Память назойливо возвращала его к событиям совсем недавнего прошлого. Он стоял около билетной кассы и нервничал. Был уже седьмой час вечера, солнце золотило верхушки деревьев, на платформе было совершенно пусто: дачный сезон кончился. Еще держалось тепло, золотая осень средней полосы России была в разгаре, но красотой природы ему мешало любоваться какое-то беспокойство. Наконец появился давешний алкоголик, вид его сразу ему не понравился, слишком нервно он оглядывался вокруг. Подойдя, как было условлено, он попросил закурить и тихо сказал:
— Давай конверт.
Он протянул ему пачку сигарет, а другой рукой вынул из кармана конверт с деньгами.
Жадно схватив деньги, кося глазами в сторону и как-то судорожно дергая плечом, алкоголик вдруг прохрипел:
— Ты это, того… Не так все вышло. Не хотел я такого. Не убийца я. В общем, закопал я ее на вашей улице, повыше вас, участок там заброшенный, под черноплодкой. Но ты учти, — и он уставился в глаза ему бешеным взглядом, — если ты что, я хоть и не убийца, да мне терять теперь нечего, найду и тогда…
Тут алкоголик развернулся и быстро стал уходить, а он так и остался стоять с перекошенным лицом. Наконец сорвался с места и бросился к даче. На улице было по-прежнему пусто. В ближайших домах света не было, хотя стало почти темно.
«Значит, все соседи уехали и никто ничего не видел», — подумал он, осторожно поднимаясь по ступенькам и с опаской заглядывая в открытую дверь веранды. Там было все как обычно — до противности чисто, телевизор работал.
Ну, влип так влип! Кажется, его никто не видел, а алкоголик этот бешеный сам боится и никому ничего не скажет. Чертова баба! Сама во всем виновата, нечего с открытой дверью сидеть, это в наше-то время.
Он чувствовал тогда, как в нем все больше и больше нарастает злоба против… убитой. Надо уйти отсюда по-тихому, и все. Где там она закопана, даже смотреть не будет, да все равно уже ничего не видно. Надо выключить телевизор, дождаться, когда совсем стемнеет, запереть дверь и бежать, бежать с этого места. Поискал пульт, но не нашел и, выключая кнопку на панели телевизора, заметил, как дрожат руки.
Надо бы выпить, чтобы успокоиться, в таком состоянии ехать нельзя. Стоп! Кажется, была водка или даже спирт в тумбочке с лекарствами. Он достал замысловатую бутылочку, жидкости в ней было на ладонь, понюхал, поморщился, выпил одним большим глотком, подумал и положил бутылочку в карман. Постоял немного, почувствовал, как горячая жидкость разливается по внутренностям, понял, что начал успокаиваться. Вскоре вернулась обычная уверенность, даже повеселел. Осторожно вышел на крыльцо, запер дверь, ключ положил в карман, запер за собой калитку на палочку, зашвырнул в ближайшие кусты бутылочку из-под водки и обычной уверенной походкой зашагал к станции. Но по дороге все-таки заглянул на тот заброшенный участок…
Теперь он думал, что фотографию, возможно, не найдут. Никогда не найдут, даже если обнаружат тело. Зря, конечно, он затеял эту прогулку с фотографированием, слишком экзотично, слишком напоказ. Но уж очень велик был соблазн.
А, ладно, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Да и какой риск, если он на самом деле ни в чем и не виноват. Алкоголик же… так он и в Африке алкоголик, плюнуть и забыть. Забыть…
Именно это он и пытался сделать.
Как я и надеялась, Андрей целиком переключился на своего друга и от меня отвязался. Тем более, что выглядел Павел неважно: осунулся и даже как-то потемнел лицом. Господи, что любовь с человеком делает!
