Грибов в осеннем лесу было уже не много, но грибники пока еще не перевелись. Впрочем, есть фанаты этого дела, готовые искать заветные трофеи чуть ли не до декабря. Вот и неприметный пожилой человек в высоких резиновых сапогах и куртке неопределенного цвета, с непременной сучковатой палкой в руках брел ранним — хотя и не слишком — утром по давно облюбованному им лесочку, пристально всматриваясь себе под ноги.
То, что он внезапно увидел в двух шагах от себя, мало походило на грибы. Больше всего это походило на… Абсолютно в принципе неверующий человек, непроизвольно осенил себя крестным знамением и уж потом подошел ближе, чтобы убедиться. А когда убедился, потрусил к дороге, чтобы добраться до ближайшего населенного пункта и известить власти о находке.
В милиции мало обрадовались тому, что в лесу, в семи километрах от города Боровска, обнаружен труп молодой женщины с проникающим ранением правого виска. На всякий случай подняли заявления о розыске пропавших и страшно удивились тому, что женщина с такими приметами в нем числится. Удивление, впрочем, было приятным, потому что никаких документов на трупе не имелось и опознание его представлялось сомнительным. А так — вся информация, просто мечта оперативника.
Пожилой же грибник, расписавшись, где надо, и оставив свои паспортные данные, вышел из отделения, прошел пару километров по дороге в сторону Москвы и сел там в совершенно неприметную машину — одну из тех списанных «Волг», которые табунами бегают по дорогам России в последнее десятилетие. Сел, достал мобильный телефон и коротко доложил:
— Обнаружили. Опознали.
Абонент грибника, по-видимому, остался доволен сообщением: пожилой человек удовлетворенно улыбнулся, сказал: «Слушаюсь», убрал телефон и не спеша поехал в сторону Москвы.
По странному совпадению тем же утром возле пруда Царицыно обнаружили тело еще одной женщины, лет тридцати — тридцати пяти, тоже без документов, но в розыске не числящейся. Его отвезли в ближайший морг и положили среди полуторадесятка таких же неопознанных бедолаг, собранных за эту ночь в одном только спальном районе мегаполиса.
Если бы первую и вторую женщину положили рядом, то сразу же бросилась бы в глаза одна странность: на первой были серьги, недорогие, но явно нестандартные, а на второй брошь, сделанная из того же камня и рукой того же мастера. Но поскольку обеих женщин разделяло не менее двухсот километров, то сравнивать, понятно, никто ничего не стал.
В то утро мне предстояло переделать массу дел: купить свою долю продуктов для намечавшегося у Елены девичника в честь выздоровления Милочки и торжественного принятия ее в нашу компанию, а также что-нибудь в собственный дом, потому что последние дни выдались напряженными, я по двенадцать часов сидела у компьютера и все-таки исхитрилась сделать работу в назначенный срок. Зато есть в доме было, прямо скажем, нечего, поскольку Андрей носился по своим хлопотным сыщицким делам и ничем помочь мне не мог, а вернувшись домой, падал на тахту и засыпал как убитый, о еде даже и не заикаясь. Что лишний раз подтверждает справедливость французской поговорки: «Кто спит, тот обедает».
Первым же делом нужно было отвезти рукопись в издательство, чем я и занялась спозаранку. Потом вернулась в родной спальный район и накупила на рынке столько всякой всячины, что с трудом дотащила сумки до дома. Утешала я себя при этом тем, что за мной обещала заехать Галка, что-то делавшая в моем районе в сфере своей архитектуры, так что к Елене я поеду с комфортом, на машине, как белая женщина.
Зайдя в подъезд, я, как всегда, попыталась решить несколько задач одновременно: снять перчатки, нажать на кнопку лифта и достать ключи от квартиры. Когда мне удалось избавиться от перчаток и запустить подъемный механизм, выяснилось, что обе тяжеленные сумки с продуктами намертво врезались мне в ладони и посему нет никакой возможности открыть боковой карман той сумки, которая висела у меня через плечо, чтобы вытащить ключи. В результате я взмокла, как мышь под метлой, и, пока добралась до родного седьмого этажа, была на грани нервного срыва.
Дверь лифта наконец открылась, я вывалилась на лестничную площадку, да так и застыла с открытым ртом в состоянии полного ступора. У моей двери стоял Масик собственной персоной. Одной рукой он ожесточенно давил на кнопку звонка, а другой — дубасил в эту же самую дверь. Стальную, между прочим.
Обернувшись на шум лифта, Масик продемонстрировал мне искаженное бешенством лицо, что явно не предвещало ничего хорошего. Таким я его еще никогда не видела — скорее он страдал некоторой ограниченностью мимики, — и в моей непутевой голове молнией пронеслись все предостережения Андрея.
— Что это значит? — раздался даже не крик, а какое-то полурычание, полушипение. — Как ты могла уйти, если я должен был прийти к тебе? Ты должна была готовиться к моему приходу…
— Что? — только и смогла я спросить. Слов, как таковых, у меня не было. Остались одни буквы, из которых я выбрала наиболее приличные.
— Ну краситься там, одеваться… Готовиться! — Тут Масик взглянул на сумки, которые я так и держала в онемевших руках, и взгляд его несколько смягчился, а лицо обрело прежнее неподвижно-надменное выражение, которого я не боялась.
— А, я все понял! — объявил он. — После ЗАГСа нужно будет отметить. Это ты правильно решила. Что купила? Шампанское взяла?
Я наконец обрела полноценный дар речи:
— Какое, черт побери, шампанское? Какой ЗАГС? Ты что, совсем с ума сошел? Почему ты сваливаешься мне как снег на голову да еще устраиваешь какой-то детский крик на лужайке? Приперся сюда без звонка — терпеть этого не могу! — да еще дверь ломаешь…
— То есть как это не звонил? — снова побагровел Масик. — Я тебе с утра оставляю на автоответчик сообщения, что мы сегодня идем в ЗАГС…
— Зачем? — тупо спросила я.
Ответ меня мало интересовал: мне стало вдруг по-настоящему страшно. Глаза моего экстравагантного поклонника стали просто безумными: в таком состоянии я его никогда еще не видела. Я стала судорожно вспоминать все, что когда-либо залетало в мою голову относительно правильного поведения с психически неадекватными особями в момент возбуждения, но сообразила только, что надо говорить как можно спокойнее, даже где-то равнодушно. Чтобы не провоцировать, стало быть, на дальнейшие эксцессы.
— Я не прослушивала еще автоответчик: очень рано ушла из дому. Не ждала никаких звонков, вот и ушла…
От монотонности моего голоса в сон стало тянуть даже меня самое. Масик вроде бы слушал меня почти внимательно, и цвет лица у него постепенно приходил в норму.
— Мы ведь с тобой поссорились, верно? Ты мне сказал, что у тебя есть девушка Анна, в которую ты влюбился. Больше с тех пор ты мне не звонил. Почему теперь ЗАГС?
Последняя фраза была совершенно лишней, в чем я не замедлила убедиться.
— Анна замужем. Все или замужем, или женаты. Один я не замужем и не женат. Мы с тобой поженимся. У нее есть муж, у тебя есть муж, у меня будет жена. Мы все сравняемся. Я за тобой уже давно ухаживаю, мама о тебе знает и одобряет мой выбор. Ты же все равно моя невеста. А наша ссора в парке — это ерунда. Мне мама все объяснила. Ты просто приревновала меня к Анне. А раз ревнуешь, значит — любишь. Теперь нам надо пожениться. Я даже кольцо приготовил.
Он порылся в кармане и, к моему неописуемому ужасу, протянул мне какое-то кольцо. Слава Богу, не обручальное… то есть ничего хорошего и в этом, конечно, не было. Я заметила большой зеленый камень в серебряном, что ли, ободке. Пока я судорожно пыталась найти нужные слова, Масик сделал шаг вперед и попытался схватить меня за руку. Тут я очнулась от шокового состояния, стукнула своего новообретенного «жениха» по руке так, что кольцо покатилось по лестничной площадке, и разразилась темпераментным монологом, начисто забыв, что нужно говорить медленно и спокойно. Если честно, я почти орала:
— Не трогай меня! Ты меня достал! Ты сумасшедший, никуда я с тобой не пойду! И вообще я замужем, тысячу первый раз тебе говорю, что у меня есть муж, я его люблю! Не хочу тебя больше видеть, отстань от меня, сделай так, чтобы я тебя долго искала и не нашла! Не думала я тебя ни к кому ревновать, хоть к Анне, хоть к Ханне, хоть к Марье Иванне! Мне по барабану, наконец, с кем ты встречаешься и что ты вообще делаешь! Убирайся и никогда больше не приходи!
— Анна! Она меня любит, а не мужа! А он ее где-то прячет. Но я найду ее и убью! Ты еще увидишь! Ты еще пожалеешь! — Масик, в свою очередь, разорался так, что даже начал слюной брызгать. — Мы все равно будем вместе! Анна! Я убью твоего мужа! И мы опять будем вместе!
Кому он это кричал? По-моему, он уже принимал меня за другую — за эту самую красотку Анну. А может быть, за кого-то еще.
Вдруг Масик сорвался с места и, продолжая что-то выкрикивать, помчался вниз по лестнице. Я обессиленно привалилась к стене и, не веря собственным ушам, слушала удаляющиеся прыжки и крики, а потом внизу гулко бухнула входная дверь. И наступила тишина.
Удивительное дело! Ни одна дверь в подъезде не открылась, никто не поинтересовался, что за странные, дикие звуки несутся с седьмого этажа. На редкость нелюбопытный народ пошел, право.
Очнувшись, я поторопилась скрыться за спасительной дверью своей квартиры — мой дом, как ни крути, действительно моя крепость, — чтобы уже оттуда в случае чего вызвать милицию. Пока отпирала дверь, под ногу мне попало что-то твердое. Кольцо! Я подняла его, машинально сунула в карман (не валяться же ювелирным изделиям на лестничной площадке!) и укрылась в спасительной тишине и одиночестве своих апартаментов. Только заперев за собой дверь, я обнаружила, что обе сумки у меня висят на одной руке, причем их ручки чуть ли не вросли в мою многострадальную ладонь. Как я при этом исхитрилась что-то делать руками уму непостижимо. Действительно, возможности человеческого организма в экстремальных ситуациях изучены еще далеко не до конца.
Отдышавшись и восстановив кровообращение в кистях рук, я прошла в кухню к окну и стала рассматривать злополучное кольцо. К счастью, его скорее можно было бы отнести к разряду бижутерии, нежели к драгоценностям: такие перстни, получше или похуже, десятками продают на московских художественных ярмарках или вернисажах. Красивый большой зеленый камень, без граней, с каким-то тонким рисунком. И что мне теперь делать с этой ювелиркой?
Лучше всего, конечно, просто вернуть… Черт дело в том, что это далеко не просто. Встречаться с ним еще раз — такого потрясения я больше не выдержу. Позвонить его маме? Не факт, что и она оценит ситуацию адекватно. Ладно, подожду, может, успокоится мой неизбывный…
Тут мне померещился какой-то шум на лестничной площадке, и я на цыпочках прокралась к двери. Заглянула в глазок — никого. Нервы, нервы. Но вообще-то после таких сюрпризов нервы могут не выдержать даже у суперхладнокровного удава. Ладно. Оставлю кольцо пока у себя, покажу Андрею, посоветуюсь. Может быть, он его и вернет? А что, мысль интересная.
Но еще интереснее ничего не рассказывать, а просто надеть это кольцо на сегодняшний вечер — заметит Андрей или нет? Порой у меня складывалось впечатление, что ему было совершенно все равно, во что одета его подруга, удосужилась ли она подкраситься и сделать прическу или несколько дней сидит дома немытая и нечесаная, заканчивая очередной перевод. Ну, умытая, конечно, и причесанная, но так, для порядка. Вот Павел, кстати, сразу замечает, если на его Милочке появляется что-то новое или меняется цвет лица. Любит… А Андрей?
Решено! Проверю сегодня же, кто я ему: любимая женщина или портянка. Надену черную водолазку и зеленую юбку. Прекрасный фон для этого кольца. Галка обязательно заметит и одобрит. Кстати, пора начинать собираться, иначе моя пунктуальная подруга с меня шкуру сдерет — и будет права.
Я лихорадочно стала собираться: перекладывать те продукты, которые предназначались для дома, из сумок в холодильник, а остальные — складывать покомпактнее, наводить на себя марафет и писать Андрею записку о том, где я буду находиться в ближайшие несколько часов, чтобы он меня не потерял. Он стал такой рассеянный, что иногда даже меня в этом деле обставлял. Впрочем, понять было можно: убийство тети Тани оставалось нераскрытым, у Павла — трагедия на личном фронте.
Когда до приезда Галки оставались считанные минуты, оба друга явились как снег на голову и объявили, что намерены весь вечер просидеть тут и поработать головой, а не ногами. А поскольку, кроме головы, им еще требовался телефон, то они очень резонно рассудили, что нечего звонить по бешено дорогому мобильнику, а следует воспользоваться пока еще практически бесплатным домашним телефоном.
— Да и есть очень хочется, Наташенька, — довершил объяснения Андрей.
У меня буквально опустились руки.
— Мальчики, сейчас за мной приедет Галка. Мы же собрались устроить девичник. Я не успею…
— Ладно, — вздохнул Андрей, — сейчас сбегаю в магазин…
— Не надо! — быстро сказала я. — Продукты закуплены в невероятном количестве, холодильник ломится. Я приготовить не успеваю…
— Да что ты, в самом деле, Андрюша, — недовольно сказал Павел, — неужели два мужика при наличии продуктов помрут с голоду? Все приготовим за несколько минут. А Наташа пусть едет, в конце концов, мы же не предупредили…
— Ты настоящий рыцарь, Пашенька, — восхищенно сказала я. — Если бы не Андрей, я бы тебя, ей-богу, полюбила смертельной любовью. На всю жизнь.
— Тогда это не надолго, — усмехнулся Павел. — Ты бы меня своими шуточками за месяц бы на тот свет отправила. Так что все к лучшему.
В этот момент раздался звонок в дверь. Галка прибыла секунда в секунду, как самолет компании «Эр-франс».
— Есть какие-нибудь новости? — спросила она с порога у наших пинкертонов. — Наташка, чашку кофе! Иначе до вечера не доживу. Ноги гудят и вообще… Мальчики, не обращайте внимания, понимаю, что веду себя неприлично, но похожу босиком… Так есть новости?
— Кое-что… — начал было Андрей, но Павел его перебил:
— Пока — ничего определенного. Вот поработаем сейчас, помозгуем, сделаем несколько телефонных звонков. Тогда, может быть… Вечером заедем за нашими дамами, если будут новости — сообщим. А нам кофе будет?
— Будет, — ответила я и стала собирать на стол. Когда все расселись, я вспомнила про кольцо, демонстративно положила руку на стол и поиграла пальчиками. Андрей, естественно, даже ухом не повел.
— Откуда у тебя это кольцо? — услышала я голос подруги.
Молодец Галка. Хоть она заметила. Но что за странная постановка вопроса: неужели мне никто кольца подарить не может?
— Когда тетя Таня успела его тебе подарить? Какое счастье, что хоть оно у тебя осталось!
Я онемела. При чем тут тетя Таня?
— При чем тут тетя Таня? — спросила я уже вслух.
— Как при чем? Это же тарасовское кольцо. Второго такого не может быть, потому что не может быть никогда. Сними. Я посмотрю поближе.
— Ничего не понимаю, — сказала я, протягивая ей кольцо.
— И при чем здесь Тарасов? — попытался тоже разобраться в ситуации Андрей. — Он же, если не ошибаюсь, архитектор, а не ювелир.
— Все очень просто. Память у вас короткая. Забыли, как делали масло из сливок, а красную икру из селедки с морковью?
— Господи! Ну, при чем тут икра? С ума я с тобой сойду, подруга дорогая.
