— Ну, Линда… — протянул Дэви таким же разнесчастным тоном, как Тальбот говаривал: «Ну, Эмили».
— Вот что мы сделаем, Дэви. Мы сейчас же все расскажем маме с папой. Если они одобрят — прекрасно. Нам будет легче, и все мы станем гораздо счастливее. А если они упрутся…
— Ты все равно выйдешь за меня?
Так Дэви в первый раз сказал это слово.
Чтобы он не увидел страха у нее в глазах, Линда припала губами к его руке. И очень нескоро нашла в себе силы оттолкнуться от него и сесть прямо.
— Дэви, самый дорогой мой человек. Давай все им расскажем. У нас… не очень-то много времени, ведь так?
И вечно ей приходилось бояться. Она боялась в тот день и боится сейчас, пусть даже этот длинный яркий транспарант протянут у нее над головой и весь Райтсвилл принарядился, чтобы поздравить Дэви с возвращением.
— Завтра? — медленно проговорил Тальбот Фокс. — Завтра, ты сказала?
— Надо бы сегодня, папа, — ответила Линда, — только я думаю, потребуется какое-то время, чтобы получить разрешение, договориться с доктором Дулиттлом из методистской церкви и все такое…
— Они хотят пожениться, — повторила Эмили Фокс и взглянула с состраданием на высокого седого мужчину, своего мужа, стоявшего у пианино, чуть отвернувшись от них. Линда знала, о чем думает растерянно улыбающаяся круглолицая приемная мать: Эмили думает, какой он сильный на вид, ее Тальбот, и каким слабым он порой бывает.
— Ты против, дядя, — сказал Дэви воинственно.
— Знаешь, Дэви, все ведь довольно сложно.
— А что я тебе говорил, Линни…
— Нет, Дэви, погоди. Не сходи с ума. — Было ясно, что Тальбот с трудом подыскивает слова. — Дэви… вы оба еще так молоды. Двадцать один год и двадцать лет. Очень молоды, сынок.
— Вы с мамой были еще моложе, — возразила Линда.
— И правда, Тальбот, — сказала обеспокоенная Эмили Фокс. — Мы были моложе.
— Кроме того, время сейчас другое, — продолжала Линда. — Сейчас все происходит быстрее, чем тогда. Дэви достаточно взрослый, чтобы летать на истребителях, и я не думаю, папа, чтобы ты всерьез считал ребенком двадцатилетнюю девушку.
— Линда, — остановил ее Дэви. И она уязвленно замолчала. — Это же просто отговорка, дядя, и ты это знаешь. Почему ты не скажешь, что думаешь на самом деле?
— О чем ты, молодой человек? — проворчал Тальбот Фокс.
— Не надо хитрить, дядя Тальбот, — сказал Дэви. — Ты знаешь, что я имею в виду.
— Хорошо. — Тальбот помолчал, сжав крупный рот. — Тебе не дает — и не даст — покоя прошлое, Дэви.
— Так я и знал! — крикнул Дэви. Линда довольно сильно пихнула его в бок, но не смогла заставить замолчать. — Ты боишься разговоров, боишься скандала!
— Ты думаешь, привел бы я тебя в свой дом одиннадцать лет назад и стал бы растить как собственного сына, если бы боялся скандала?
— Не слишком-то справедливо по отношению к нам с твоим дядей, Дэви, — дрожащим голосом добавила Эмили.
Пристыженный Дэви опустил голову.
— Извини, тетя Эмили, но…
— Я думаю не только о Линде, — сохраняя спокойствие, продолжал Тальбот. — О тебе тоже. Я изучил тебя, мальчик. Ты всегда был очень восприимчивым ребенком, и события тех дней, естественно, оставили на тебе свой след. Плохой след.
Линда увидела, что приемная мать смотрит во все глаза на высокого мужчину у пианино — как будто после стольких лет брака он все еще не перестал ее удивлять.
— Ты не сможешь успокоиться, Дэви. И никогда не мог. Другой бы мальчик давно забыл или пересилил это. А ты позволил своей беде проникнуть тебе под кожу. И я боюсь, она снова вырвется наружу, если вы с Линдой поженитесь. Вот единственная причина, заставляющая меня колебаться, — другой нет.
Ну да, а то одной этой маловато.
Дэви выпятил упрямый подбородок.
— Если тебя пугают старые райтсвиллские сплетницы, то мы с Лин после войны уедем отсюда. Найдем себе место, где они нас не достанут!
— Я тебя знаю, Дэви. Тебе не будет легче ни в Чикаго, ни в Нью-Йорке, ни даже на Фиджи. Да поможет тебе Бог.
Пора вмешаться, подумала Линда.
— Папа, — спокойно сказала она, — ты не принимаешь во внимание одну вещь.
Ох, как бы ей самой хотелось закрыть глаза на прошлое!
— Какое, сердечко мое?
— Через три дня Дэви уезжает.
— Через три дня? — слабым голосом повторила Эмили.
— Да, — с горьким удовлетворением сказал Дэви. — И может, больше не вернусь.
— Дэви, — простонала тетя, — не говори таких ужасных вещей!
— Минутку, — проговорил Тальбот. — А что, если так и будет? Что, если он не вернется, Линни?
В тот момент Линда ненавидела этого высокого седого человека. Это было подло — то, что он сказал. И еще подлее — оттого, что так действительно могло случиться. А он пошел дальше:
— А если он не вернется, сердце мое, то, наверное, было бы справедливей по отношению к тебе…
— Да при чем здесь справедливость? — взорвалась Линда. — Мы можем тебе сразу сказать, что мы чувствуем. Мы с Дэви хотим вашего согласия — от тебя и мамы. Но если его не будет, то мы все равно попросим доктора Дулиттла завтра нас поженить. — У нее губы задрожали. — Ты не можешь отнять у нас целых два дня. Может быть, только эти два дня у нас и будут… — И она бросилась Дэви на шею.
— Так-то, дядя, — усмехнулся через ее голову Дэви.
— Ладно. — Тальбот Фокс ответил ему такой же усмешкой. — Похоже, нам обсуждать-то особо и нечего. Как думаешь, мать?
Оказавшись в центре внимания, Эмили вспыхнула. Но голос прозвучал твердо:
— Дэви, родной, по мне, так лучше бы этого не случилось. Я согласна с твоим дядей. Как-нибудь, когда-нибудь это все равно вернется и помешает вашему счастью. Да, мы эгоистичны. Мы не хотим смотреть, как рушится жизнь Линды или твоя жизнь, Дэви, а сами… — Тут Эмили беспомощно потрясла головой. — Все так перепуталось, и я так люблю вас обоих. Дети, если вы действительно считаете, что в этом ваше счастье, тогда благослови вас Господь.