Пока я срочно разогревала остатки ужина и пыталась дополнить их чем-то более или менее съедобным, мужчины углубились в разглядывание фотографий, украденных мной у Масика. Ясно, он ездил в Белые Столбы, но имеет ли отношение к убийству? Ответа на этот вопрос не было — ни положительного, ни отрицательного. Поскольку отсутствовал какой бы то ни было мотив преступления. А так не бывает, если, конечно, преступник трезв и адекватен. Впрочем, вопрос об адекватности лучше было тут же замять.
Рассеянно отдав должное моим кулинарным талантам, Павел поблагодарил и вернулся в комнату, где они с Андреем, разложив на журнальном столике какие-то бумаги, пытались воссоздать ход событий. Несколько минут я не без любопытства за ними наблюдала, а потом поинтересовалась:
— Мальчики, вы когда-нибудь слышали о таком замечательном изобретении, как компьютер?
Павел не без испуга взглянул на Андрея, по-видимому подозревая, что у меня с головой не все в порядке. Но мой друг, достаточно хорошо меня знавший, понял все сразу:
— Наташка, ты гений! Действительно, ты же сейчас работать не собираешься, значит, машина свободна. Мы можем все сделать в десять раз быстрее, а потом перебросить результат на дискету.
Все-таки приятно, когда тебя — в кои-то веки раз! — оценили по достоинству.
— Я не гений, а просто практичная женщина, — скромно отозвалась я. Кстати сказать, я лично не умею делать никакие схемы и таблицы, для этого нужны специальные познания. Так что дала совет профессионалам — не более того.
Мужчины занялись компьютером, а я решила, что было бы неплохо постирать. Это занятие не входило в число моих любимых и всегда откладывалось на потом. В результате любая стирка у меня оказывалась большой, а стиральной машиной я так и не обзавелась, хотя Андрей, глядя на мои упражнения с простынями и полотенцами, каждый раз клялся купить стиральную машину. Ну да ведь известно, что обещанного три года ждут, а еще даже года не минуло.
Я тяжело вздохнула и направилась в ванную. Но по-видимому, сегодня мне было не суждено заниматься стиркой — зазвонил телефон. Господи, неужели опять Масик? Удавлюсь!
— Андрюша, возьми трубку! — крикнула я в комнату.
— Это тебя, — отозвался через секунду мой друг. — Елена.
Новое дело! Не помню, когда она вообще звонила мне в последний раз. Хотя в теперешней ситуации…
— Слушаю тебя, — сказала я, устроившись на кухне с переносной трубкой.
— Понимаешь, Марианна пропала!
Елена была так взволнована, что забыла поздороваться и вообще сделать хоть какое-то предисловие к разговору. Что ж, понять можно. Как можно понять и то, что говорила она отнюдь не радостным тоном. В последнее время голос Елены всегда был тревожным. И всегда новости, которые она сообщала, заставляли тревожиться других.
Я, правда, никак не могла сообразить, кто такая Марианна. И почему ее исчезновение касается Елены. И вообще фраза прозвучала так, как если бы ее произнесла одна из героинь какой-то мыльной оперы.
— Марианна? — переспросила я.
— Ну жена Максима, моя невестка. Оставила какую-то невнятную записку: мол, хочу жить, пока молодая, а так прозябать не собираюсь. И как в воду канула.
— Сбежала к богатому любовнику? — выдвинула я первую пришедшую на ум версию.
Елена с невесткой откровенно не ладили, и такой поворот сюжета мог оказаться достаточно удачным. Леди с дилижанса — лошадям легче. Хотя накануне похорон и связанных с ними малоприятных хлопот… Н-да…
— Она пару раз пыталась это проделать. Но тогда вообще никаких записок не оставляла, просто возвращалась, как ни в чем не бывало.
— Повзрослела, поумнела, не хочет причинять беспокойства, — пробормотала я. — Не исключено, вернется, когда нагуляется.