— Это было лет двадцать назад. Мы были молоды, достаточно тщеславны, уже видели иностранные журналы, нам не хотелось носить вещи стандартные и унылые, которые продавались в магазинах, а денег на комиссионные и авторские вещи в художественных салонах у нас, конечно, не было. И не забывай: архитекторы — это люди необыкновенные, это смесь лирика и физика. Это крепкий коктейль из инженера и художника. Это сейчас прежде всего смотрят на лейбл, а тогда смотрели, насколько вещь красивая и оригинальная. Все шили, вязали, пожалуй, только обувь не делали…
— Домашние тапочки делали, — встряла я. Галка только отмахнулась.
— Ты помнишь, мы ездили в гости к моей подруге по работе? У нее висели шторы, сделанные из лоскутков и изображавшие средневековый город. Шедевр, достойный выставки в Манеже. А помнишь, какой костюм я себе соорудила из старой кожаной сумки и старого пальто? Клетчатая юбка с широким кожаным поясом с бахромой и к ней жилетка, тоже кожаная и тоже с бахромой…
— Стоп-стоп! — взмолился Павел. — Начинали с Тарасова. Он-то тут при чем?
— А при том, что шили и вязали женщины, а многие из мужчин увлеклись тогда ювелиркой. Камни, мельхиоровый и даже серебряный лом можно было купить на Птичьем рынке. Ну и другими разными способами доставали. В магазине «Медтехника» покупали стоматологические буры для шлифовки и что-то там еще, точно я уже не помню. А уж придумать интересную, нестандартную вещь архитектор может. И технику ювелирную освоили здорово. И скань, и филигрань, и литье. Тарасов тогда увлекся ювелиркой. Ювелирные магазины были завалены золотыми кольцами с драгоценными камнями, сделанными на редкость безвкусно. Ни одна уважающая себя женщина из мира искусства такое украшение никогда не надела бы: быть как все считалось позорным. И Тарасов прямо заболел украшениями. Да ты что, Наташка, в самом деле? Ведь тебе мы тоже подарили тогда серебряные сережки-гвоздики и колечко, маленькие такие квадратики из черного перламутра, без всяких наворотов, только строгая серебряная оправа. Ты же говорила, что это самые любимые твои украшения…
— Конечно самые любимые. Чаще других надеваю. Только я думала, что это покупное…
— Ну знаешь! — Галка прямо-таки дрожала от возмущения. — В каком, интересно, магазине ты такую изящную вещь видела? А что там ни пробы, ни клейма нет — это мимо твоей гениальной головы пролетело? Нет, я тебя просто обожаю!
— Тихо, Галка, тихо, — вступился за меня Андрей. — Никто на авторитет и славу твоего Тарасова не покушается. Давай рассказывай дальше.
— Так я же и рассказываю. Делались такие вещи вечерами, продавали только через знакомых, потому что в салоны не брали — не положено! И еще в подарок вот как Наташке. У тети Тани надвигался юбилей, хотелось подарить что-нибудь особенное, а тогда у Тарасова объект был на Урале, под Свердловском, и он оттуда часто камни привозил. Как раз тогда местные ребята ему подарили довольно редкий камень — лиственит. Тарасов напилил его, как колбасу режут, — на пластиночки, и на всех пластинках получился одинаковый рисунок. Он тогда успел сделать только кольцо, серьги и браслет, на следующий год подарил брошку, а потом — кулон. Все в абсолютно одинаковой оправе с совершенно одинаковыми камнями. Тетя Таня очень любила эти вещи, особенно кольцо, оно ее как-то успокаивало, когда ей бывало плохо или грустно. Видите, тут рисунок: светло-зеленая вода, над ней темно-зеленый берег, а по воде плывет лодочка с косым парусом — черный штришок. Тетя Таня говорила, что если как следует всмотреться, то пейзаж оживает, как в сказке Бажова: вода журчит, лес шумит, а в лодочке кто-то тихо поет. Так она говорила…
Мы помолчали, переваривая услышанное. Я тихонько забрала кольцо у Галки и стала в него всматриваться, но ничего не зажурчало и не зашумело.
— Тарасов ей еще серьги сделал из чароита, — не унималась Галка. — Такой темно-фиолетовый камень с бледно-сиреневыми прожилками, а оправа очень сложного рисунка. Ну, как будто резной серебряный листик обнимает фиолетовую каплю… Кусочки лиственита у нас, кажется, где-то до сих пор лежат. Нет, но какое счастье, что хоть это кольцо уцелело! Так когда тебе его тетя Таня подарила? Вы вроде бы не особенно с ней близки были…
— Она мне его и не дарила, — выдавила я из себя первую фразу признания.
— Тогда где ты его взяла? — резко спросила Галка.
В комнате внезапно воцарилась гнетущая тишина, как перед грозой, все смотрели на меня, а я словно онемела. В голове металась только одна мысль: опять я во что-то вляпалась. Что же это за судьба у меня такая?! В кухне с резким щелчком включился холодильник и в тишине этот звук прозвучал как пистолетный выстрел.
— Мне его подарил Масик, — почему-то шепотом сказала я.
В машине у Галки по дороге к Елене мы долго молчали. Потом я тихо сказала:
— Гал, а Гал! А может, ты сама Лене про кольцо скажешь? Я боюсь. А вы все-таки сестры, хоть и двоюродные. Скажешь?
— Ладно уж, трусиха, — великодушно отозвалась Галка. — Выручу тебя на этот раз, пользуйся моей добротой.
Я немного успокоилась. К тому же в сумочке у меня лежали два авторских экземпляра повести «Компьютер замедленного действия», выданные мне в издательстве. Моей собственной повести! Сбылись мечты идиотки. Вот удивятся девчонки, когда я им покажу! Еще восемь книжек я оставила дома, собираясь потрясти ими воображение Андрея по возвращении, поскольку главным героем там был все-таки он. Точнее, без него не было бы ни меня, ни, естественно, книги.
Мы приехали позже всех: Милочке из Сокольников было до Курского вокзала, возле которого жила Елена, куда ближе, чем нам из Орехова, блин, Кукуева. Мы довольно быстро завершили приготовления и начали отмечать Милочкино выздоровление и кое-что, о чем пока знала только я.
Когда все расселись и стали накладывать себе закуски и наливать напитки, я вдруг услышала тихий Галкин голос:
— Ленуся, я тебе хочу сказать одну вещь… ты не волнуйся. Понимаешь, к Наташе каким-то образом, не будем сейчас разбирать каким — этим займутся наши мужчины, — попало кольцо из того гарнитура, из лиственита, который мы с Тарасовым дарили тете Тане. Наталья, давай сюда это кольцо.
Я покорно вытащила из сумочки злополучное ювелирное изделие.
Глаза Елены наполнились слезами, она взяла кольцо в руки, которые заметно дрожали, и долго-долго смотрела на него. Мы молчали.
— Да, это любимое мамино кольцо. Она говорила, что в нем ей чудится что-то сказочное, от Бажова, что оно ее как бы успокаивает… Голос какой-то будто бы слышала…
— А можно мне посмотреть кольцо? — вдруг попросила Милочка. — У меня тоже есть камень, в котором мне слышится какой-то голос.
— Конечно, — сказала Елена, все еще бесцельно вертевшая кольцо в руке. Конечно посмотри.
Милочка взяла кольцо и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Потом тихо произнесла:
— Нет, этого не может быть. Этого просто не может быть.
— Чего не может быть? — воскликнули мы трое. Милочка, как сомнамбула, полезла в свою сумочку и вытащила из нее кулон на довольно толстой цепочке явно ручной работы. Камень в кулоне был точно такой же, как и в кольце. Глаза у Галки буквально полезли на лоб.
