— Но Хедер! Элджер должен был объяснить ей, чего вам обоим это стоит! А девочкам? Я уже не говорю о расходах.
При этих моих словах Хедер приняла гордый, неприступный вид. Губы ее плотно сжались, в глазах зажегся знакомый огонек.
— Элджер не будет просить о милости кого бы то ни было, тем более эту женщину. Я тоже!
Мне сделалось не по себе. Именно в эту минуту я приняла решение попытаться поговорить с Грейс и склонить ее на уступки. Ведь это в ее собственных интересах: рядом будут находиться живые люди, всегда готовые прийти на помощь, если с ней случится беда. Да и вообще само их присутствие внесет оживление, как бы осветит старую мрачную усадьбу. Элджера можно уговорить расчистить дорожки, привести в порядок территорию, возможно, даже покрасить дом снаружи. Но я не успела поделиться своими соображениями с Хедер, так как зазвонил телефон. Голос Эсси в трубке прозвучал чуть сердито.
— Где ты пропала? Тебя не дождешься!
Я начала было говорить, что не смогу сегодня приехать, но Хедер, догадавшись, кто звонит, перебила меня: она с радостью возьмет моих малышей с собой на пляж, если мне надо съездить в Менемшу. Хедер не ревновала меня к Эсси, как ревновала та. С самого первого дня моего знакомства с Хедер Эсси воспринимала последнюю как возможную помеху нашему увлечению аэронавтикой. Однако истинную причину этой враждебности я усматривала в том, что Эсси, не признаваясь в этом самой себе, завидует тому, что меня и Хедер объединяет реализованная потребность материнства. Эсси была старой девой и не представляла большого интереса для мужчин, сопливых карапузов и молодых мамаш, сплетничающих у супермаркета. К Элджеру она также испытывала устойчивую неприязнь с самой первой встречи.
— Не нравится мне этот человек, — говорила она. — С ним нужно держать ухо востро, Маргарет; ему нельзя доверять.
Обещав Эсси, что буду у нее самое большее через час, я повесила трубку и признательно поцеловала Хедер.
— Ты — настоящий ангел!
Она рассмеялась.
— Вовсе нет. Просто я считаю, что это ваше увлечение — самая замечательная штука на свете и что ты заслуживаешь долгожданной встречи с подругой, чтобы обсудить с ней ваши планы.
Кристофер и Нэнси отнеслись к этому иначе: они ревновали меня к Эсси не меньше, чем та — к Хедер.
— Фу ты! Я так и знал. Эти дурацкие шары…
И прежде чем я успела почувствовать себя виноватой, вмешалась Нэнси.
— Оставь, Кристофер! — воскликнула она с неподражаемым детским сарказмом. — Если Маргарет хочется упасть с высоты в тысячу миль и разбиться в лепешку, это ее личное дело!
— Спасибо тебе, Нэнси! — сказала я. — Но этого не будет. Как тебе известно, с острова шары не взлетают: один-единственный порыв ветра, и ты окончишь свои дни в водах Атлантики…
— …И тебя съедят акулы, — докончил за меня Кристофер, обнажив в улыбке ряд зубов, украшенных металлическими скобками — для исправления прикуса.
Через десять минут я уже была на пути в Менемшу.
Остров Марты поделен на шесть больших территорий сельского типа, называемых «городом». Я поднялась через зеленые кварталы Уэст-Тисбари, миновала центр «города», состоящий из церкви, библиотеки, здания мэрии, магазина и школы.
Оттуда я направилась кратчайшим путем в Менемшу, свернув на Мидл-роуд, узкую дорогу из гравия, проходящую через Битлбанг-Корнерс, центральный квартал Чилмарка, который, подобно Уэст-Тисбари, представляет собой просто группу зданий общественного назначения.
Думала я, натурально, об Эсси, вспоминая нашу с ней первую, совершенно фантастическую встречу семь лет назад, в мой первый приезд с детьми, и последующие чудесные встречи. Мы с ней могли ссориться или хохотать над чем придется, но скучать с ней не приходилось никогда.
Началось все с убийственно скучного приема в саду «Руккери» — так назывался летний дом в Чилмарке, принадлежащий Розе Перкинс. Хозяйка дома, женщина лет пятидесяти пяти, давно уже разведенная и не вышедшая замуж вновь, жила вдвоем с дочерью Эстеллой, капризной девочкой-подростком, только что поступившей в колледж. Роза продала часть своего живописного участка, расположенного в возвышенной части Острова, с отдаленным видом на море, Анне Альфреда, заходящей кинозвезде, недавно расставшейся с губернатором Калифорнии и предполагавшей построить себе дом на купленной земле.
Роза Перкинс была типичным снобом. У нее не сходило с языка «моя дорогая Анна», ни о чем другом она говорить не могла и порядком мне наскучила. Кончилось тем, что я от нее сбежала, решив прогуляться по лужайке, раскинувшейся внизу, за бассейном.