Оказалось, что я, как, впрочем, и всегда, чрезмерно оптимистично смотрю на вещи. Какое-то время тому назад Марианна познакомилась с молодой и очень богатой женщиной, женой не просто нового русского, а такого, который даже в Америке считался бы миллиардером. Во всяком случае, наша пресса не преминула сообщить всем интересующимся, что в прошедшем году этот самый господин Звонарев заплатил налог родному государству в размере… двух миллионов долларов. Не слабо, да? Его портрет россияне каждый день — если захотят, конечно, — могут видеть на всяких этикетках. А красавицу жену регулярно показывают по телевидению, невероятно раздражая этим электорат. Помимо длинных ног и сногсшибательных бриллиантов, жена демонстрировала умопомрачительные интерьеры квартиры, в которой происходили съемки. Но все это на самом деле было только вершиной айсберга. Знали бы россияне остальное…
Господин Звонарев этот, например, построил загородный дом. Ну, построил и построил, мало ли их в последнее время в Подмосковье понатыкано? Но пенка заключалась в том, что в километре от этой резиденции находилась обыкновенная подмосковная деревня. Стояла себе деревня и стояла, пока не выяснилось, что она портит вид из окон виллы миллиардера. Так он взял и перенес эту деревню километров на десять. За свой счет. Никто, естественно, не возражал, а что особенно интересно, ситуация эта как-то ускользнула от наших вездесущих средств массовой информации.
Опять же мало кому известно, что в самом центре первопрестольной у господина Звонарева имеется собственное государство. На самом деле это парфюмерно-косметическая фабрика, но при ней есть все — от собственной больницы до сети магазинов, в которых можно купить что только душе угодно, но… не на рубли. И не на доллары, как кто-то, конечно, подумал. На территории фабрики имеют хождение собственные деньги, любовно называемые «звонариками». Вот ими-то и выдают работникам половину заработной платы, чтобы… ну, сами понимаете. Никто, впрочем, не жалуется.
В главный офис этой империи и устроился охранником Максим — сын Елены. Работа спокойная, деньги — приличные, да еще по ночам можно пользоваться бассейном и тренажерами, расположенными в подвале, поскольку ни начальства, ни почетных гостей в это время, как правило, не бывает. Один раз туда приехала Марианна — что-то ей понадобилось от мужа, — и надо же случиться такому совпадению: в то же время к собственному мужу приехала жена босса Звонарева, которую народ за глаза называл Императрицей. Чем ее очаровала Марианна — трудно сказать, но Императрица пригласила ее в тот же вечер в гости. И понеслось.
— А этой богатой мадам нельзя позвонить? — поинтересовалась я.
— Откуда я возьму ее телефон?
— Почему бы самому Максиму этим не заняться? — спросила я.
— Потому что Максима нет в Москве. А когда он вернется… В общем, я не хочу, чтобы он нервничал. У него и так хватает проблем.
Спорить было бесполезно. Свои собственные интересы Елена ни в грош не ставила, но для любимых сына и мужа готова была на любые жертвы. Все-таки настоящая любовь — это всегда сумасшествие, не мною первой подмечено.
— За что Максима-то уволили? — для порядка поинтересовалась я. — За шашни с Императрицей? Так ведь их вроде не было. Или из-за Марианны?
— Не знаю. Формально за то, что они какого-то постороннего мужика на территорию офиса пропустили. Проворонили, одним словом. А тот пошел в магазин, о котором ему кто-то рассказывал, что там все гораздо дешевле, — да и напоролся на самого хозяина. То есть на Звонарева. Тот его выспросил, а через десять минут распорядился уволить всю охрану. Ну не всю, а одну конкретную смену. В этой смене как раз Максим и оказался. Так что теперь он безработный.
— Только этого вам сейчас и не хватало, — искренне посочувствовала я.
