Резиденция сенатора Джона Спанглера в Вирджинии представляла собой большую усадьбу с белыми колоннами и садом со снежными верхушками. Толстая женщина средних лет, одетая в спортивные брюки и свитер, распахнула дверь прежде, чем Римо успел постучать в нее.
— Если вы из газеты — убирайтесь вон.
— Это дом Спанглеров?
— Вы и так это знаете. Убирайтесь!
— Вы ведь не госпожа Спанглер?
— Нет.
Она хлопнула дверью. Римо остановил ее плечом. Дверь дрогнула и слетела с петель.
— Скажите пожалуйста, она дома?
— Вы соображаете, что делаете? — заорала женщина, перекрикивая свист ветра, и пытаясь удержать дверь, которая начала падать внутрь.
Он вошел через огромную черно-белую прихожую в величественную, шикарно обставленную гостиную. На стене, над каминной полкой висел портрет сенатора — подтянутого человека в расцвете лет с мужественным волевым лицом. Издалека донесся женский вопль.
— Я сказала повесить одежду Боба Макки, а не упаковать ее! — бушевал голос. — А это — пакет для печенья. Не надо его выбрасывать. Понял?
— Да, мэм, — почтительно ответил мужской голос.
— Последний слуга, который выбросил мешок от печенья, теперь проводит время в тюрьме в Ливенворте.
— Да, мэм, — повторил мужчина, спускаясь по винтовой лестнице с шестью местами багажа.
Три человека, следовавшие за ним, также тащили по несколько тюков каждый. Процессия тяжело проследовала на улицу через просторный вход.
За ними, окутанная в длинную соболью шубу, появилась красивая брюнетка, набивавшая рот печеньем. На голове ее был тюрбан, украшенный фиолетовыми цветами, подчеркивавшими цвет ее глаз.
Скользнув взглядом мимо Римо она завизжала на толстуху, пыхтевшую в попытках установить дверь на место.
— Что ты на этот раз сломала?
Женщина обернулась, лицо ее выразило глубокую печаль.
— Я ничего не делала, — пыталась объяснить она — Это он, — она ткнула пальцем в сторону Римо. — Он ворвался сюда...
— Ну и ну, — брюнетка с фиолетовыми глазами неожиданно одарила Римо ослепительной улыбкой, — сколько лет, сколько зим, дорогой!
— Мы с вами не встречались, — остановил ее Римо. — Вы миссис Спанглер?
Она уставилась на него и заморгала.
— Я не помню, — сказала она. — Я миссис Кто-то. Так было всегда. Моего мужа зовут Пол. Или Джордж. Что-то простое. — Она показала на портрет сенатора на стене. — Джон, точно. Видите там, над камином? Это и есть мой муж. Кажется. Если мы не развелись. А вы мой адвокат?
— Нет, — сказал Римо. — Я друг вашего друга.
— Мило. А как вас зовут?
Она проглотила еще одно печенье.
— Римо.
Она задумалась.
— Я никогда не была замужем за человеком по имени Римо. Если только это не было слишком давно. Мы ведь никогда не были с вами женаты, да Римо?
— Думаю, что нет.
— Замечательно. У меня есть прелестное простенькое платье для венчания, я его припасла. Вас устроит следующий четверг?
— Думаю, я буду слишком занят, чтобы жениться.
— Жаль. Ну что ж, мне пора идти. Парам-парам!
— Я бы хотел задать вам несколько вопросов прежде, чем вы уйдете. По поводу приема.
— Приема? По случаю свадьбы?
— Нет.
— Хорошо. А то я только начала привыкать к этому, как его?
— Сенатору?
— Да, к нему. Мы как-то были женаты.
— Мне показалось, вы были женаты с ним сейчас.
— Правда? Как замечательно. Джордж так мне дорог!
— Джон, — поправила толстая дама.
— Джон? Я вышла замуж за Джона?
— Джон Спанглер, — сказал Римо. — Сенатор.
Она взорвалась раскатистым хохотом.