Разглядывая буйные заросли лиловых люпинов, окаймляющих замшелую садовую стену, за которой виднелся луг с менее экзотичными полевыми цветами, я вдруг, словно в сказке, увидела среди них лицо эльфа, коричневое, точно орех, и обрамленное темными с проседью короткими и прямыми волосами. В ответ мне глянули темно-карие глаза, и вполне цивилизованный женский голос произнес:
— Она несносна, правда? Я имею в виду Розу и ее смешные светские замашки.
С этими словами Эсси, с ее ростом в 5,2 фута, перемахнула через стену обратно в сад.
— Я последовала туда за этой милой малюткой, чтобы вызволить ее из паучьих лап, — сказала она. — Думаю, что это самка голубянки весенней. — С этими словами она разжала пальцы, и на покрытой мозолями ладони я увидела хрупкую бледно-голубую пленницу. — Лети, милая, ты свободна!
Бабочка легко вспорхнула в теплый, пронизанный солнцем полдень.
— Я должна сказать ей спасибо, — произнесла она уже совсем другим, будничным, тоном. — Голубянка указала мне целую плантацию дикого розмарина.
Она деловито засунула вырванный с корнем саженец розмарина в висевшую на плече сумку, какими пользуются рыбаки. Сплетенная из ивовых прутьев, эта корзинка так же мало соответствовала обстановке светского приема, с которого мы обе удрали, как и ее грубые коричневые полуботинки, как и полинялое платье из дешевой хлопчатобумажной материи, как и сама Эсси, состоявшая, казалось, из одних костей, сухожилий и огрубевших от тяжелой деревенской работы мышц. Ей приходилось делать все самой — копать и мотыжить землю, ловить омаров.
Сквозь дыру в корзине вывалились ее ключи, упавшие в траву. Я подобрала их и протянула ей, но она этого не увидела.
— О, смотрите! Смотрите же! — кричала она. — О, как это чудесно! — Глаза ее были округлены, зрачки расширены, точно у ребенка. — О, как изумительно! О! — Она просто не находила слов.
Высоко в небе, в северной стороне, над проливом, отделяющим остров Марты от мыса Кейп-Год, виднелось яркое пятно, медленно дрейфующее в воздухе. Это был наполненный легким горячим воздухом шар, можно было разглядеть под ним и гондолу. Кто-то на материке допустил ошибку, определяя направление ветра, или, волею случая, ветер поменял направление, как это бывает порой на мысу, и шар сносило в сторону моря. Между ним и вероятной водной могилой оставалось только расстояние, равное ширине Острова. Разумеется, навигатор принял срочные меры, выпустив газ, и благополучно приземлился спустя полчаса на одной из ферм Чилмарка, неподалеку от усадьбы Розы Перкинс.
Это происшествие побудило нас обеих принять стихийное решение заняться этим увлекательным видом спорта. Мы уехали от Розы и отправились к Эсси, в небольшой, потемневший от непогоды коттедж, носящий название «Пебблз». Он стоял невдалеке от галечного пляжа, узким полумесяцем окаймлявшего довольно широкий мелкий бассейн, образованный приливом, который все называли Нашаквитса-Понд. Далее простирался больший по размерам Менемша-Понд, а за ним — пристань с причалами для рыболовецких судов Менемши. Окна Эсси выходили на эту пристань, живописный вид лишь частично закрывался старым сорокафунтовым траулером «Джанет Би», много потрудившимся на своем веку и несколько лет назад выброшенным на берег во время шторма.
Эсси заварила набор трав, в которых она разбиралась как никто другой. Сидя в кухоньке с низкими потолками, с закоптелой печкой, топившейся углем, с полками, заставленными детективными романами, помогающими ей коротать зимние вечера, с пучками трав и банками заготовленных впрок овощей, варенья и джема, мы пили этот необычный чай из старых голубых чашек, которые Эсси то и дело наполняла из голубого чайника, покрытого сетью темных трещинок, полинявшего, как и ее старое деревенское платье.
Стоило одной из нас упомянуть о воздушном шаре, как нас словно прорвало. Мы заговорили в один голос, перебивая одна другую: «Надо попробовать!» — «А почему бы и нет…» — «Что тут особенно трудного?» — «Тот, что летел сегодня, выглядел не моложе семидесяти…»
— Моя дочь летала на шаре в свадебное путешествие, в Англию, — припомнила я. — Она говорила, что это… ну просто сказка. Земля разворачивается под вами, точно некая волшебная страна; слышно все предельно отчетливо: лай собак, голоса людей. И это с высоты во многие сотни футов.
