— Не имею понятия.
— Их барыня на веранду кликнули, — вмешалась Марья Свечкарева. — И барышень тоже – господину Цван… Ну, представить. И мамзель тоже с ними на веранде была. И Софья Матвеевна, и Никита Иваныч.
— Очень хорошо, — кивнул Воскобойников. — А вы сами, любезная?
— А я в буфетной, чтобы слышать, ежли барыня позовут.
— А прочая прислуга?
Прочая прислуга дислоцировалась следующим образом: Агафья Семибратова в летней кухне стряпала, в чем помогала ей Прасковья Любашина. Бонна, фрейлейн Роза, одела младших девочек и прогуливалась с ними по саду и по розарию. Иван Смирнов сервировал стол в комнате первого этажа. Елена Свечкарева, одев и причесав молодых хозяек, спустилась вниз, бегала между кухней и буфетной, носила уже готовые блюда. Семен Загоруйко находился в сторожке подле ворот и впускал прибывающих гостей: вслед за Цванцигером со станции пешком пришли Воробейчики, затем, также пешком, с собственной дачи явились Синявские, и последними, в собственном экипаже из Аркадии – господин Захаров с супругой. Время точно указать Семен никак не мог: после пяти полчаса прошло, или же три четверти часа.
— А племянник ваш, Константин Петрищенко, где в это время пребывал? — спросил полицмейстер.
— А бис его знает, — ответил угрюмо Семен. — Може, в саду, може, на море побиг. С дружками.
— Точнее не можете сказать? Нет? Очень хорошо, — мурлыкнул Воскобойников, приглаживая свои бакенбарды. — А что, выстиранное белье уже висело на веревке? Прасковья Любашина, а когда вы вывесили белье?
Параня не сразу поняла:
— В жисть такое не делывала!
— Белье, белье когда повесила, тебя спрашивают, — подсказала Марья Свечкарева.
— Да не вешала я, я и не мыла его еще! – чуть не со слезами отозвалась Любашина.
— Ой, дура, — с досадою скривилась Марья Свечкарева. — Давайте, я скажу, а то вы от ней не добьетесь. В тот день с утра стирки не намечалось, потому что гости, а после обеда обнаружилось, что у барышень Анны Григорьевны и Настасьи Григорьевны чистых платков и перчаток почти не осталось, и я велела Паране срочно перемыть грязные. А она на кухне была занята, потому стирала, как господа уже ужинать сели, и после того развесила.
— Очень хорошо, — сказал полицмейстер, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
— Значит, гости собрались где-то к половине или к трем четвертям шестого, так? И всё сидели на веранде?
— Нет, господин полицмейстер, оне в сад пошли, только не через комнату – там Иван возился, — а кругом дома, через розарий, а после на террасу, а на террасе им угощение выставлено было, легкая закуска, и ягоды, и напитки.
— Пирожки слоеные с рыбою и с ягодою, тартины с зеленью и творогом, вишня и кулубника, — вдруг сообщила Агафья, полузакрыв глаза. И икнула. — Своей кулубники на даче не водится, потому покупная за пять копеек фунт…
— Не суть важно, — заметил полицмейстер. — Итак, они все прошли на террасу и там сидели, или кто-то слонялся по саду?
— Сидели, сидели, — закивала Марья, — еще и фройляну подозвали, барыня дочек своих младшеньких гостям показывала. Только господин Цван… Цвангер повел Софью Матвеевну и еще одну дамочку розы смотреть.
— Которую из дамочек?
— А самую молодую. А после они дом с другой стороны обошли, и уж никуда с террасы до самого ужина.
— Очень хорошо, — сказал полицмейстер.
Тут допрос прервали – пришел Зотиков, Никита Иванович; его усадили рядом со студентом, а Жуковский взял себе стул и примостился рядом со Згуриди.
— Никита Иваныч, вы уж не обессудьте, что вас пришлось оторвать от дел, но мы тут воспоминаниями занимаемся, о вечере роковом, — проговорил Воскобойников учтиво. — Вы ведь с гостями все время были, никуда не отлучались? А как вообще вечер прошел, весело? О чем беседы вели?
Зотиков развел руками:
— Да так, ни о чем особенном, о детях вначале, когда фрейлейн Роза Полюшку с Симочкой привела, но и то – дамы. Степан Захарович с Петром Ивановичем о делах толковали, о ценах да бирже, а я все больше с Анной Кирилловной – она мне про внука рассказывала. А после фрейлейн Роза девочек увела наверх, и разговор общий стал, но так, о погоде, о морских купаниях – как оне для здоровья пользительны, да об университете, о порядках и поступлении. А все больше томились, ужина ждали.
— А вы, Анна Григорьевна, что скажете? — неожиданно обратился полицмейстер к старшей из барышень. — Не запомнили, о чем беседа велась?
Анна Григорьевна вздрогнула, но, глаз не подъяв, промолвила:
— Non, monsieur.
— А вы, Настенька?
Настенька тоже вздрогнула, но на полицмейстера взглянула и сказала:
— А мы после с террасы ушли, как Полю с Симой увели. Нам мадемуазель позволила. Мы в сад пошли, там на скамейке сидели, возле флигеля. И мальчики тоже.
— А мадемуазель?
— А мадемуазель прогуливалась, а потом мы ее не видели.
— Мадемуазель пришла в беседку, где я читал, и мы с ней имели беседу, — сказал студент Горохов, скривившись. — Однако все это уже неоднократно рассказывалось и мною, и другими, и всё разным полицейским чинам, начиная от околоточного и кончая вами.
Воскобойников попушил правую бакенбарду, потом занялся левой.
— А вы, господин Горохов, не кипятитесь. Злодея надобно поймать – вот мы и ловим. Как умеем. И десять раз расскажете нам, и сто – пока не проговоритесь. Упаси боже, я не вас имею в виду, господин Горохов, но того, кто что-то знает. Вы ничего не можете более добавить? Нет? Очень хорошо, — и развернулся в сторону девиц Полоцких:
— Значит, вы, барышни, сидели с братьями возле флигеля на скамеечке. И беседовали? О чем же? Что скажете, Анна Григорьевна?
— Так, — сказала Анна, передергивая плечами.
— А вы что скажете, Настасья Григорьевна? Про что разговоры вели?
Настенька покраснев, тоже сказала:
— Так…
— Ну, "так" – это мне непонятно. Я, барышни дорогие, старый, и даже приблизительно не могу догадаться, про что юные девицы с мальчиками беседы могут вести. Или вы о нарядах болтали? А, Анна Григорьевна?
— Non, monsieur.
— А о чем же? Настасья Григорьевна, что вы скажете?
— Про наряды мальчишкам неинтересно. Мы просто так болтали. Про цирк, и про все. А потом Алеша сказал, что мы все дураки и дуры, и ушел.
— Кто же дураки, если один только Николай мужеска пола оставался? Один дурак только выходит!
Настенька снова покраснела, прикусила губку: