- Женихом я тебя обеспечу. Чем мой Николаша тебе не жених?
Я задохнулась от возмущения:
- Ты, блин, на грубость нарываешься. Второй раз подсовываешь мне своего Николашу. Хочешь от него избавиться - пожалуйста, но, чур, без меня. Не хватает нам поцапаться из-за мужика.
- Успокойся. Чего расшумелась? Я за Николашу спокойна, за тебя - тем более, ты у нас принципиальная, таких больше не делают. Но ты права, красоту и размах Николаша не обеспечит, - она вздохнула и призадумалась, без воодушевления перебирая варианты. Внезапно в ее глазах вспыхнул желтый огонь. Насколько я знаю Натку, а я ее, смею надеяться, знаю, желтая вспышка означает одно - прячься, кто и куда может. Подруга детства придумала что-то сногсшибательное. Наконец, она пробормотала, - Почему я сразу, балда, не догадалась? И ему будет проще... И мне спокойней... Ну конечно... - Натка дозрела окончательно, - Будет тебе жених получше!
Мы договорились встретиться в парке Героев ровно через час. Подруга умчалась, отказавшись объяснить что-либо. Полы ее кимоно развевались, как розовые крылья. Надо бы не забыть объяснить ей, что в кимоно не бегают, в нем семенят.
Интересно, что она имела в виду? Кому и что проще и почему спокойнее?
Жених "получше";, которого она привела с собой, оказался ниже меня на полголовы. При моем метре шестидесяти. Во, блин, влипла...
Я не привыкла созерцать мужские макушки, поэтому начала со страшной силой рефлексировать. Меня так и подмывало опуститься на колени, чтобы обрести, наконец, привычный ракурс.
Ну подруга, ну удружила.
Он представился:
- Кшысь.
Поляк что ли? Леший его разберет.
Лукаво подмигнув, Натка бросила меня наедине с карапузом.
Жених, еж твою медь...
Не успела я глазом моргнуть, как утонула носом в букете белых хризантем. О-у?
Через полчаса совместных блужданий по городскому парку я забыла обо всем на свете - о его росте, о своих проблемах, страхах и подозрениях. Шевеление между шестым и седьмым позвонками, периодически заставлявшее меня нервно вздрагивать и сворачивать шею на сто восемьдесят градусов, бесследно пропало.
Отец говорит, что я максималистка и делю человечество строго на три категории - на хороших людей, плохих людишек и мужчин, с которыми была близко знакома. Если пользоваться предложенной терминологией, то Кшысь неминуемо должен был оказаться в категории хороших людей.
Я беззаботно болтала, смеялась над шутками, которыми он пересыпал свою речь, и разве что в рот ему не заглядывала. Еще не вечер. Чувствую, что к вечеру начну заглядывать.
Мой новый, с позволения сказать, жених обладал гипнотическим обаянием, противостоять которому было невозможно. Он будто светился изнутри и щедро разбрызгивал радость.
Плюс к тому он был чертовски предупредителен и внимателен - подавал руку, открывал двери, подвигал стулья, сметал мусор с лавочек, суетился вокруг меня так, как будто я осталась единственной женщиной на планете.
Кшысь ни о чем не расспрашивал, но я поймала себя на том, что готова выложить ему все, даже если для этого придется вывернуться на изнанку.
Заметив, как реагируют на Кшыся встречные женщины, я приосанилась. А когда поймала пару откровенно завистливых взглядов, задрожала от счастья. Не так много, если вдуматься, мне и надо: мужчина, с которым надежно и просто. И целый мир в придачу.
Мы посидели на набережной Тьмаки, походили по тенистым аллеям, постояли у фонтана, наткнулись на какие-то развалины, пройдя вдоль которых, оказались у зарослей акации, за которыми виднелись летние павильоны. Оттуда тянуло шашлыками и поп-корном.
Легкие переносные строения стояли плотным полукругом, за ними коптил небо мангал. Кшысь толкнул одну из дверей. Мой взгляд упал на потемневшую от дождей вывеску. "ООО "Акрополь";, с 13 до 2";, - мимоходом прочитала я.
Мы оказались в прокуренной бильярдной. Табачный дым седыми ошметками лежал на столах, медленно крутился в проходах, толстым слоем окутывал застывшие фигуры игроков. Раздавался щелчок - и потревоженные клубы неохотно устремлялись к потолку. Дышать было нечем, дым резал глаза, но это не важно. Кшысь взял меня за руку и повел, как слепую, к свободному столику.
Мы выпили пива. В руках у Кшыся появился кий. Он легко выиграл две партии подряд, посвятив обе победы "своей прекрасной спутнице";. Мне, значит.
