- А вы поэтому и повесили замок на дверцу?
- Да, да! Если хотите, я могу принести ключ. Нет? Тогда, если вы здесь закончили, разрешите мне проводить вас в спальни.
- Мне хотелось бы осмотреть комнату, в которой скончался ваш брат, мисс Уилсон, - попросил Холмс, когда мы поднялись этажом выше.
- Вот здесь, - ответила она, открывая дверь.
Это была большая комната, обставленная со вкусом и даже некоторой роскошью и освещенная двумя окнами в глубоких нишах. С окнами граничила другая голландская печка, украшенная желтыми кафельными плитками, хорошо гармонировавшими с общим тоном комнаты. К печной трубе была подвешена пара птичьих клеток.
- Куда ведет эта боковая дверь? - спросил Холмс.
- Ко мне в комнату, где прежде жила мои мать, - ответила мисс Уолсон.
Несколько минут Холмс с равнодушным видом бродил по комнате.
- Ваш брат, я полагаю, любил читать по ночам, - заметал он.
- Да, он страдал бессонницей, но как вы...
- Пустяки, на поверхности ковра по правую сторону кресла имеются следы свечного воска. Ага! Что это здесь?
Холмс остановился у окна и внимательно посмотрел на верхнюю часть стены. Затем, поднявшись на подоконник, он протянул руку и слегка потрогал штукатурку в разных местах, после чего понюхал кончики своих пальцев. Когда он спустился вниз, его лицо было нахмурено и озадачено. Он начал медленно двигаться по комнате, не отрывая взгляда от потолка.
- Очень странно, - бормотал он.
- Что-нибудь не в порядке, мистер Холмс? - нерешительно спросила мисс Уилсон.
- Меня просто интересует происхождение этих странных линий и завитков на верхней части стены и штукатурке.
- Это, должно быть, проклятые тараканы, которые притащили на своих лапках пыль! - извиняющимся тоном воскликнул Уилсон. - Я уже говорил вам, Джэнет, что вы должны внимательнее следить за работой слуг. Ну а что теперь, мистер Холмс?
Мой друг, который направился к боковой двери и заглянул внутрь, снова закрыл ее и шагнул к окну.
- Наш визит оказался бесполезным, - сказал он, и так как я вижу, что туман все поднимается, боюсь, что нам придется отправиться домой. Здесь, наверно, ваши знаменитые канарейки? - добавил он, указывая на клетки над печью.
- Нет, просто образцы. Но взгляните сюда.
Уилсон повел нас по коридору и открыл дверь.
- Вот! - сказал он. Очевидно, это была его собственная спальня, и она не была похожа ни на одну из спален, которые я когда-либо видел. От пола до потолка комната была увешана множеством клеток, и маленькие золотистые певуньи в них наполняли воздух нежным пением и трелями.
- Дневной или ламповый свет - это для них все равно. Ну, Кэрри, Кэрри! Уилсон просвистал короткую мелодию, которая показалась мне знакомой. Птичка подхватила ее и залилась восхитительным пением.
- Это песнь жаворонка! - воскликнул я.
- Совершенно верно. Как я говорил уже раньше, фринджиллская канарейка при соответствующей дрессировке может превосходно имитировать звуки.
- Я должен признаться, что не моту разобрать эту мелодию, - заметал я, когда одна из птичек разразилась низким, все нарастающим свистом.
Мистер Уилсон поспешно набросил полотенце на клетку.
- Это песенка тропической ночной птицы, - коротко отрезал он, - и, так как я предпочитаю, чтобы мои птички днем пели дневные песенки, придется наказать Пеперино, оставив его в темноте.
- Меня удивляет, что вы в спальне предпочитаете открытый камин печке, заметил Холмс, - ведь это может вызвать сильный сквозняк.
- Я не замечал этого... Боже мой, туман в самом деле усиливается. Я боюсь, мистер Холмс, что вам предстоит довольно неприятное путешествие.
- Да, нам пора отправляться.
Когда мы спустились по лестнице и задержались в зале, в то время как Уилсон пошел за нашими шляпами, Холмс наклонился к молодой хозяйке.
- Мне хотелось бы напомнить вам, мисс Уилсон, о том, что я сказал раньше насчет женской интуиции, - спокойно заметил он. - Бывают случаи, когда правду легче ощутить, чем увидеть глазами... Доброй ночи!
Мгновением позже мы ощупью пробирались по садовой дорожке к ожидавшему нас экипажу, свет которого тускло пробивался через поднимающийся туман. Мой друг был погружен в свои мысли, пока мы мчались в западном направлении через грязные улицы, убожество которых стало еще заметнее при ярком свете газовых фонарей, горевших около многочисленных трактиров. Ночь обещала быть скверной, и случайный путник, пробиравшийся сквозь желтый туман, нависший над тротуарами, казался лишь смутной тенью.
- Мне хотелось бы, мой дорогой друг, - заметал я, - чтобы вы впредь воздерживались от столь бесполезной траты сил. Вы и так уже достаточно истощены.
- Ну, ну, Уотсон. Я так и полагал, что семейные дела Уилсонов не заинтересуют вас. И все же, - он откинулся назад, погруженный в собственные мысли, - и все же здесь что-то не в порядке, наверняка не в порядке!
Я услыхал его тихое бормотание.
- Я ничего зловещего не заметил.
- И я тоже, но любой, самый смутный сигнал об опасности является для меня предостережением. Для чего, например, в спальне камин, Уотсон, для чего камин? Я думаю, вы заметили, что труба из погреба связана с печками в других спальнях?
- В одной спальне!
- Нет. Такое же устройство было и в смежной комнате, где умерла мать.
- Я ничего не вижу странного в этой старомодной системе дымоходных труб.
- Ну а что вы скажете, Уотсон, насчет следов на потолке?
- Следов чего? Пыли?
- Нет, сажи!
- Сажи! Вы, наверное, ошибаетесь, Холмс?!
- Я прикасался, нюхал и осматривал их. И это, несомненно, были следы древесной сажи.
- Ну, здесь, вероятно, должно быть какое-то простое объяснение, - заметил я.
В течение некоторого времени мы ехали молча. Наш кэб уже достиг пределов Сити <Сити - деловой квартал в центре Лондона.>, я рассеянно смотрел в окно, а мои пальцы лениво барабанили по полуспущенному оконному стеклу, затуманенному сыростью. Вдруг мои мысли были прерваны резким восклицанием Холмса. Он пристально смотрел через мое плечо.
- Стекло, - пробормотал он.