смежные комнатушки. Не исключено, что она еще вернется и доведет начатое до конца. Надо бы предупредить Елену, чтобы не поддавалась на эту авантюру.
Своими соображениями я поделилась с Галкой, пока мы хлопотали на кухне, доделывая какие-то мелочи. Елену мы заставили пойти в спальню и прилечь хотя бы на полчаса: вид у нее был ужасный, казалось, она держится на ногах только невероятным усилием воли.
— Предупредить, конечно, надо, — согласилась Галка, — только не сейчас. Не время. Да и не воспримет она ничего. Хотя…
— Что — хотя?
— Она же безумно любит своего сыночка. Как он скажет — так и будет, с детских лет он ни в чем и никогда отказа не знал. Пожелает — она в эту квартиру кобру пропишет вместе с крокодилом.
— Но это же безумие! — возмутилась я.
— Безумие, — согласилась Галка. — Но его следует учитывать. Единственный, кто может хоть как-то повлиять на процесс, — это таинственный Санечка, черт бы его побрал, прости меня, Господи. В такой день бросить жену! В голове не укладывается!
— Как он может повлиять? Перестань чертыхаться и объясни внятно.
— Она его любит. Не так, как Максима, конечно, но тоже до сумасшествия. И если он выскажется против…
— У нее случится раздвоение личности, и она сойдет с ума, — мрачно спрогнозировала я. — Веселенькая перспектива.
Сказала — и мысленно обругала себя. Бестактная идиотка! Говорить с Галкой о том, что дети — это головная боль, обуза или хотя бы просто источник неприятностей, категорически противопоказано. Хотя она вроде бы и смирилась с тем, что детей у них с Тарасовым не будет, тема эта для нее исключительно болезненная. Обычно я ее и не касаюсь, но сегодня забылась…
Как и следовало ожидать, Галка тут же замолчала, замкнулась, и последние приготовления прошли в полной тишине. Просить прощения тоже было бесполезно: отойдет сама и забудет о моей глупости. Положение спасло появление на кухне Павла и Андрея, которые сообщили, что стол готов, можно садиться, больше ждать некого.
— Слушайте, милые дамы, — вдруг сказал Андрей, — а фотографии мужа Елены в доме нет? Очень хочется на личико его посмотреть.
Галка пожала плечами:
— Не знаю. Елена мне фотографий не показывала, не знаю даже, есть ли свадебные. Только не надо сейчас у нее об этом спрашивать, она и так чуть держится.
— Да я и не собираюсь. Жаль, что нет Максима…
Тут уж не выдержала я:
— И хорошо, что нет! Не стоит вмешивать в это дело мальчишку. У него и так с отчимом отношения далеки от идеальных, а тут еще он набредет на мысль, что бабушку убил муж его матери…
— Мальчишка, между прочим, женат, — сухо констатировал Андрей. — И вмешивать его все равно придется, хотя бы по этой причине. Нужно бы показать ему фотографию Анны. Если это не его жена — мы опять тянем пустышку.
— По-моему, показать фотографию можно и Елене. Уж она-то наверняка знает, как выглядит ее невестка. Тем более просила вас помочь в ее поисках… Слушай, а вообще-то не надо никого опознавать! Попроси у Елены фотографию Марианны, вот и все. А мы сравним.
— Наташка, ты гений! — искренне восхитился Андрей. — Проще простого, как это я не сообразил?
Я не стала комментировать. Не так часто он делает мне комплименты, чтобы придираться к мелочам.
Андрей вышел из кухни и через несколько минут вернулся, держа в руках фотографию. В красивой смуглой молодой женщине на отлично сделанном снимке не составляло никакого труда узнать Масикову Анну. Значит, Марианна — это действительно она. Правильно ведь говорят: не мир тесен — прослойка тонкая.
— Ну и что нам это дает? — осведомился Павел.
— Потом прикинем, — отмахнулся Андрей. — Пора садиться за стол, а потом дать Елене возможность отдохнуть.
— Бог наградит тебя за доброту, — пробормотала я с чувством невыразимого облегчения.
Пока рассаживались, я случайно услышала обрывок фразы, которую произнесла Елена, обращаясь к Милочке. По-видимому, это был конец какого-то их доверительного разговора.
— …Счастье, что я снова встретила Павла. Ему цены нет, только я поздно это поняла.
Милочка вспыхнула и ничего не ответила, что, в общем, было естественно. Жена, хоть и бывшая, редко вызывает у настоящей возлюбленной, тем более невесты, положительные эмоции.
Поминки — это всегда тягостно. Из присутствовавших человек десяти двое — Андрей и Милочка — не знали Татьяну Георгиевну, мы с Павлом давно с ней не общалась. Елена, Галка и ее муж были единственными близкими родственниками, а трое подруг тети Тани сидели особняком и, похоже, думали о том, когда придет их срок. Кроме того, гибель тети Тани сама по себе была и ужасна и нелепа.