Потом мы покинули парк и пошли транжирить выигранные на бильярде деньги. Мы обошли все кафе, бары и рестораны, где добросовестно дегустировали десерты. Лимонный пирог с освежающим кремом и нежнейшим безе, румяные сырники с крупным и необыкновенно мягким черносливом, воздушные булочки с маком, шесть видов бисквита - легкого, как сон восьмиклассницы, фруктовое ассорти со взбитыми сливками и ромом, тончайшие блинчики с медом и корицей, сыры (рискуя прослыть примитивной особой, от плесени я отказалась наотрез), мои любимые молочные коктейли и много чего еще.
- У меня слиплось, а у тебя?
- А у меня еще нет.
И мы пошли дальше, в ресторан "Магдалена";, пить тягучий анисовый ликер.
Потрясающая гадость, но Кшысь остался в восторге. Он фонтанировал чистой радостью. И мне было хорошо рядом с ним.
Умом я понимала, что радость не ко времени, но уставшее, издерганное подозрениями сердце просило передышки. Ну как ему откажешь?
На обратном пути мы наткнулись на краеведческий музей. Я вспомнила, что сюда меня зазывал молокосос, и предложила Кшысю зайти на минуту.
Внутри было тихо, темно и пусто. Пахло пылью и крысиной морилкой. Впустив нас, пожилая смотрительница включила рубильник. Вспыхнул свет.
В первом зале висели фотографии. Каменные лица озерчан, когда-либо отмеченных правительственными наградами уже несуществующей страны. Напряженные лица ребят, воевавших в горячих точках. Ба, знакомый прищур в траурной рамке...
- Смотри, твой дядя.
Мы двинулись дальше. Экспозиция, представленная в следующем зале, рассказывала о романтической истории возникновения Озерска. Я осталась в полном восторге.
Итак, сначала в глухом лесу появился скит, который построили монахи-страстотерпцы, как они сами себя называли. Потом на месте скита вырос большой монастырь. Судя по описаниям, угрюмая каменная ловушка. Монахи жили тем, что ловили рыбу, били зверя, собирали грибы-ягоды и разводили пчел. Последнее обстоятельство и сыграло ключевую роль в истории Озерска.
Слава о монастырском меде - невероятно вкусном и целебном - неведомыми путями добралась до царского двора. Вслед за этим к монастырю потянулись ушлые торговые люди, которые поблизости основали свое поселение. Благодаря им слава о монастырском меде покатилась в Европу, и Озерск, затерянный среди хвойных лесов, болот и звенящей от перевозбуждения комариной орды, пережил краткосрочный расцвет.
Но упертые монахи не пожелали жить в оглядке на социальные предпосылки и экономические показатели. Чтобы оградить себя от внешнего мира, который вопреки их воле шел за ними по пятам, монахи наглухо изолировались, приняв на себя тяжкий (с моей точки зрения - смертельный) обет пожизненного молчания.
Кроме того, весь уклад их жизни шел вразрез с жизнью как таковой. Однообразная пища, тяжелая работа по вырубке леса примитивными топорами и перетаскиванию камней в заплечных мешках, изнуряющие молитвы, недосыпание и холода, которым они принципиально не противопоставляли ничего, кроме грубого черного рубища и деревянных колодок. Поэтому последователей у них было немного. Остается удивляться, что они были вообще.
Настало время, когда состарился и умер последний страстотерпец. Вместе с ним сгинул секрет целебного монастырского меда. Но самое любопытное, что и зверь, и ягода, и рыба, водившиеся в этих краях в излишестве, тоже куда-то делись. Исчезли с лица земли за компанию. Не совсем, конечно, кое-что осталось.
Но это так, жалкие крохи. Объедки с монастырского стола.
До настоящего времени сохранился лишь фрагмент монастырской каменной кладки, который можно увидеть в восточной части парка Героев. Ага, так вот на какие руины мы натыкались сегодня, - догадалась я.
Знала бы раньше - подошла бы потрогать.
Нетерпеливый Кшысь бил копытом и тянул меня дальше, а я сопротивлялась. Я представляла холодные каменные кельи, длинные коридоры, освещенные светом факелов, по которым гуляют жуткие сквозняки, подземелья, молчаливых черных монахов, оставшихся один на один со своим суровым богом. Будь моя воля - я простояла бы здесь до самого вечера, поглощенная мрачными видениями. Но воли не было - был Кшысь.
В следующем зале мы осмотрели кости доисторического животного, найденные при строительстве котлована. Рядом висела табличка с изображением чудовища, которое было восстановлено учеными по этим самым костям. Фигурка человека, пририсованная сбоку для наглядного сравнения, своими размерами больше напоминала муравья. Мое воображение всегда работало отменно, грех жаловаться, и гигантские костяные штуковины даже в разобранном состоянии навеяли на меня священный трепет. Но, прочитав ниже, что чудовище было травоядным, я успокоилась.
- Шикарная зверушка, правда? - с восторгом спросил Кшысь.
- Ничего себе, - согласилась я, прикидывая, сколько травы требовалось, чтобы набить эдакое брюхо.