— А тут еще приезжал какой-то тип, якобы отдать Марианне фотографии. Они, понимаешь ли, договорились, а она не пришла на встречу. Причем она ему, по-моему, даже не сказала, что замужем, раз он к ней домой приперся…
— Для некоторых мужчин это не имеет особого значения, — меланхолически заметила я. — Масику, к примеру, абсолютно по барабану, замужем я или нет. Он решил на мне жениться — и точка.
— Кстати, вспомнила, этот тип здорово на твоего Масика смахивал. То есть на ту фотографию, которую я у тебя видела…
У меня в голове будто что-то щелкнуло. Познакомился с девушкой-креолкой (читай — мулаткой)… фотографии… «а мне почему-то стало обидно, что она любит его, а не меня»… «она никак не хотела верить, что я ее на двадцать лет старше»… Анна… Анна? А может быть, Марианна?
— Он спросил Марианну или Анну? — осведомилась я.
— Анну. Но ее по-разному называют. Максим зовет Машей. А Санечка — Мари.
— Кстати, что по поводу всей этой истории думает твой супруг? — спросила я.
Свои мысли относительно Марианны-Анны я пока оставила при себе. Прежде всего, нужно было посоветоваться с Андреем и Павлом, а потом уже делать какие-то выводы. Или не делать. Похоже, в ходе этой истории я все-таки немного поумнела, хотя верилось в это с трудом.
— Санечка как-то пообещал придумать, как избавиться от этой полоумной.
Что ж, возможно, ему уже не придется ничего придумывать: Марианна сама решила освободить от своего присутствия их дом. Его дом! Из кое-каких обмолвок Елены я уже поняла, что посягательств на свой комфорт ее Санечка, мягко говоря, не приветствовал. Вряд ли он особенно переживал утрату нелюбимой и неудобной тещи и еще более вряд ли будет расстраиваться по поводу исчезновения шебутной и склочной невестки. Которая к тому же… Черт, вот это идея? А может быть, ограбление их квартиры — дело рук Марианны, которой понадобились подъемные?
Этой идеей я тут же поделилась с Еленой.
— Наташа, ты слишком много пропускаешь через себя детективной литературы, — выложила Елена почти неизбежный в подобных ситуациях аргумент. — Путаешь вымысел с реальностью,
Естественно! Как только я пытаюсь сделать хотя бы шаг влево или вправо от тупой и скучной тропы реальности, кто-нибудь обязательно подстерегает меня с дубиной здравого смысла. А между тем только полет фантазии позволяет людям добиваться какого-никакого прогресса в своем развитии. А также — раскрытия некоторых преступлений. Метод дедукции сам по себе очень хорош, но без развитого воображения — грош ему цена в любой день, а не только в пресловутый базарный.
— Завтра похороны, — всхлипнула Елена, — а тут приходится черт знает о чем думать. Вы приедете, конечно?
Я поежилась. Как и всякому нормальному человеку, похороны мне тягостны. А если честно — я их боюсь. Слишком свежи еще воспоминания о том, как я в одиночку хоронила своего мужа. Апофеозом этих похорон было то, что я, забрав урну с прахом из крематория, повезла ее в метро через весь город, чтобы похоронить рядом с родителями Валерия. Везла, разумеется, в обыкновенном пластиковом пакете: поставила на пол между ног и ехала себе в битком набитом вагоне. Никто и не догадался, что не картошку везу или еще что-то для хозяйства необходимое. Наверное, мы действительно были рождены, чтобы Кафку сделать былью.
— Конечно приедем, — излишне бодро откликнулась я. — То есть мы с Андреем обязательно будем. А у Павла я не спрашивала…
— Ты спроси, — тоскливо сказала Елена. — У Санечки срочная командировка, он сегодня вечером уехал прямо с работы. Гроб нести будет некому, из мужчин один Тарасов.
Еленин муж вызывал у меня все меньше и меньше симпатий. Можно, конечно, не любить тещу, никого это не удивит. Но не присутствовать даже на похоронах… воля ваша!