Поминки закончились, и мы распрощались с Еленой. Галка и Тарасов задержались, чтобы помочь все убрать, а мы поехали, по Галкиному же определению, «преступников ловить», на что Павел деликатно ей заметил, что ловят бабочек, а преступников как раз задерживают. В этот момент я краем глаза увидела, что Елена обняла Милочку и шепнула ей что-то вроде «берегите». Похоже, они сдружились, что, в общем, меня не удивило. Милочка вызывала желание опекать, а Елена была просто создана для того, чтобы это желание претворять в жизнь. Кажется, Павла ожидает интересная жизнь.
Павел с Милочкой умчались на своей роскошной «ауди», а мы с Андреем поехали домой на его старых добрых «Жигулях». Мне нужно было хоть немного поработать, а Андрей сказал, что сначала как следует отоспится, потом как следует подумает, потом снова отоспится, а завтра поедет в Белые Столбы, беседовать с Коляном-алкоголиком. Вечером же, часиков эдак в восемь — половине девятого, приедет в клуб любителей детективов и заберет меня оттуда. Бедненький, если бы он знал, как грубо жизнь нарушит его планы!
Впрочем, сначала все шло именно так, как было задумано. Когда мы пришли домой, Андрей улегся на тахту и почти мгновенно заснул — способность, которой я искренне завидовала и которая свидетельствовала о том, что совесть у человека чиста. Чего, по-видимому, нельзя сказать о моей.
Я же выпила чашку кофе и уселась к компьютеру. Для разнообразия мне повезло: текст оказался настолько легким, что я практически не задумывалась над тем, как его изложить на родном русском языке, и с удовольствием щелкала клавишами.
Я так увлеклась, что не отрываясь сидела за работой два с лишним часа. И обнаружила, что перевела восемь страниц — свою обычную дневную норму. Такое прилежание — ни единого перерыва на перекур! — требовало поощрения, посему я тихонько прошмыгнула в кухню, заварила чай и уселась за стол, чтобы насладиться вполне заслуженной сигаретой.
Едва я сделала первую затяжку, как зазвонил телефон. То есть не зазвонил, а тихонько заверещал. За эту деликатность я свой радиотелефон просто обожаю, потому что громкие звуки негативно отражаются на моей нервной системе, и до тех пор, пока у меня не появилось этой чудесной машинки, подскакивала от трелей прежнего телефонного аппарата. Теперь же, учитывая наличие в квартире второго, да к тому же спящего, человека, это было вдвойне здорово. Тем не менее я схватила трубку, не дав ей просигналить во второй раз.
— Алло, — тихо сказала я, одновременно закрывая дверь на кухню.
— Это Наташа? — услышала я уже знакомый бархатный баритон.
— Наташа, — подтвердила я, несколько удивившись такой активности. За два дня — второй звонок.
— Это Александр. Простите, что надоедаю вам, но мне вдруг нестерпимо захотелось хотя бы услышать ваш голос. У вас ведь дивный голос, вы знаете?
— Да, спасибо, я в курсе, — ответила я со свойственной мне скромностью. — Впрочем, и ваш голос, должна отметить, необыкновенно хорош. Иногда даже слишком.
— Красивая и умная женщина — это такая же редкость, как роза в снежном сугробе, — выдал мой собеседник очередной затейливый комплимент.
Хорошо излагает, собака!
— Благовоспитанный и умный мужчина, к тому же владеющий русским языком, — это такая же редкость, как снежная горка на экваторе, — не осталась я в долгу.
— Наташа, я по-прежнему очень хочу вас увидеть. Наша первая встреча была такой короткой… А я бы хотел пригласить вас, например, в ресторан. Кстати, какой ресторан вы предпочитаете? То есть я, конечно, хотел спросить, какую кухню?
— Что-что? — обалдела я.
Ну просто классика: «Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток?» Я и до кризиса-то не помню, когда последний раз была в ресторане, а уж теперь… Он что — новый русский? Тогда с какой радости он запал на сорокалетнюю тетку? Эти ребята, вне зависимости от собственного возраста, предпочитают совсем иной контингент женщин. Странно, право.
— Я мог бы пригласить вас в «Арагви», но это банально. Можно пойти в «Дели», если вы любите острые блюда. Или…
— Не продолжайте, мсье, — взмолилась я, — не нужно оглашать весь список. У меня слабые нервы, я не вынесу такой безумной роскоши.