— А у тебя это откуда? — спросила она. Милочка закусила губу, секунду помолчала, потом тряхнула головой и сказала:
— Мне его подарил человек, из-за которого я чуть не рассталась с жизнью и чуть не потеряла Павлушу. Вот я и решила носить этот кулон всегда с собой, чтобы помнить и больше никогда в жизни не делать глупостей. Но я и так не забуду. То-то мне сразу показалось, что это — не его вещь, он ее у кого-то украл. Леночка, значит, это тоже украшение твоей мамы. Я правильно поняла? Тогда возьми его, оно ведь ко мне случайно попало…
— Встретить бы того мерзавца, который это тебе устроил, — холодно проговорила всегда сдержанная Елена, — кажется, собственными руками убила бы. Носит же земля таких!
— Еще и не таких носит, — утешила я ее.
— А тебе откуда это кольцо досталось? — спросила Елена.
— Масик подарил… Ох, черт! Милочка, а как он хоть выглядел, этот твой… ну, как бы его обозвать… обормот?
— Высокий, красивый брюнет, с усами, выхоленный, вылощенный. Сейчас кажется — на кота похож. А какое-то время казалось, что даже красивый. И говорит так, что голова кружится… Я запуталась… Да и не с кем мне было посоветоваться. Не с Павлушей же… Господи, какая же я была дура, когда поверила этой цыганке!
— Какой еще цыганке? — обалдела я. Остальные, надо сказать, тоже были, мягко говоря, удивлены.
И Милочка поведала нам душераздирающую историю. Какое-то время тому назад к ней на улице привязалась цыганка и нагадала неземное счастье с брюнетом, сына, дочку и дом, разумеется, полную чашу. «Холить будет, лелеять будет, на руках носить станет, красавица! Жди брюнета — придет, счастье принесет». Ну и прочее в том же духе. Через несколько дней искомый брюнет действительно познакомился с Милочкой в метро. Красивое начало их романа окончательно вскружило Милочке голову. Дальнейшее — увы! — известно.
Ну, что тут скажешь! На пороге третьего тысячелетия верить цыганке и строить на основе ее предсказаний личную жизнь, наплевав на логику и здравый смысл. Комментарии, как говорится, излишни. Впрочем… мне ведь тоже какая-то цыганка предсказывала брюнета и, соответственно, счастье. А брюнет — тут как тут. Наш пострел везде поспел. Господи, да ведь когда мы второй раз ездили в Белые Столбы, Елена рассказывала, что ей тоже когда-то цыганка… Дурдом какой-то!
— Галка, а тебе не кажется, что нам всем последнее время здорово везет на брюнетов? — повернулась я к подруге. — Мой Масик, конечно, вне конкуренции. А тот хмырь, который к тебе на презентации подкатывался? Припоминаешь? Тоже высокий, тоже выхолощенный… то есть, тьфу, вылощенный, тоже на кота смахивает.
— Откуда знаешь, что на кота? — изумилась Галка.
— Забыла рассказать, не до того было. Он меня на следующий день клеил в клубе детективов. Причем теми же словами и приемчиками, что и тебя. Обещал передачу сделать по телевизору. И… и…
— Ну, что ты замерла? — рассердилась Галка. — Не знаешь, что еще нафантазировать?
— Он говорил о книге, — медленно сказала я. — Он якобы написал книгу. Исторический роман. И спрашивал меня, не знаю ли я, где его можно издать. Вот. Считайте меня законченной психопаткой, но, по-моему, это Милочкин супостат. Потому что такое совпадение…
— …Можешь притянуть за уши только ты, — отрезала Галка. — А мне кажется, что за Милочкой ухлестывал Масик. Его стиль: сахарно-приторный, если верить твоим рассказам. И опять же кулон. Все сходится. И никакой вор ничего не терял, просто вор и есть Масик. А Марианна — его сообщница. Кстати, мне никакие гадалки никаких брюнетов не сулили, так что не пытайся выстроить систему там, где ее нет и не может быть по определению.
Мы посмотрели друг на друга, причем явно думали одно и то же: убийца найден. Вот она — совершенно бесспорная улика. Но первой опомнилась все-таки я, как самая опытная в плане детективов дама.
— Девочки, не надо поспешных выводов. Это самое кольцо Масик мог просто найти. Вор потерял, а Масик нашел. И решил подарить своей невесте, то есть мне. Логично?
— Ну, допустим, — не очень охотно согласилась Галка. — Но я лично не верю в такие совпадения.
— Слушайте, девочки, — вмешалась Елена. — Давайте позвоним Андрею и Павлу. Они же все равно собирались позже приехать. Что-то у нас все равно не девичник получается, а филиал Наташкиного клуба детективов.
— Действительно, давайте позвоним, — обрадовалась я. — А то получается, что Масик каждой своей даме сердца дарит краденое ювелирное украшение. Он, конечно, не вполне нормальный, но…
— Я позвоню, — сказала Елена. — А то вы все какие-то перевозбудившиеся, долго будете объяснять, что к чему.
Пока она набирала номер и вела переговоры, я украдкой поглядывала в сторону Милочки. Неужели ее угораздило связаться с моим замечательным поклонником, с моим, прошу прощения, женихом? И влюбиться в него — пусть и на короткое время? Но она же умная женщина, Господи помилуй! Не может этого быть и все тут. Не верю. Но тогда откуда Масик взял это чертово кольцо? А если…
— Девочки, — сказала я страшным голосом, — мне пришла в голову потрясающая мысль…
— Могу себе представить! — фыркнула Галка.
— Возможно. А если этот самый брюнет — никакой и не Масик вовсе, а кто-то другой. Какой-нибудь Семен Семенович, который обожает волочиться за женщинами. Спорт это для него. Хобби. Ну, то, что наши с Галкой, с позволения сказать, ухажеры — одно и то же лицо, слепому ежику понятно. Одни и те же приемы, одни и те же обороты речи, одна и та же цель. Возможно, и Милочкин приятель — тот же самый человек. Только на сей раз точнее прицелился, а главное, меньше торопился? Если честно, в обаянии ему не откажешь. Он тебе как-нибудь представился, Галка? Имя назвал?
— Не помню, — равнодушно пожала та плечами. — Может, и назвал. То ли Алексей, то ли Александр. А может, Андрей. Нет, не помню.
— Моего звали Александром, точно помню. Милочка, а Алик — это от какого имени производное?
— Не знаю, — растерянно сказала она. — Я как-то не интересовалась. Он представился Аликом… А потом…
— В общих чертах все ясно, — вздохнула я. — Профессиональный обольститель. «Он забыл меня, словно бомбу в метро…»
— Наташка, ты можешь хоть сейчас не острить? — чересчур спокойно спросила Галина. — Нашла повод для шуточек.
— Извините, я машинально, — охотно попросила я прощения у присутствующих. — Ну что, Ленка, приедут наши красавцы? Заинтересовали их версии?
— Приедут, — ответила Елена. — У них, похоже, и своих находок с умозаключениями — вагон и маленькая тележка. Н-да, интересный у нас девичник получился.
— А ты считай, что это — тематический вечер, — предложила я. — Ну, посидели бы, выпили по чуть-чуть, о судьбах своих женских, непростых, покалякали. А тут — такое упражнение для ума. Извини, Ленка, я понимаю, что излишне много хохмлю, но…
— Но, как ты сама любишь говорить: что выросло, то выросло, — неожиданно изрекла Галка, то ли осуждая меня, то ли выступая в мою защиту.
Лично я склонна была предположить как раз последнее. Иначе для чего вообще существуют подруги, тем более — близкие?
До приезда Павла с Андреем наша беседа была, скажу прямо, не слишком содержательной. Мы перескакивали с одной темы на другую, пытались разгадать сразу несколько загадок, предлагали версии одна другой хлеще и наконец запутались так, что стали подозревать в убийстве Татьяны Григорьевны друг друга. Так что звонок в дверь мы восприняли просто как благовест.
А за дверью нас ожидал сюрприз. Там с ноги на ногу переминался… Масик собственной персоной. Первым моим желанием было немедленно проснуться и понять, что меня посетил очередной кошмар. Вторым — сбежать куда глаза глядят. Третьим — выяснить, чего ему здесь нужно на самом-то деле.
Должна сказать, что меня он первоначально просто не заметил. Выделил из общей массы хозяйку дома, которую, наверное, запомнил по первому посещению, и довольно вежливо спросил:
— Анна дома?