Мы выпили еще по одной чашке чая, в который добавили, по настоянию Эсси, малую толику самбучной настойки, чем окончательно скрепили наш уговор. В ту самую осень мы предприняли свою первую попытку. Две одинокие женщины, уже не первой молодости, становились с каждым разом все более и более храбрыми. Поначалу расстояния были небольшими, но потом мы начали улетать все дальше и дальше — вплоть до Аризоны. Это не передать словами: крепкий ветер несет вас в поднебесье, внизу убегают назад пески пустыни, и в одно прозрачное утро вы садитесь в Вайоминге. Как это чудесно — плавно скользить над верхушками деревьев, над снежными шапками гор, окрашенными розовыми лучами восходящего солнца!
Наконец мы запланировали романтический перелет на собственном шаре на еще большие расстояния: первой значилась у нас Франция; потом Эсси заговорила о более грандиозных маршрутах.
— Что ты скажешь о Серенгети[2], Маргарет? А? Целые стада зебр и антилоп-гну… точно волнующееся море… Ты можешь себе это представить?
Я могла. И даже очень хорошо.
— Нам придется ограбить банк, — сказала я в шутку, конечно, но в ней была большая доля правды…
Погруженная в приятные воспоминания, я внезапно увидела в зеркало заднего обозрения мигающие бело-голубые вспышки огней полицейской машины и услышала вой сирены. Я было подумала, что сигналят мне, требуя остановиться, — моя скорость была на десять миль выше разрешенной, но машина с воем пронеслась мимо. Она мчалась как вихрь, однако я успела заметить, кто сидел за рулем. Это был Отис Крэмм, один из сержантов Чилмаркской полиции. Его любимым занятием было прятаться в кустах у обочины шоссе и выслеживать автомобилистов, нарушающих правила, с помощью дорогостоящей радарной установки, которую, после многочисленных просьб с его стороны, ему приобрела городская управа.
Большую часть времени Отис проводил за чтением охотничьих и рыболовецких журналов, куда он посылал свои полуграмотные опусы, неизменно отвергаемые редактором. Большим умом он не отличался. Когда он снимал форму и облачался в рабочие брюки, слишком ему короткие, далеко не достающие до его грубых башмаков, то при взгляде на тупое лицо, на усики-кисточки — единственный признак половой зрелости — неизбежно рождалось чувство удивления: как такой человек мог получить звание сержанта? Должно быть, просто не нашлось других кандидатов на эту должность. Его родители — я знала их — были уважаемые люди, опытные рыбаки, выходившие на своем траулере далеко за пределы Менемши. Сын не шел ни в какие сравнения — ни по уму, ни по внешности — с престарелым отцом, а также с матерью, умевшей как никто другой сшить парус, приготовить из даров моря прекрасные блюда.
К еще большему моему удивлению, за первой сиреной почти сразу послышалась другая, и не успела я взглянуть в зеркало, как мимо меня промчалась машина добровольной «Скорой помощи» Чилмарка, буквально на хвосте полицейского автомобиля. Гадая, какая стряслась беда и с кем, я автоматически снизила скорость до разрешенного лимита. Впереди был некрутой поворот, за которым обе машины свернули на Ти-лейн, проселок, проходящий мимо усадьбы «Марч Хаус». Мне сразу стукнуло в голову: «Наверное, что-то случилось с Грейс Чедвик, возраст все-таки… Может, она упала, или с сердцем сделалось плохо…» Я подумала подъехать и узнать, не нужна ли моя помощь, но потом решила: «Не надо, это тебя не касается, Маргарет. Есть много людей, которые живут здесь постоянно, тот же Отис и медики со «скорой помощи». Они проедут кратчайшим путем в Нортроуд, а потом — в новые кварталы, что позади Спринг-Понд.
И я продолжила свой путь среди холмистых полей Чилмарка, откуда открывался роскошный вид на море.
Десятью минутами позже я миновала площадь Битлбаунг. Затем, проехав еще милю, я увидела старый, полуистлевший указатель «Пебблз» и свернула вниз по самой узкой и грязной боковой дорожке, плотно обсаженной с обеих сторон вечнозеленым кустарником. Две-три глубокие рытвины, разбегающиеся из-под колес дикие кролики — и вот она наконец сама, «голубятня» «Пебблз», еще более постаревшая от дождей и ветров; дранка на крыше потемнела, голубая краска на ставнях облупилась и выгорела; к корме полусгнившего траулера «Джанет Би» привязана «Пот-Поурри», собственная лодчонка Эсси со старым одноцилиндровым мотором, на которой она выходила в море ловить омаров.
Допотопный пикап Эсси стоял на грязной утрамбованной площадке у парадного входа. В последний мой приезд этот работяга доставил сюда огромный нейлоновый шар, аккуратно сложенный до размеров средней кушетки, тяжелую плетеную корзину-гондолу, вместительные полотняные мешки, в которых были упакованы емкости с бутаном, и горелку, предназначенную для нагревания воздуха.
Не успела я вылезти из машины, как из раздвижной летней двери появилась хозяйка и встала на плоский гранитный камень, служивший ей парадным крыльцом.