— Наташа, — укоризненно пророкотал Александр, — не вести же мне женщину моей мечты в «Макдональдс»…
Так, я уже, значит, женщина его мечты. Слушать все это было, не скрою, чрезвычайно приятно, но дело в том, что встречаться с этим роскошным красавцем я не собиралась ни при какой погоде. Слишком уж он походил на мужчину моей мечты, а идеалов в жизни, как известно, не бывает. Да еще и точил меня некий червячок сомнения: не разыгрывает ли меня мой галантный телефонный собеседник? Предложить-то можно что угодно: хоть «Арагви», хоть поездку на Гавайи, хоть бриллиант «Кохинор» к Восьмому марта. Но обещать, как известно, не значит жениться. К тому же существовал Андрей, расставание с которым в мои планы отнюдь не входило. Даже мое легкомыслие имеет предел.
— Вот что, друг мой, — осторожно сказала я, — все что вы говорите, прекрасно и удивительно, но, по-моему, вы принимаете свое желаемое за мое действительное. В день нашей встречи светило яркое солнце, и вы скорее были ослеплены им, нежели мной. Допускаю, что женщина вашей мечты — именно блондинка, а не брюнетка или шатенка, но совпадения, простите, масти маловато. Есть масса других качеств — во мне, разумеется, — которые могут вам активно не понравиться. Я, например, курю, а это — сугубо на любителя.
— Обожаю курящих женщин! — мгновенно отреагировал мой собеседник. — И вообще, давайте встретимся и все обсудим лично, а не по телефону. Сегодня вечером, например. Вы же не работаете по вечерам, нет?
— Увы, — вздохнула я, — иногда приходится работать и по ночам. Это только кажется, что люди свободных профессий — действительно свободные люди. На самом деле мы — каторжники на галерах и прикованы к рабочему месту по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю двенадцать месяцев в году…
— Зато нет заморочек с начальством и завистливыми коллегами. И вы сами определяете график своей работы.
— Согласна. Но быть самой себе и начальником, и диспетчером, и подчиненным — не самое приятное занятие на свете. Хотя, конечно, что-то неуловимо прелестное во всем этом есть.
— Так как насчет сегодняшнего вечера, Наташа? До чего же настойчив! Приятно, но по закону всеобщего свинства сейчас проснется Андрей, выйдет на кухню и… Конечно, мой друг не страдает патологической ревностью и не станет допытываться с кем это я кокетничаю по телефону, но все равно… Береженого Бог бережет, а рисковать я не собиралась.
— Ничего не получится. Я по-прежнему завалена работой и просвета пока не вижу. Со вчерашнего дня в моей жизни ничего не изменилось.
— Я надеялся…
— Увы… А вообще, Александр, я, конечно, страшно признательна вам за то, что вы тогда отогнали от меня эту жуткую цыганку — она бы меня точно обокрала, — но…
— Но не давали мне повода рассчитывать на большее, — понятливо закончил мою фразу собеседник.
— Вот именно. Хотя она и пыталась нагадать мне счастье с брюнетом, я сомневаюсь, что это вы. К тому же я не хотела, чтобы кто-то вмешивался в мою личную жизнь.
— Вот видите, — обрадовался Александр, — меня вам предсказали, а от судьбы не уйти. Я вам позвоню, можно? Вдруг у вас настроение изменится или мне просто повезет.
— Звоните, — милостиво согласилась я, потому что флиртовать на самом деле люблю и даже очень. — Но настроение у меня, как правило, стабильное. А засим позвольте мне проститься — дела.
Я положила трубку, из которой напоследок донеслось что-то типа «Ах, какая женщина!». И сделала это очень вовремя, потому что через секунду на кухне появился Андрей. Не обратив на меня особого внимания, он налил себе большую чашку очень крепкого чая, насыпал туда ложек пять сахару, перемешал и залпом выпил этот приторный коктейль. И лишь после этого обратил прояснившийся взор в мою сторону:
— Мне никто не звонил?
Я покачала головой, испытав некоторое чувство вины за то, что так долго занимала телефон. Но потом сообразила, что в случае чего Павел мог бы кинуть сообщение Андрею на пейджер, а эта игрушка вроде бы ни разу не заверещала ни пока я работала, ни пока трепалась по телефону. Андрей, по-видимому, тоже подумал об этом, потому что вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Вот растяпа! Я же оставил пейджер в машине! И ты хороша — не могла напомнить…
Ну, слава Богу, нашли крайнего!
Андрей пулей вылетел из квартиры и так же стремительно вернулся. На пейджере ничего важного не оказалось, так что настроение у моего друга значительно улучшилось, он посмотрел на меня уже почти добрыми глазами и спросил:
— А кроме чая в доме что-нибудь есть? Путь к сердцу мужчины…
— Ты, вообще, поосторожнее с пейджером, — посоветовала я своему драгоценному, когда мы сели за стол. — Тут один мужик купил пятьдесят штук и повез куда-то в другой город. А они вдруг как заверещат все сразу. Так мужик с перепугу в столб въехал. Остался цел, только машину помял. А игрушки эти завопили потому, что с фирмы, которая ими торговала, прислали поздравление всем покупателям: то ли с Днем независимости, то ли с Днем благодарения, точно не помню.