— Марианна? — переспросила Елена, тоже вспомнившая этот персонаж. — Ее нет. И наверное, я должна у вас спросить, где моя невестка? Последний раз именно вас видели вместе с ней.
Наверное, у бедной Елены все в голове перепуталось. Я же ясно сказала: с Марианной возле джипа беседовал мой соблазнитель, тоже роскошный брюнет, но не Масик. Кто не Масик — тот не Масик. Так что его реакция была вполне закономерной.
— Что значит: в последний раз? В последний раз я виделся с Анной недели две тому назад, когда она попросила меня поехать с ней в Белые Столбы…
— Зачем? — спросили одновременно Галка и Елена.
А я тихонько потянула Милочку за рукав и шепотом спросила:
— Это твой Алик?
— С ума сошла! — так же шепотом ответила Милочка. — Небольшое внешнее сходство, больше ничего. Да разве таким можно увлечься?
Вид у Масика был, прямо скажем, не слишком презентабельным. После утренней стычки со мной он слегка успокоился, но глаза у него были совершенно безумными. Да и выражение лица тоже, если уж на то пошло. Типичная палата номер шесть, хоть к доктору не ходи.
— Она меня попросила, — как заведенный повторил Масик. — Где она? Я хочу на ней жениться. Даже кольцо… Хотя нет, кольцо мне подарила она. За то, что я ей очень помог…
— В чем? — зловеще спросила Галка.
— Не знаю, — как-то очень по-детски ответил Масик. — Мы погуляли с ней по Белым Столбам, я фотографировал ее… и других тоже… а потом она мне подарила кольцо.
— И куда вы его дели? — поинтересовалась Елена. — Впрочем, давайте пройдем в комнату. Как-то неудобно беседовать в коридоре.
Вот это было явной ошибкой. Терапевт Елена, конечно, блестящий, но психиатр — так себе. Сказывается отсутствие практики и чрезвычайно редкое общение со мной. Нельзя так резко переключать внимание сумасшедших на что-то еще.
Нужно, чтобы они сами плавно меняли тему разговора.
— В комнату? — недоверчиво переспросил Масик. — Зачем? Вы хотите меня там запереть, да? И помешать жениться?
Я поняла, что пора брать инициативу в свои руки. Пусть даже с определенным риском для жизни.
— Да кто же может помешать тебе жениться, солнце мое? — спросила я, решительно выдвигаясь на передний план. — Тем более тут невест — аж четыре штуки. Выбирай — не хочу.
— Я не хочу выбирать, — заныл деморализованный Масик, покорно следуя в комнату. — Я хочу жениться. Сейчас. Отдай мое кольцо, я хочу подарить его своей невесте.
— Разберемся, — дипломатично сказала Елена, подталкивая Масика к креслу. — Садитесь. Хотите чаю?
— К чаю нужно конфеты, — объявил Масик. — А я их не купил. Мама забыла напомнить.
— Ничего-ничего, — успокоила его Галка, — на столе полно всяких вкусных вещей. Угощайтесь, пейте чай, а там и со свадьбой все станет ясно.
— Правда? — обрадовался Масик. — Тогда хорошо. Только я хочу видеть Анну.
— Мы бы тоже хотели, — подавленно вздохнула я. — Только нету ее. Нигде нету. Кстати, ты мне сегодня утром выкрикивал, что собираешься ее убить. Ты, случайно, не совершил задуманное?
Эффект превзошел все мои ожидания. Одним прыжком Масик выбросил свое, прямо скажем, не хрупкое тело из кресло и бросился ко мне с вытянутыми руками.
«Задушит… — промелькнула у меня мысль. — Совсем спятило дитятко. А я доигралась».
— Это ты убила Анну! — взвизгнул Масик. — И украла ее кольцо. Сейчас я тебя…
Закончить мысль ему помешал звонок в дверь. Елена с несвойственной ей прытью бросилась в прихожую, и через секунду в комнате появились Андрей и Павел. Как раз вовремя, чтобы предотвратить непоправимое.
Павел оценил ситуацию с полувзгляда и очень оперативно вызвал спецнаряд. Андрей тем временем, нежно, но твердо сжимая Масика в объятиях, уговаривал его, что душить женщин — дурно, что это сейчас не модно и вообще может повлечь за собой массу неприятных последствий. Попутно он бросал на меня взгляды, которые мне совсем не нравились. Один раз он уже вырвал меня в последнюю минуту из рук переставшего владеть собой серийного убийцы. Повторять тот же номер на бис ему, похоже, было томно и нудно.
«Ох и достанется же мне сегодня вечером! — отрешенно подумала я. — Хоть бы что-то еще случилось, отвлекло его внимание от моей грешной персоны. Хотя что, собственно, может случиться? Убийцу и вора, кажется, взяли, да что толку, если он откровенно невменяем?»
Притихшего Масика увезли профессионалы из соответствующего ведомства, а Павел с Андреем начали то, что они назвали «разборкой полетов». Выяснилось, например, что отпечатки пальцев на бутылке, найденной в саду, Масику не могли принадлежать ни при какой погоде. Не оставлял их и алкоголик Колян, который честно вспомнил, что подрядился выполнить какую-то работу, и даже худо-бедно составил словесный портрет работодателя. Но в чем именно заключалась эта работа — не помнит, хоть убей. Впрочем, версию правоохранительных органов не отвергает и готов признать, что действительно кого-то там убил. Но — не помнит кого и за что, а вообще-то мокрые дела — не его профиль. Вот напиться, нахулиганить, стянуть что по мелочи — это да, за это и срок мотал. Впрочем, начальству виднее.
— Так кому же принадлежат отпечатки пальцев? — не выдержала дотошная Галка, потому что даже ее, охочую до подробностей, такая скрупулезность изложения, похоже, утомила.
— А тому самому типу, который Наталье гнусные предложения делал, — с усмешкой отозвался Андрей. — Который с хорошими манерами: дает даме прикурить от ее собственной зажигалки. Самое смешное, на даче его отпечатков тоже полным-полно. А вот того товарища, которого отсюда только что увезли, похоже, обвинить в чем-нибудь будет трудно. Его пальчиков нигде нет.
Я так привыкла к идиотским совпадениям в своей жизни, что даже не слишком удивилась. Разумеется, если кто-то за мной начал ухаживать, то у него обязательно должны быть неясности — если не в голове, то в биографии. Впрочем, этот красавец и за Галкой ухлестывал, а она у нас девушка серьезная. Поэтому наблюдать за ней сейчас, когда до нее постепенно доходило, кто с ней флиртовал на презентации, было чистым удовольствием. «Санта-Барбара» по сравнению с этим зрелищем — сплошное баловство.
— Милочка, — очень деликатно сказал Павел, — боюсь, что твой… обидчик — это именно тот, кто нам нужен. По телефону, который ты мне дала, пока никто не отозвался. Но я завтра же узнаю, кому принадлежит этот номер. Никуда голубчик не денется, и книгу твою мы вернем самое позднее послезавтра.
— Если не произойдет такой неприятной неожиданности, что фигурант смоется за границу, — на всякий случай заметил Андрей. — Сейчас это модно в лучших кругах нашего общества: убить, украсть — и податься в эмиграцию. А там объявить себя жертвой демократической диктатуры.
— Типун тебе на язык, — зашипела я. — Меня ругаете за обостренное чувство юмора, а сами… Милочка, это он так пошутил. Юмор у него такой, милицейский. Давайте лучше чай пить, а то столько всяких вкусных вещей пропадает.
В этот момент во входной двери повернулся ключ. Елена вздрогнула, порозовела и бросилась в прихожую, откуда донесся чей-то приглушенный голос и звук поцелуя. Через несколько минут она вернулась, держа под руку высокого, прекрасно одетого мужчину с внешностью и выправкой мушкетера. Причем явно уставшего после дуэли с десятью гвардейцами кардинала одновременно. В следующую секунду раздалось три возгласа одновременно.
Мой:
— Александр, какая встреча!
Галкин:
— Тот самый тип с презентации!