Я попросила Елену подождать у телефона и пошла в комнату, где мужчины увлеченно возились с компьютером.
— Павел, Лена спрашивает, сможешь ли ты завтра…
Павел поднял голову и посмотрел на меня с удивлением:
— По-моему, это даже не обсуждается. Даже если бы я познакомился с Аленой лишь сегодня, в таком деле, как похороны, лишних мужчин не бывает.
— А лишних там и нет, — ответила я. — Распрекрасный супруг Елены сегодня отбыл в срочную командировку. Похороны тещи уважительной причиной не считаются.
Я не стала дожидаться реакции Андрея и Павла на эту новость. Вернулась на кухню и снова взяла телефонную трубку:
— Павел сказал, что этот вопрос даже не обсуждается…
— Он прав, — вздохнула Елена. — Зачем ему эта докука?
— Не обсуждается в том плане, что он конечно же будет.
Повисшая в телефонной трубке пауза была красноречивее любых слов.
Мы договорились с Еленой о том, что они завтра поедут в Белые Столбы за телом тети Тани на машине Галки, а мы — либо втроем, либо вчетвером, если Милочка изъявит желание принять участие в печальной церемонии, — приедем на машине Павла. Катафалк прибудет прямо к моргу, а оттуда — кортежем — на кладбище.
— На каком кладбище ты будешь хоронить маму? — спросила я напоследок.
— На Преображенском. Там у нас участок. Успели похоронить бабушку и дедушку до того, как кладбище закрыли. Одни из последних.
— Не тридцать третий, случайно? — упавшим голосом спросила я.
— А ты откуда знаешь? — изумилась Елена.
— На этом участке мой муж похоронен. А еще говорят, что совпадений не бывает.
— Жизнь — это плохая литература, — подвела Елена итог. — Ну, до завтра, Сейчас Галка приедет, поможет готовить. А то я вообще одна осталась. Хотя на Марианну и не рассчитывала, но…
Возможно, я эгоистка, но предлагать помощь не стала. Машины у меня нет, добираться до Елены довольно далеко, да и Андрей наверняка не одобрил бы моего стремления испариться из дома на ночь глядя. Времена нынче веселые.
Я вернулась в комнату и услышала конец фразы, произнесенной Павлом:
— Хотелось бы мне посмотреть на этого замечательного Санечку.
— Зачем это? — поразилась я.
— Для полноты информации. Алкоголик Колян — версия, конечно, замечательная. Но я не снимаю подозрений ни с кого: ни с твоего Масика, ни с мужа Алены, ни с нее самой, если хочешь знать.
— Ты что, спятил? — вытаращила я на него глаза. — Зачем Лене было убивать тетю Таню?
— Хочу верить, что незачем. Но мать мешала ее супружескому счастью. Поверь моему опыту, Наташа, за это иногда убивают.
— Но не Лена же!
— Почему? Потому что она — двоюродная сестра твоей подруги? Или — моя бывшая жена?
— Может быть, это я убила тетю Таню? — взорвалась я.
Хладнокровный профессионализм Павла меня просто взбесил.
— Это вряд ли, — флегматично заметил Андрей. — Хотя алиби у тебя на время убийства в общем-то нет. Только твой рассказ о том, как ты ездила по делам в центр Москвы. Причем ездила значительно дольше, чем требовалось. И я не знаю, в котором часу ты уехала из дома: меня не было.
— Ты что, издеваешься?
— Вовсе нет, уважаемая Агата Кристи. Объясняю тебе механику следствия. Но чтобы ты перестала кипятиться, скажу: у Елены-то как раз алиби есть. Она всю пятницу просидела у себя на работе, отлучалась пару раз на десять минут — и только.
— А Павел…
— А я этого Павлу еще не успел рассказать. Алиби есть у Максима — его в Москве уже не было, когда произошло убийство, да и улетел он не один и не частным рейсом — в Шереметьеве все данные имеются, хотя можно было и не проверять.