— Только что придумала? — спросил Андрей, отсмеявшись.
— Только что вспомнила. То ли кто-то рассказал, то ли по телевизору увидела. А что, правда, здорово?
— Необычайно. Особенно для того мужика, который машину разбил.
Нас прервал телефонный звонок. Я потянулась к трубке, но Андрей меня опередил:
— Слушаю вас внимательно. Наташу? Здравствуйте, Алексей, я вас не сразу узнал. Сейчас спрошу, может ли она подойти.
Ага! На ловца и зверь бежит! Сейчас я попробую прояснить хотя бы часть этой прелестной картинки. Я буквально выхватила трубку у Андрея, который начал делать мне какие-то странные знаки и корчить рожи, но мне некогда было вникать в смысл этой пантомимы.
— Да.
— Натали, когда ты вернешь мне фотографии?
— А поздороваться для начала тебе не хочется?
— Ну, здравствуй. Так когда?
— Тебе же мой… муж прошлый раз объяснил, что я сейчас очень занята, а он готов передать тебе фотографии в любое время.
Я горячо понадеялась на то, что ни мой телефонный собеседник, ни Андрей не заметили крохотной заминки перед словом «муж».
— Ты все еще замужем, — буднично констатировал Масик. — Не хочу я встречаться ни с какими мужьями. Я хочу видеть тебя и получить мои фотографии. Могу зайти через двадцать минут.
— Где логика, солнце мое? Ты не хочешь встречаться с мужьями, а я сейчас, между прочим, не одна. Кстати, как поживает Анна?
— Понятия не имею, я ее несколько дней уже не видел. Даже заходил к ней домой, но там какая-то тетка меня даже на порог не пустила.
— И правильно сделала, потому что это — ее свекровь. А когда ты видел ее в последний раз? Анну, разумеется.
Андрей крутил пальцем у виска так энергично, что рисковал прокрутить в нем приличную дырку. Но я уже закусила удила, и мне было решительно наплевать на все, кроме намерения сейчас же, не сходя с места, добыть истину.
— Что за допрос! — оскорбился Масик. — Когда видел, тогда и видел. Почему тебя это волнует?
— Потому что…
— Ты сошла с ума. Причем от ревности, — не без удовольствия констатировал Масик. — Я тебе как-нибудь попозже позвоню, когда ты будешь вменяема. И не волнуйся, сегодня я не приду. У меня масса других дел, более важных. Ну, пока.
В трубке раздались гудки отбоя. Ничего вытащить из Масика мне не удалось. Плохо, обычно я от него достаточно быстро добивалась необходимой информации. Старею, теряю квалификацию… Или он не такой уж сумасшедший, каким прикидывается.
— Надеюсь, ты завтра не помчишься к нему на свидание? — с деланным смирением поинтересовался Андрей.
— Не помчусь, — отозвалась я, не принимая предлагаемой мне игры. — Завтра хочу съездить в клуб любителей детектива, между прочим, я уже тебе об этом говорила. А одного развлечения в день вполне достаточно, по-моему. Ужинать будем? Или отдадим врагу?
— Врагов у нас с тобой нет, придется самим стараться. А в клуб — почему бы и не съездить? Развейся. Отдохни. Я тебя благословляю.
На самом деле мне следовало благоразумно отказаться от похода в клуб — я и так запустила работу до безобразия, и кончится все это тем, что мне придется действительно сидеть несколько суток напролет, чтобы успеть к назначенному сроку. Но я слабовольна до безобразия, особенно если речь идет о каких-то моих прихотях и развлечениях. Ну ничего. Завтра еще только четверг, а с понедельника я обязательно начну новую жизнь: буду чистить зубы два раза в день, утром и вечером, делать гимнастику и бегать трусцой по парку в выходные дни. А зимой ходить на лыжах. Каждое воскресенье, как минимум. А то еще и каждую субботу.
Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. К сожалению или к счастью, — люди, как правило, не обладают даром предвидения и поэтому плохо представляют себе, что их ожидает в будущем, даже в самом что ни на есть ближайшем. Кто знает, пролила уже Аннушка постное масло или еще только собирается это сделать. Наверное, хорошо, что в тот вечер я не представляла себе всех тех событий, которым предстояло произойти со мной и моими друзьями в следующие несколько дней. Иначе вряд ли я могла бы грезить о прогулках по зимнему лесу и прочих приятных вещах. Скорее всего, я бы просто лишилась и сна, и аппетита.
Но я ни о чем не догадывалась.