Милочкин:
— Боже мой, это ведь Алик!
Елена обвела нас всех какими-то странными глазами и сказала внезапно севшим голосом:
— Вот так штука, девочки. Это — мой муж.
Павел и Андрей одновременно вскочили со своих мест. Но муж Елены, Санечка, Алик, Александр, Александр Николаевич, не стал дожидаться новых сюрпризов, а мгновенно повернулся и выскочил из квартиры. Мужчины кинулись за ним. А Елена села прямо на пол возле двери и стала хохотать.
Только через несколько минут до нас дошло, что у нее — истерика, и мы приняли соответствующие меры. Когда Павел и Андрей вернулись, Елена уже просто плакала, но так, что сентиментальная Милочка рыдала с ней за компанию, у меня щипало в носу и я делала над собой огромное усилие, чтобы тоже не захлюпать, а Галка тупо смотрела в одну точку и, как заведенная, произносила слова ненормативной лексики. На моей памяти — первый раз в жизни.
— Ну что? — спросила я Андрея.
— Задержали. Ночь проведет в милиции. А с утра будем разбираться. Кстати, при обыске у него в кармане обнаружили любопытную вещицу. Галка, посмотри.
Андрей вынул из кармана и показал… браслет. Как легко догадаться, из той же серии, что и кольцо, и кулон.
— Если этот красавец не будет слишком уж запираться, скоро соберем всю коллекцию. Где-то ведь гуляют еще серьги и брошь.
Павел подошел к Елене и погладил ее по голове:
— Аленушка, успокойся. Я понимаю, узнать, что родной муж… Но может быть, он не так уж и виноват. В общем, следствие разберется. А я договорился, чтобы машину тебе вернули через несколько дней. Обыщут, проведут все формальности — и вернут. У тебя есть на нее доверенность?
Елена подняла на Павла заплаканные глаза и тихо сказала:
— Я даже не знала, что у него есть машина. Он всегда говорил, что ездит на служебной. Как сотрудник ФСБ. А телевидение — это так, крыша. Значит, он все врал. Всегда врал…
Возразить на это при всем желании было нечего. Только дома, уже ложась спать, я вспомнила, что так и не похвасталась перед подругами своей книжкой. Пришлось ограничиться тем, что я торжественно продемонстрировала ее Андрею, и мы выпили по рюмочке за мой первый блин, который — бывает же! — вышел не очень комом.
— Следующая будет лучше, — оптимистично заверил меня Андрей. — Если ты до этого опять не отыщешь на свою голову каких-нибудь неприятностей.
Связь между качеством будущей книги и моей личной жизнью я не уловила. Но мы оба просто валились с ног, поэтому выяснение вопроса я отложила до лучших времен. И опять же — утро вечера мудренее.
По подмосковному шоссе мчался джип, на заднем сиденье которого вальяжно развалился пожилой человек, почти старик. Он был мал ростом, очень худ, жидкие волосы неопределенного цвета гладко зализаны, одет дорого и неброско. Сейчас глаза его были прикрыты, казалось, он спал, но многоопытный шофер джипа знал, что хозяин просто думает. Единственное, чего он не мог знать, это то, что старик в этот момент не прокручивал в голове очередную деловую операцию, как делал обычно в дороге, а предался вдруг сентиментальным воспоминаниям.
С юных лет за ним закрепилось прозвище Босс. Он рано вошел в криминальный мир, большими деньгами компенсировал свой комплекс маленького роста и некрасивой внешности. Был умен и дерзок. Но жизнь не всегда состояла из одних удач, поэтому прошел все — и огонь, и воду, и медные трубы. Выйдя в очередной раз на свободу, понял, что гораздо выгоднее заниматься тем же, чем он занимался всю жизнь, в открытую, лишь навесив легкий флер законности на свою деятельность.
Он долго не женился, считая, что семейная жизнь это только обуза, никогда не влюблялся и даже не привязывался к тем многочисленным подругам, которые у него были, он их просто покупал, как дорогой десерт на закуску. С женщинами он никогда не был жесток, наоборот — был щедр и ласков, хотя в глубине души презирал, прекрасно отдавая себе отчет, что их в нем так привлекает.
Но вот однажды, будучи уже всеми уважаемым бизнесменом, он увидел в ночном клубе девушку необыкновенной красоты. Сначала он просто наблюдал за ней, и его сразу поразила та независимая дерзость, с которой она держалась, и это выгодно ее отличало от прочих девушек, обслуживающих подобные заведения. И еще его поразил ее взгляд — холодный, циничный и жесткий (так он сам обычно смотрел на окружающих его людей, хотя, в отличие от нее, у него в глазах еще читалась неимоверная жестокость), она как бы говорила: я работаю — ты мне платишь, а остальное никого не касается.
Через полгода их близких отношений он вдруг с удивлением обнаружил, что первый раз в жизни полюбил. У них оказались не только общие взгляды, схожее отношение к жизни, но сработал эффект известного постулата: чем меньше любим… и так далее. Она была капризна, своенравна и совершенно независима. И тогда он сделал ей предложение — стать его законной женой. Она только удивленно подняла одну бровь:
— Дорогой мой, я не продаюсь. Что тебя не устраивает? Я работаю — ты платишь. Захочу — уйду к другому. Пусть будет меньше денег, моя независимость мне дороже.
В первую секунду его охватил лютый гнев, еще никто не смел ему отказывать, больше всего ему хотелось задушить эту маленькую дрянь, но, успокоившись, он еще больше стал уважать ее и даже считаться с ней, чего не делал никогда и ни с кем.
Еще через полгода они все-таки поженились: Босс всегда получал то, что хотел. Теперь он уже не мог представить свою жизнь без нее. Само его существование приобрело для него другой смысл. Она стала ему не только женой, но и его ребенком, избалованной взбалмошной, его дорогой девочкой. Он прощал ей все, любые ее прихоти и безумства, лишь бы она была с ним, хотя на людях разговаривал с ней намеренно сухо и иронично.
От одной мысли, что она может принадлежать еще кому-нибудь, его бросало в жар. Ее фантазии приобретали иногда самые причудливые формы, он только подсмеивался над ней, но, как говорится, береженого Бог бережет, а потому окружил ее целой толпой проверенных и преданных ему охранников, задача которых была не только охранять, но и не допускать каких-либо контактов с посторонними мужчинами. Все в обществе, в котором они вращались это знали, никто не решился бы даже на легкий флирт, понимая, что рискует головой, в прямом, а не в переносном смысле.
Следующее утро оказалось еще хуже, чем предыдущий вечер, хотя хуже, казалось бы, уже просто некуда. Началось все с телефонного звонка от одного из многочисленных приятелей Андрея. Приятель работал на Петровке, и из свежей сводки преступлений выудил сообщение, которым решил тут же поделиться с Андреем.
Труп Марианны нашли рано утром где-то под Калугой. Как она туда попала, почему погибла — во всем этом должно было разобраться следствие. Андрей тут же созвонился с Павлом и назначил встречу. Плохая или хорошая, Марианна была женой его сына, невесткой Елены, и нужно было поторопиться подготовить Елену к сообщению о несчастье, а потом попытаться выяснить, что же все-таки произошло.
— А ты куда собралась? — осведомился Андрей, увидев, как я натягиваю джинсы и свитер. — В издательстве тебе делать сегодня вроде бы нечего.
— С тобой, — невозмутимо ответила я. — Собирать материал для следующей книжки.
— Я тебе все расскажу, — предложил он, правда, не слишком уверенным тоном, по-видимому, заметил то особое выражение, которое появляется в моих глазах, если я чего-то захотела. По опыту Андрей знал, что спорить в таких случаях — себе дороже.
— И кем я тебя там представлю? — уже совсем обреченно спросил он.
— Репортером, — буркнула я. — Скажешь, что я собираю материал для криминальной хроники какой-нибудь газеты. Слушай, неужели я должна учить тебя, как лучше всего соврать?
— Не должна, — согласился Андрей. — И не надо. Только с Павлом объясняйся самостоятельно.