— Эта божественно! Я вышла замуж за сенатора. Подождите, пока об этом узнают мои друзья. Идите сюда, съешьте печенье, — она протянула пакет Римо. — Только не очень большое. Большие я сама люблю. Лучше послюнявьте пальцы и прилепите несколько крошек.
— Я воздержусь, — сказал Римо. — Миссис Спанглер, мне действительно надо поговорить с вами о Торнтоне Ивсе, командующем Военно-морскими силами. Он был у вас на приеме вчера.
— Напрасно теряете время, — жестко сказала она. — Кем бы ни был этот Торнтон Ивс, он не мог быть моим мужем. Я бы никогда не вышла замуж за командующего. Какие бриллианты может потянуть командующий?
— Он был командующим Военно-морским флотом. Адмирал, не меньше.
— А, — сказала она, — это другое дело. Мне очень нравятся романтические встречи на борту какого-нибудь судна. Он прислал вас просить моей руки?
— Он умер, мэм. Кто-то убил его прошлой ночью возле вашего дома. Заколол штыком.
— Ужасно, — вздохнула миссис Спанглер. — Медовый месяц на борту яхты — это божественно. Чарльзу и Леди Ди в свое время понравилось. А теперь иди, будь послушным мальчиком, — проговорила она, потащив Римо к двери. — Я очень расстроюсь, если опоздаю на самолет. Столько беспокойства с этими поездками в аэропорт. У моего третьего мужа, а может у шестого, был свой самолет. Надо было мне остаться с ним. Ральф был таким душкой, в смысле Ричард. Да, точно это был Ричард. На недельный юбилей нашей свадьбы он подарил мне прекрасный бриллиант. Ладно, не важно, — она потрепала Римо по плечу: — Не пропадай, милый. То что было между нами — было божественно. Никогда не смогу полюбить другого мужчину так, как тебя.
Она быстро поцеловала его в щеку, и ни слова не говоря, прошмыгнула мимо толстой леди к ждавшему ее лимузину. Мгновение спустя машина прошуршала по извилистой дорожке.
Римо застыл в молчании. Вскоре его прервал грубый хохот. Толстая женщина позади него наконец впихнула дверь на место, бока ее тряслись от смеха.
— Очень смешно, — сказал Римо.
— Могу поклясться, что вы никогда не были здесь прежде. Фу!
— Фу на вас. Кто-нибудь еще есть в доме?
— Ни души. Только я.
— А сенатор?
— Он уже на ферме. Мать поехала к нему.
— Мать? — спросил Римо. — Какая мать?
— Головокружительная грубиянка, которая только что вышла. Это мама. Мутэр. Дорогая мамочка. Мамуля. Виноградная лоза, давшая стоящую сейчас перед вами нежную ягоду.
Римо с недоверием смотрел на женщину. Ей с легкостью можно было дать вдвое больше, чем поедавшей печенье куколке, севшей в лимузин.
— Вы хотите сказать, она ваша мачеха или что-то в этом роде? — спросил Римо.
— Моя настоящая мать, несносный тип! — заорала она. Она соскребла грязным ногтем, какие-то присохшие яйца со своей робы. — Я выгляжу не очень похоже на сенаторскую дочку?
— Слушайте, — сказал Римо. — Вы можете быть чьей хотите дочерью. — Мир был полон безнадежности. — Только скажите, где я могу найти... некую... Цецилию Спанглер.
— Прекратите вести себя со мной как с идиоткой, — сказала она, сложив руки на своей огромной груди. — У Спанглеров есть всего одна дочь, Цецилия, и она перед вами. Но меня не волнует, надо вам со мной разговаривать или нет, потому что я не собираюсь говорить с вами. Так что катитесь-ка отсюда.
В вестибюле появилась чернокожая домработница.
— Вас к телефону, мисс Спанглер.
— Кто бы там ни был, скажи, что я занята. Скажи, что я умерла. Все равно. Им, видимо, тоже.
— Да, мисс.