— Когда ты все это успел узнать?
— Попросил кое-кого из ребят помочь по старой памяти. Дело-то пустяковое. А вот у Санечки алиби нет. Про Масика даже говорить не хочу: и так ясно, что он там был. Но у него, как и у тебя, нет видимых причин для убийства.
— Да? — злорадно спросила я. — А как тебе такой факт: красивая девушка Анна — это Марианна, жена Максима. Которая терпеть не может всю его родню и, кажется, обчистила их квартиру.
— Что-что? — хором спросили мои пинкертоны. Я пересказала им разговор с Еленой, и в комнате надолго воцарилась тишина.
— Слишком просто, — сказал наконец Павел. — Этот придурок вертится весь день на глазах у поселка, демонстрирует тебе фотографию невестки твоей подруги…
— Да я ее сроду не видела!
— Он же этого не знает, правда? А потом едет на квартиру к своей возлюбленной, рискуя налететь на законного мужа. Все, конечно, возможно, но зачем?
— Из-за денег, — предположила я. — Масик их обожает. Подбил Анну на кражу, они вместе придушили старушку…
— А что? — оживился Андрей. — Как одна из версий — очень даже годится. А для отвода глаз крутился сегодня вокруг моей боевой подруги…
— Фотографии не вписываются, — меланхолично обронил Павел. — Для отвода глаз фотографии сообщницы не показывают. Он вообще должен был молчать о существовании этой Анны или как ее там, а не болтать о ней всем встречным-поперечным.
— У сумасшедших своя логика, — авторитетно сказала я. — И потом, вы забыли еще об одном: о портрете Масика, найденном недалеко от тела тети Тани.
— Вот эта фотография меня больше всего и смущает, — заметил Павел. Преступники крайне редко оставляют на месте преступления свои визитные карточки. Равно как и фотографии. По-моему, кто-то нам этого Масика подсовывает…
Павел замолчал на полуслове и потянулся к телефону. Каждые четверть часа он звонил по одному и тому же номеру — причем я даже догадывалась по какому. И каждый раз, не дождавшись ответа, становился мрачнее. Нет, Милочка определенно сошла с ума — нельзя же так издеваться над человеком, который тебя любит. Или с ней что-то случилось?
В общем, вечер прошел в трудах праведных, хотя и в невеселой атмосфере. Потом мы организовали Павлу раскладушку на кухне, заняв ею практически все свободное пространство, пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись. Я еще успела подумать о том, что забыла принять таблетку, а без нее не усну ни за что на свете и бессонная ночь мне гарантирована, но и аптечка, и кувшин с водой остались на кухне. И тут же услышала звонок будильника. Чудеса, да и только: впервые в жизни я за всю ночь не увидела ни единого сна. Есть же счастливые люди, которые снов вообще никогда не видят! Андрей, например.
Когда я появилась на кухне, обнаружила, что раскладушка уже убрана, стол накрыт, а на плите кипит чайник и шипит яичница с колбасой. Заподозрить в таком подвиге своего друга я при самом горячем желании не могла: не его жанр. А вот для Павла это было, по-видимому, само собой разумеющимся. Повезло Милочке! На волне этой белой зависти я и решилась за завтраком на совершенно нетипичный для себя поступок: влезть не в свое дело.
— Павлуша, а может быть, ты все-таки съездишь к Милочке? Вдруг с ней что-то случилось…
Андрей бросил на меня грозный взгляд, но Павел, как ни странно, воспринял мое выступление вполне спокойно:
— Пожалуй, ты права. Съезжу после похорон. Я больше так не могу.
— У тебя еще невероятное терпение, — стала я ковать железо, пока оно было горячим. — Деликатность и такт штуки, конечно, хорошие, но надо же и меру знать. Если Мила по каким-то причинам не хочет тебя видеть, она могла бы об этом сказать, а не…
Павел заметно напрягся, и я поняла, что обсуждать поступки любимой женщины он ни с кем не будет. И я в этом плане не исключение. Пришлось срочно трубить отбой.