Но объясняться с Павлом не пришлось, ему было просто не до меня. Когда обыскали машину Александра Николаевича, то обнаружили в багажнике, в довольно хитроумном тайнике, Милочкину рукопись. Целую и невредимую, и даже не слишком запачканную. Конечно, Павел тут же сообщил об этом своей невесте и, по-видимому, выслушал в ответ такие слова такой благодарности, что выражение лица у него никак не хотело соответствовать серьезности и даже скорбности момента.
Второе сообщение, которое тоже уже успел сделать Павел, было куда менее приятным. И теперь мы должны были заехать за Еленой, чтобы вместе ехать в Калугу — опознать найденное там тело молодой женщины. Собственно, никто не сомневался в том, что это — Марианна, слишком уж характерная внешность была у нее.
Елена ждала нас у подъезда, и я поразилась, как постарела она за эту ночь. Павел тоже помрачнел, вышел из машины и подошел к своей бывшей жене, махнув мне, чтобы я тоже подключалась.
— Алена, — услышала я тихий голос Павла, — это тяжело, но необходимо. Мне кажется, Максима дожидаться не надо. Он может не выдержать. А ты — женщина сильная.
— Я справлюсь, Павлуша, — так же тихо ответила Елена. — К счастью, Максим задерживается, какие-то там накладки с получением машины или с таможней, я не разобрала. Он вчера звонил поздно вечером.
— Ты ему…
Елена покачала головой:
— Нет, я ему ничего не рассказала о Сане… Они и так не слишком ладили, к сожалению. Максим ему не простит, что он меня обманывал.
— Ну что ж, поехали. Дорога неблизкая, да всякие там формальности. Поедешь со мной? Или тебе спокойнее будет с Наташей?
— Мне все равно, — безучастно сказала Елена.
— Тогда со мной, — решительно сказал Павел. — Заодно расскажешь мне о Максиме. Надеюсь, мы с ним скоро встретимся.
В здание морга меня Андрей с Павлом не пустили. Сказали, что мне там делать совершенно нечего, что и Елена-то там пробудет от силы несколько минут, а потом выйдет ко мне, а всеми формальностями они займутся сами. Так и произошло: пять минут спустя Елена появилась на крыльце и тихонько пошла к машине, где я сидела и курила от нечего делать.
— И мне дай, — попросила она. — Жаль, выпить нечего. Никогда не было желания напиться, а сегодня… Знаешь, она не убита, она погибла, ударившись виском обо что-то в машине. Так эксперт считает. Но ведь ее из машины выбросили, оттащили подальше от дороги, засыпали листьями и уехали… Чудо, что ее вообще обнаружили, в этих местах почти никого не бывает. Ведь не убили же! Почему не привезли хотя бы сюда? Бросили, как собаку, которую переехали…
— Она очень… пострадала? — осторожно спросила я.
Елена покачала головой:
— Нет. Говорят, смерть наступила мгновенно и ранка совсем небольшая. Но… Знаешь, Наташа, она, оказывается, была наркоманкой. Причем эксперт впервые столкнулся с таким наркотиком, даже не знает, что это такое. Он, кстати, не исключает, что смерть наступила от передозировки, а ударилась она уже потом, в бессознательном состоянии. Крови почти нет.
— Надеюсь, ты не будешь рассказывать это Максиму? — спросила я.
Елена передернулась как от удара:
— Конечно нет! Достаточно того, что она каким-то образом была связана с Са… с Александром Николаевичем.
— С чего ты взяла?
— На ней серьги… Из маминых… Понимаешь, он дарил своим женщинам украденные у моей мамы вещи. Причем украденные тогда, когда мамы уже не было в живых, и он об этом знал. Я кое-что замечала, но считала, что просто дурью маюсь: ревную мужа к жене собственного сына.
— Когда хоронить будете?
— Павел сейчас договаривается, чтобы завтра тело привезли в Москву, прямо в крематорий. А там он все устроит. Он тоже не хочет, чтобы Максим страдал. Господи, что бы я без Павлуши делала! Бог мне его послал в это время. И я так рада, что он нашел себе достойную женщину. Сейчас ведь это редкость…
— Ну уж! — фыркнула я. — Даже мы с тобой можем назвать целых четверых. Ну, ладно, троих, Милочку ты уже посчитала.
— Это кого же? — недоуменно посмотрела на меня Елена.
— Догадайся с трех раз. Не можешь? Господи, да Галка, ты и я.
— Наташа, ты когда-нибудь бываешь серьезной? — слабо улыбнулась Елена. — По-моему, я такого не видела.
— И не дай тебе Бог, — совершенно искренне ответила я. — Это зрелище не для слабонервных, его только Павел может выдержать, поэтому я при нем себе и позволяю быть… не слишком веселой. А вот и наши мужчины. Ну что, мальчики?
— Поехали в Москву, — буркнул Павел. — Не нравится мне это дело категорически. Что-то не сходится, а я терпеть не могу, когда концы зависают… Извини, Алена, профессия…
— Да что ты, Павлуша, — начала было Елена, но тут запищал мобильный телефон Павла.
— Нам письмо, — тут же прокомментировала я это событие.
Андрей посмотрел на меня, как на неполноценного ребенка: со снисходительной жалостью. Мол, не обессудьте, люди добрые, дите у нас неплохое, только на головку слабое, так уж вышло. Я пожала плечами и оставила его взгляд без комментариев.
Павел захлопнул крышечку телефона и резко сказал:
— По коням. Там сразу два ЧП.
Андрей недоуменно посмотрел на него:
— Господи» что еще могло случиться?
Павел молча поманил его в сторону, но Елена каким-то сверхъестественным чутьем догадалась, что это касается ее. И даже догадалась, как касается.
— Саша? — одними губами спросила она. Павел досадливо поморщился, подошел к ней и обнял за плечи:
— Мне очень жаль, Аленушка… Но, понимаешь… он… В общем, его два часа назад вынули из петли. Он умер, Алена.
— Повесился? Саша? — чужим голосом переспросила Елена. — Не верю. Он слишком любил…
Она не договорила, побелела и стала оседать на землю. Павел подхватил ее, не дал упасть, а Андрей помчался в здание морга за помощью. Хотя искать помощь в таком месте было по меньшей мере экстравагантно, но…
Пузырек с нашатырем оказал свое действие, а врач-патологоанатом, пощупав пульс и послушав сердце, сказал, что все это — только нервы, ничего страшного, к счастью, не произошло. Нужно везти женщину в Москву, уложить в постель и обеспечить полный покой. Лучше всего — дать снотворное и пусть она поспит часов двенадцать. Естественно, кто-то при этом должен при ней находиться.
— Хочешь, я позвоню Милочке и попрошу ее побыть с тобой? — ласково спросил Павел. — Она будет только рада, ты ведь ей так помогла…
Елена пожала ему руку в знак благодарности и прикрыла глаза. Павел осторожно уложил ее на заднее сиденье своей машины, укрыл невесть откуда взявшимся пледом и вернулся к нам.
— Сейчас поедем. Как тебе это… самоубийство?
— Убрали, хоть к гадалке не ходи, — тут же отозвался Андрей.
— Правильно. Кстати, о гадалке. Второе ЧП вот какое: сегодня утром пацаны на Царицынском пруду нашли женщину — без сознания, с разбитой головой. Они, что нехарактерно, вызвали «скорую» и милицию. Судя по всему, эта женщина в рубашке родилась: она пришла в себя и с ней уже побеседовали. Она — гадалка, довольно известная в некоторых московских кругах. При ней нашли…
— Брошь Татьяны Георгиевны! — выпалила я. Андрей и Павел воззрились на меня с неподдельным изумлением:
— А ты откуда знаешь?
— Так цыганка же! Вокруг этого Александра Николаевича постоянно крутилась какая-то цыганка-гадалка. Еще одна его женщина — еще одно ювелирное изделие. Все, полный комплект собрался. Кому же она не угодила?