— Наверное, нужны деньги на благотворительность. Мне никто больше не звонит, — сказала она.
Римо оглянулся вслед удалившейся негритянке.
— Вы что, действительно Цецилия Спанглер?
— Я уже сказала, кто я. Чего не сделали вы. Римо...?
— Римо Уильямс. Друг друга.
— Чьего друга?
— Вашего, — соврал он.
— Этого не может быть, гнусный репортер. У меня нет друзей, имеющих друзей, которые выглядели бы, как вы. Такие друзья могут быть только у моей матери. А они все сейчас находятся в том же месте, где и она.
— Где же это?
— На жироферме, — сказала Цецилия, задумавшись о чем-то своем. — Она бывает там каждый месяц. Она считает, что именно это помогает им с отцом выглядеть так молодо. Подумаешь! Меня не волнует, как она выглядит. Мне все равно, как выгляжу я. Я знаю, что я корова, но мне наплевать, понятно?
Она обнажила сточенные зубы.
— Прекрасно, — примирительно сказал Римо. — Совсем не обязательно злиться.
— Я как раз должна злиться! Разве вы бы не злились, если бы ваша мать выглядела, как ваша дочь, а вы выглядели бы как непонятно чья незамужняя тетушка?
— Не знаю, — сказал Римо. — Никогда об этом не думал. — Он легонько ущипнул ее за левую мочку. Это был один из 52 способов достижения сексуального экстаза, которым обучил его Чиун. Если что-то и может заставить женщину заговорить, то это ее левая мочка. — Я не репортер, — мягко произнес он, чувствуя, как она поеживается от его прикосновения. — Но мне необходимо задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло здесь прошлой ночью.
— Прекрасное ощущение, — сказала она, дрожа.
— Человек, которого убили, был командующим Военно-морским флотом. Вам это известно?
Он мягко продвинулся вглубь ее уха. Согласно учению Синанджу, строгая последовательность ступеней должна была соблюдаться неукоснительно. Каждая ступень медленно поднимала женщину к высотам физического удовольствия, пока не оставляла ее разбитой, использованной и удовлетворенной.
Римо удовлетворял многих женщин с разными целями. Не все женщины были желанны, и его цели редко стимулировались его собственным желанием. Но женщины постоянно вели себя так, как он и ожидал от них. Они получали удовольствие, которое он им давал, а в ответ они предлагали ему то, что ему было нужно — информацию, время, соучастие.
Он ненавидел это. Любовь никогда не была для него вопросом. Так же, как и не приносила удовольствия. Он прекратил получать удовольствие от акта любви очень давно. Это было лишь частью его работы, равно как и видеть таких женщин, как Цецилия Спанглер, — ущербных, давно позабытых, уродливых девчонок, к которым никогда не прикасались с нежностью или привязанностью, и они знали об этом, и больше об этом не переживали. На душе у Римо стало мутно.
— Я конечно знаю, кем он был. Именно я позвонила в ФБР. Остальные были слишком пьяны. Что вы делаете с моим ухом?
— Расскажите, что вам известно о нем. Об Ивсе. Командующем Военно-морским флотом.
— Торнтон Ивс, — тихо произнесла она. — Он был очень приятным человеком... Он был старым. Он позволял себе стареть. И мне это нравилось. — Крупная слеза появилась у нее в глазу и медленно скатилась вниз по щеке. — Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, не надо.
Римо искренне удивился.
— Почему? Вам не нравится?
— Нет, мне очень нравится, — ответила она. — Но раньше или позже вы обнаружите, что мне ничего не известно, и тогда вы разозлитесь и назовете меня толстой коровой. Так обычно поступают со мной репортеры.
— Я ведь сказал вам, что я не репортер, — вспылил Римо. Он взял ее за руку. — И я так с вами не поступлю.
Она зажмурила глаза.
— Мне ничего не известно об этом убийстве. Я не знаю, кто, я не знаю, за что, я не знаю ничего, за исключением места происшествия, потому что этим местом был двор моего дома. И мне хотелось сохранить это в тайне, потому что адмирал Ивс был единственным из друзей отца и матери, кто не третировал меня, как единственный недостаток семьи.