— Впрочем, это ваше дело, мне просто больно смотреть, как ты волнуешься.
— Спасибо за сочувствие, Наташа, — достаточно мягко сказал Павел, — но я и сам… Хотя ты, как женщина, наверное, лучше понимаешь: стоит навязывать свое общество или не стоит.
— Нашел с кем советоваться, Павлуша, — вмешался Андрей, — даже если она и женщина, то нипочем в этом не признается. Потому что гордая.
— Уважаю.
— Я тебя тоже очень люблю, — машинально откликнулась я. — Давайте собираться, мальчики, время поджимает. Спасибо за завтрак, Павлуша, я таких мужчин только в кино видела.
— Ты же все равно на завтрак только бутерброды ешь, — возмутился Андрей. — Так чего ради я буду стараться?
— Ладно, коллеги, отставить, — вмешался Павел. — Ваши перепалки становятся утомительными. Наташа права, надо собираться.
Разумеется, перед отъездом он еще раз позвонил Милочке — и… о счастье, о радость! — она оказалась дома. Собственно, никуда из него и не уходила: просто отключила на ночь телефон, чтобы выспаться, и только сейчас об этом вспомнила. Настроение Павла поднялось мгновенно, как ртуть в градуснике, если на него подышать. Он договорился, что заедет за ней по дороге на кладбище — в Белых Столбах ей делать нечего, — и погнал нас с Андреем в машину.
Тарасовы и Елена уже были на месте, хотя мы приехали минута в минуту. Мужчины и Елена пошли улаживать грустные формальности, а мы с Галкой остались возле машин.
Галка была мрачнее тучи и беспрерывно курила. Я не решилась морочить ей голову вчерашними событиями и предположениями: даже у меня иногда пробуждается чувство такта. Но она сама спровоцировала меня на короткий разговор.
— Узнать бы, какой подонок это сделал, — собственноручно убила бы, процедила Галка сквозь зубы, яростно втаптывая в землю очередной окурок.
— Скоро узнаем, — утешила я ее. — У Павла три основных подозреваемых: алкоголик Колян, Масик и я.
— Прибереги свои шуточки до другого раза, — холодно посоветовала мне Галка. — Не время и не место.
— Знаю. Но оттого, что ты будешь себя накручивать, ничего хорошего не произойдет.
Ответом она меня не удостоила. А потом началась печальная процедура выноса гроба, установки его в катафалк, определение маршрута. В катафалке с гробом должны были ехать Елена, Галка и я. А мужчины — сопровождать нас на автомашинах. Вроде бы все утряслось, но тут Галка посмотрела на меня и заявила:
— Наталье в катафалке делать нечего. Трое похорон за год — многовато получается. Она потом год будет от нервного истощения лечиться.
Да, когда говорят о том, что наши с Галкой отношения — это не дружба, а какая-то кармическая связь можно хихикать сколько угодно, но факт остается фактом. Она абсолютно безошибочно прочитала мои мысли в этот момент и немедленно отреагировала. Облегчение, которое я при этом испытала, просто не поддается описанию.
— Завтра придется снова ехать в Белые Столбы, — сказал Павел Андрею, когда мы ехали в сторону Москвы. — Или этот самый Колян, который алкоголик, действительно убийца, и это грустное дело можно будет закрывать, или искать нужно совершенно в другом месте. Я после кладбища поеду к Милочке, а ты постарайся что-нибудь разузнать про эту самую Марианну. И попроси ребят — пусть по старой дружбе проверят комиссионки, может, всплывет что-то из украшений. Там ведь есть пара-тройка уникальных вещей. Дело, конечно, почти безнадежное, но вдруг…
— Мне все больше и больше хочется познакомиться с супругом Елены, задумчиво ответил Андрей. — Странная какая-то личность. Готов спорить на бутылку пива, что никакой срочной командировки у него нет. Просто…
— Просто нет желания участвовать в печальной процедуре, — подхватила я. — Но ведь это, по-моему, не криминал?