— Не все сразу, — жестко сказал Павел. — Хватит болтать, нужно везти Алену в Москву. Сейчас я предупрежу Милочку, пусть через какое-то время подъедет к ней домой. А мы потом — к этой самой гадалке-цыганке. Похоже, нашелся последний кусочек головоломки…
Разумеется, я увязалась за Павлом и Андреем в палату, где находилась раненая гадалка. Поручив Елену заботам Милочки, они вообще-то хотели от меня отделаться: отправить домой, причем своим ходом. Но этот номер у них не прошел, я вцепилась в них, как бульдожка, и в результате одержала полную победу. Что и требовалось доказать.
В отдельной палате широко известного института Склифосовского лежала женщина, в которой я почти сразу признала ту самую цыганку, которая так испугала меня у метро некоторое время тому назад. Хотя теперь увидела, что в полном смысле слова это не была цыганка. На белой подушке покоилась забинтованная голова с удивительно правильными чертами лица. По-видимому смуглая от природы, женщина сейчас была не белой, а какой-то желтой, но огромные черные глаза поражали своей красотой. Когда она взглянула на меня, я почувствовала нечто вроде легкого озноба. Не знаю, как там с гаданием, но некоторыми гипнотическими способностями дама явно обладала.
— Здравствуйте, — вежливо сказал Павел, присаживаясь на табурет возле кровати. — Так вы утверждаете, что вас пытались убить…
— Кто вы? — Голос женщины звучал удивительно полно, низкий, завораживающий голос, от которого я бы лично не отказалась.
— Скажем так: я муж той дамы, которую пытались ограбить. И бывший муж той дамы, у которой убили мать и погибла невестка. К следственным органам имею кое-какое отношение. И вот пытаюсь разобраться…
— Его арестовали? — очень спокойно спросила женщина.
— Кого именно? — уточнил Павел.
— Того, кто пытался меня убить. Александра Николаевича Таранского.
— Арестовали, — кивнул Павел. — Но только не за это. То есть вчера мы еще не знали, что он это сделал. Вчера мы еще многого не знали.
— Его будут судить?
— Нет. Не будут.
— Не понимаю, — прошептала женщина, у которой даже губы побелели от волнения.
— Он покончил с собой несколько часов назад. Повесился в камере.
— Неправда!
— К сожалению, правда.
— Вы не поняли. Он не мог повеситься. Он слишком любит… слишком любил жизнь. И себя. Его убили.
— Вы знаете кто? — быстро спросил Андрей. Женщина покачала головой:
— Это не важно. Знаю или не знаю — все равно не скажу. Зато могу сказать, кто убил ту женщину на даче. И где украденные вещи.
— А почему погибла Марианна, тоже знаете?
— И этого не скажу. Но она была обречена. Александру на роду было написано погубить трех женщин и… Ну, споткнуться, что ли, на четвертой. Первой была дама треф — его теща. Он не убивал, он нанял какого-то алкоголика, чтобы тот напугал старуху. Просто хотел напакостить, отомстить за то, что она его терпеть не могла и вечно мешала «красиво жить». А алкоголик перестарался…
— Откуда вы это знаете? — настороженно спросил Павел. — Вы при этом были?
— Нет, просто Александр мне очень доверял. Он был тогда сильно напуган тем, что произошло. А потом — успокоился. И сделал вторую глупость: связался с дамой червей. Украл у нее какую-то бесценную рукопись. Хотел у меня спрятать, я отказалась…
— А дама, между прочим, только чудом осталась жива, — со скрытой злостью сказал Павел.
— Ну и слава Богу, что обошлось. Хотя это чудо, я не понимаю, как оно произошло. Рукопись, как я поняла, спрятана в багажнике его машины.
— Мы ее уже нашли. А дама бубен — этo значит, Марианна?
— Нет. Марианна — это совсем другая история, но она погибла, и это спасло третью. Погибнуть должна была она… Не знаю, каким образом, но если бы он ее заполучил, жить бы ей оставалось не долго.
— Да кому же?
— А вот ей, — просто сказала гадалка, указывая подбородком в мою сторону. — Очень он ею заинтересовался, да видно, кто-то ей крепко ворожит. Или он слишком много времени потратил на даму с рукописью. А ситуация изменилась, только число пострадавших осталось прежним.
У меня, наверное, отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб. Со стороны я себя, конечно, не видела, но ощущала эту мимику достаточно четко. Впрочем, у Павла и Андрея лица были только чуть более осмысленные, чем у меня. Интересно, она просто сумасшедшая или это — последствия травмы?
— Допустим, — сказал Павел, который первым обрел хладнокровие. — А четвертая дама, дама пик, — это вы?
Гадалка кивнула:
— Я его предупреждала. Но он никого никогда не слушал, только себя. А вышло так, как я предсказывала. Вот только смерти его я не предвидела. Значит, что-то он и от меня утаил… А раз так… Я вам ничего не говорила. И от своих предыдущих показаний откажусь. Оговорила я человека. А на самом деле — не видела, кто меня ударил. Приехала погулять в парк, зазевалась, ну и…
— Какая теперь разница? — не выдержала я. — Он, не он… Его же на свете больше нет!
Гадалка снова пристально посмотрела на меня и неожиданно слабо улыбнулась:
— Правильно. Его нет. А я, я еще хочу быть. Слышали, наверное, что молчание — золото? Вот я и помолчу. За мною же ничего нет. Я — жертва нападения, и только. А цыганка… Да мало ли в Москве цыганок? Я-то психоэнергетик, предсказательница. И вообще не той национальности.
Несколько дней спустя, когда все печальные ритуалы уже были соблюдены, а Елену мы, скинувшись, кто сколько может, отправили отдыхать в Анталию, невзирая на ее протесты (правда, слабые), Андрей пришел домой неожиданно рано и в хорошем настроении. Я его не ждала, поэтому затеяла обновление золотистого цвета своих волос. Так что выглядела соответственно: голова в полиэтиленовом пакете и затрапезный халат.
— Не дергайся, — любезно сказал мой ненаглядный. — Ужином я, так и быть, займусь сам, пока ты хорошеешь. У меня для тебя две новости.
— Начни с плохой, — мгновенно отреагировала я.
— А если они обе хорошие? Ладно, это детали. Значит, первая новость такая: твоего замечательного жениха определили на лечение. Куда — догадываешься?
— Все там будем, — философски заметила я. — Если тебя не затруднит, достань из аптечки коробочку с моим бальзамом для волос. Хорошеть — так хорошеть. По полной программе.
— Для тебя — все, что угодно, — отозвался Андрей и пошел на кухню. Вернулся он почти мгновенно, причем выражение его лица я так и не сумела расшифровать. Невероятно, но настроение у него, похоже, стало еще лучше.
— Ты все еще не нашла те свои сто долларов? — поинтересовался он.
— Нет, — не без раздражения ответила я. — К чему такое любопытство? Скоро получу гонорар за книгу…
Андрей протянул мне коробочку с бальзамом и замер в ожидании. Ну естественно. Именно туда я и засунула эту злополучную купюру. Что меня побудило спрятать ее там — понятия не имею. Наверное, решила, что уж в аптечку-то жулики точно не полезут.
— Смешно, да? — укоризненно сказала я. — У меня от перенапряжения память отказывает, а ты веселишься. Уйди с глаз моих. Я буду голову мыть. Может, и мозги заодно прочистятся.
Когда я вышла из ванной, коронное блюдо Андрея — яичница с помидорами уже стояло на столе. А сам он стоял возле окна, бесцельно вглядываясь в голубую даль.
— Давай вторую хорошую новость, — потребовала я, утолив первый голод. — Или ты давным-давно нашел эти сто долларов и только теперь решил мне об этом сообщить.
Андрей отложил в сторону вилку и изобразил на лице озабоченность:
— Понимаешь, — начал он, — я тут заходил в ювелирный магазин…
— Присматривать обручальные кольца? — хмыкнула я.
Хмыкнуть-то хмыкнула, но сердце екнуло…
— Зачем присматривать? Я купил… Прости, что так скромно, но в стране кризис. Это тебе.
Андрей протянул мне обтянутую атласом коробочку. Я открыла ее дрожащими руками… Ах!
Ах, какая симпатичная цепочка там лежала!