Она встала и прошлась по комнате. Цецилия была похожа на затравленное, жалкое косматое животное с фермы.
— Меня даже не приглашали никогда на их приемы, здесь, в моем родном доме! Мать боялась, что кто-то, посмотрев на меня, сможет вычислить, что ей уже пятьдесят восемь. Но адмирала Ивса это не волновало. Он мог бы оставаться молодым. У него было достаточно денег. Но он этого не делал. Он был нормальным. Он был единственным нормальным человеком, когда-либо появлявшимся в этом зверинце.
Она резко повернулась к Римо.
— Так что не стоит терять время и соблазнять меня. Больше вы ничего не узнаете.
— А вы довольно сообразительная.
Она присела рядом с ним, глаза с красными веками глядели мрачно. Постепенно в них появились искорки улыбки.
— Было довольно смешно, когда вы изображали, что я вам нравлюсь.
— Простите меня, Цецилия, — сказал Римо.
— Да ничего. Такое уже случалось раньше. Но моя гордость вовсе не сдерживает меня, — мягко рассмеялась она. — Какая гордость, если я готова принять все, что только возможно. Но не больше. Торнтон Ивс, был для меня чем-то большим, чем мимолетное увлечение. Хотя я должна заметить, что вы ужасно хорошо это делали.
Римо улыбнулся.
— Думаете, я ненормальная, да?
— Нет, — мягко произнес он. — Я так не думаю. Мне даже кажется, что вы более нормальная, чем ваша мать. И что у вас гораздо больше гордости, чем вам самой кажется.
Цецилия достала из кармана несвежий платок и высморкалась.
— А вы тоже ничего. Жаль только, что вы репортер.
— Раз и навсегда: я не репортер. Я не могу вам сказать, на кого я работаю. Все, что я могу сказать, это то, что этим делом не занимается полиция, и поэтому если вы не поможете мне, все мы потеряем массу времени. То, что Ивс мертв — ужасно, но, к сожалению, мы имеем дело не с единственным убийством.
— С двумя, — сказала Цецилия. — Вчера ухлопали командующего Военно-воздушными силами.
— О'кей. А вы позвонили в ФБР вместо полиции просто потому, что не могли вспомнить номер «9-1-1».
Она посмотрела на Римо долгим взглядом:
— Вы точно на нашей стороне?
— Да. Вы мне поможете?
Она пожала плечами:
— Если смогу. А что вы хотите?
— Список гостей. Со вчерашней вечеринки.
— Он в библиотеке. Сейчас я принесу.
В списке было сто с лишним имен:
— Как вы думаете, откуда стоит начать?
— В любом случае это не займет много времени. Большинство людей из этого списка вы все равно не застанете дома. Они все сейчас там же, где мои мать и папа, на жироферме.
— Где это?
— Не знаю точно. Меня никогда не приглашали туда. Да это и не важно. Просто какая-то клиника в Пенсильвании, точно такая же, как в Швейцарии, только ближе. Грязевые ванны, тоник, морковь на обед, — такого типа. Так мне мать рассказывала.
— А как насчет остальных? Мог ли кто-нибудь хотеть убить адмирала Ивса?
— Конечно, — ответила Цецилия. — Русские, ливанцы, ООП, Красные бригады, Баадер-Мейнхоф, красные китайцы, — можете продолжить. Вы же знаете, он был командующим Военно-морским флотом.
— Никак не можете обойтись без сарказма, — сказал Римо, — Мне этого дома хватает.
— А, вы тоже живете с матерью?
— Почти.
Она проводила его к двери и распахнула ее с хрюканьем.
— Спасибо, — сказал Римо. — Вы очень расстроитесь, если я поцелую вас на прощанье?
Она улыбнулась.
— Попробуйте.
Он легко прикоснулся к ее губам. Она покраснела.
— Вы не собираетесь сейчас вновь заняться моей левой мочкой?