— Просто непорядочно, вот и все, — пожал плечами Павел. — К тому же этого загадочного Санечку все равно придется проверять, даже если он чист как слеза младенца.
— Между прочим, Андрюша, — сказала я, — совсем забыла тебе сказать. Меня на завтра пригласили в клуб любителей детективов. Ну, помнишь, где мы с тобой познакомились?
— Такое не забывается, — хмыкнул Андрей.
— Пойдешь?
— Не уверен. Сама видишь, сколько дел. Могу только попозже подъехать и тебя забрать, чтобы ты вечером одна не болталась по темным улицам. А что там на сей раз за мероприятие?
— Встреча с нашей главной детективщицей, Ксенией Марусевой. Ее книгами вся Москва зачитывается.
— Пойдешь перенимать опыт?
— Не исключено, — осторожно сказала я. — Что может одна женщина, то прекрасно сможет и другая. Я читала ее повести — интересно.
— И тебе захотелось попробовать? — с легкой насмешкой поинтересовался Павел.
— Павлуша, — как можно мягче сказала я, — я уже попробовала, ты забыл. Повесть лежит в редакции, рецензии положительные. Месяца через два подарю тебе книжку.
— Ну да? — изумился Павел. — И как это у людей получается?
— А я тебе объясню, — тут же встрял Андрей. — Наталья садится перед компьютером и делает умное лицо. Потом начинает колотить по клавишам, время от времени вскакивает из-за стола, бегает по комнате и бормочет: «Ну как же сделать так, чтобы этого идиота никто не заметил? Там же пропускная система». Или еще: «Почему героиня получается такой идиоткой? Это же не так!»
— О чем хоть повесть-то? — спросил Павел.
— А о том, как вы меня с Андрюшей сначала заподозрили в измене родине, а потом спасли от серийного маньяка-убийцы, — охотно пояснила я.
— Воображаю, что ты там обо мне понаписала, — поморщился Павел.
— Павлуша, — нежно сказала я, — я тебя обожаю, временами просто люблю, поэтому ты у меня там вышел просто голубой персонаж…
— Что-что? — ахнули оба приятеля.
— Да ну вас, — обиделась я, — дураки пошлые. Идеальный, значит, герой получился, рыцарь без страха и упрека. Андрею понравилось. Ну все, закончили обсуждать мой бессмертный труд, подъезжаем. Елене и Галке сейчас потребуется моя помощь, а не чувство юмора.
На самом деле чувство юмора мне лично не повредило бы ни в какой ситуации. Но я мало знала покойную тетю Таню, да и особой сентиментальностью, как уже говорила, не отличаюсь. Однако Елену мне было безумно жаль. Галку — тем более, и следовало собраться и поддержать их обеих. Впрочем, я рассчитывала и на Милочку, которая по части сочувствия и поддержки могла мне дать сто очков форы и которую мы подобрали по дороге на Преображенское кладбище, благо жила она в Сокольниках и нам даже не пришлось делать крюк.
Хоронить тетю Таню пришло много людей: дурные вести не лежат на месте. Родственники, подруги, бывшие пациентки, соседи по дому и по даче. Эту женщину любили все, у нее никогда не было врагов — и вот такая жуткая смерть. Пока говорили слова прощания, я потихоньку отступала все дальше и дальше за спины собравшихся, потому что чувствовала: слезы близко. Заиграли траурный марш, и я, естественно, заплакала, опершись об ограду одной из могил. А когда подняла глаза, обнаружила, что ноги сами принесли меня к могиле моего мужа, на которой я рыдала полтора года тому назад.
Господи, почему, ну почему хорошие люди долго не живут?