-- Слушаю.
-- Вообще-то... не телефонный разговор. Как бы нам лично встретиться, Борисыч?
-- А мне это нужно, Брюнет?
-- Возможно, что и нужно.
-- А возможно, и нет. Так?
-- Борисыч, ты же меня знаешь. Я из-за ерунды звонить бы не стал. Есть серьезный вопрос, желательно встретиться и обсудить.
Да, подумал я, Брюнет из-за ерунды звонить бы не стал. Хрен бы он стал звонить из-за ерунды... не тот человек. И еще я подумал: почему бы и нет? Теперь мне все можно.
-- Когда? -- спросил я.
-- Желательно побыстрей. В идеале -- сегодня.
-- Ладно. Через час возле "Академической". Устроит?
Я знал, что встреча на улице Брюнета определенно "не устроит". Голубков давно уже достиг того положения, когда на улицах не общаются. Серьезные люди проводят встречи в офисах или кабаках. Ну разве что встреча какая-то совершенно конспиративная...
-- Устроит, Брюнет? -- спросил я с подначкой.
И он ответил:
-- Да.
Ого! Видно, Витю крепко прижало.
* * *
У "Академической" было полно народа, как же -- майские праздники. Стояла даже небольшая трибунка, на которой куражился какой-то пародист. Он был в огромном парике, в балахоне, и "исполнял" "Мадам Брошкину". Получалось ничего, похоже.
Я устроился на противоположной стороне проспекта Науки, пил пиво из горлышка и ожидал Брюнета... "Но мой поезд ушел", -- донеслось из динамиков, и я подумал, что это про меня. Противно стало -- край. Я отхлебнул теплого пива и закурил. "Пугачева" под аплодисменты довольной халявным зрелищем публики откланялась и исчезла. Вместо нее вышел клоун-жонглер с красными и зелеными шарами. Пошла музычка из "Шербурских зонтиков", взлетели шары, замелькали.
Появление Брюнета было эффектным. Черный джип-"мерседес" стремительно промчался по Гражданскому, несколько раз вскрикнул сиреной, пересек сплошную осевую и выехал на площадь перед фасадом метро... Ай да Брюнет! С козырей заходит.
Я поднялся с ограждения газона, на котором сидел, и пошел к "мерседесу". Из "мерса" тем временем выбрался молодой, здоровый, в расстегнутом двубортном пиджаке, охранник. Спустя секунду -- Брюнет.
Последний раз я видел его в году девяносто шестом, да и то на экране телевизора. Тогда Брюнет был при "бабочке" и сидел метрах в трех от Собчака. Собчака уже -- тю-тю! -- нету, а Брюнет -- вот он. Слегка располнел, но все равно глядит орлом. Хозяин жизни! Что же, интересно, нужно хозяину жизни от мента? А если точнее: от бывшего мента, пребывающего в состоянии запоя...
Брюнет посматривал по сторонам, но меня не видел. Вернее, видел, но не узнавал. Я обогнул толпу, окружившую эстраду с жонглером, и направился к Брюнету. Я был уже совсем рядом, когда охранник обратил на меня внимание и понял каким-то шестым, "охранничьим" чувством, что я не просто так иду, а именно к тому драгоценному телу, которое ему -- охраннику -- и доверено охранять. Он вперился в меня внимательным взглядом, и я ему, естественно, подмигнул: здорово, мол, брат. Здорово, кореш. Как, понимаешь, жизнь молодая? Как, блин, службу несешь? Бдишь?
Но этот бугай моих дружеских к нему чувств не понял. Он -- наоборот -нацелился на меня, на бутылку в правой моей руке, и даже сделал шаг навстречу с неконструктивными и недружественными намерениями. По габаритам он превосходил меня вдвое.
-- Брюнет, -- позвал я, и Брюнет услышал, повернулся, узнал.
-- Борисыч, -- сказал он с изрядным удивлением в голосе. Ничего мудреного -- я тоже, когда себя в зеркале увидел... ну, в общем, понятно...
Брюнет бросил что-то сквозь зубы своему телохранителю, и тот мгновенно исчез. Неплохо его поднатаскали, хотя толку от этих хранителей тел не особо много. Разве что гопников пугать, а если слово берет товарищ маузер (фигурально, блин, говоря), то уж -- извините. Но пугать гопников на улице вполне годится,
-- Борисыч, -- повторил Брюнет и сделал шаг мне навстречу, протягивая руку.
Он уже справился с удивлением и улыбался... нет, все-таки хорошо ему зубы сделали. Я-то помню, что у него с зубками стало летом девяностого, когда его брали на канале Грибоедова. Но вот -- руку тянет, зла не помнит.
-- Здорово, Брюнет, -- ответил я, переложил бутылку в левую руку и подал правую. -- Хорошо выглядишь.
-- Мерси... А вот ты, Борисыч, не того... не особо.
-- Болею я, Брюнет. А так-то я белый и пушистый. Ты же знаешь.
-- Может, сядем в машину? -- спросил он, оглядываясь по сторонам.
-- А у тебя салон кожаный? -- спросил я.
-- Салон? Кожаный салон... а что? -- удивился Брюнет.
-- Да ничего. Просто у меня на кожу аллергия. Так что лучше давай-ка подышим воздухом.
Брюнет понял, рассмеялся. Он вообще по жизни был парень с юмором... А на нас уже оглядывались. Совершенно очевидно, что вместе мы составляли довольно странную пару. Брюнет был в дорогущем длинном расстегнутом плаще, из-под плаща "выглядывает" хороший костюм, белоснежная сорочка с галстуком. И прочий антураж -- "мерс", сотовый телефон, охранник -- вполне соответствует. А рядом с ним я в кожаной куртке, джинсах и стоптанных башмаках. Плюс: пиво, щетина, опухшая "морда лица"... Полная, короче, мадам Брошкина!
-- Давай, Борисыч, подышим, -- с иронией сказал Брюнет.
Он улыбался, он смеялся даже, но я видел, что внутренне Брюнет напряжен и веселье его напускное. Мы двинулись "дышать воздухом". Сзади шел телохранитель.
-- Слушай, Борисыч, -- начал разговор Брюнет, -- як тебе с большим уважением отношусь...
-- "Бендер! Вы знаете, как я вас уважаю!" Брюнет хмыкнул и сказал:
-- Я серьезно говорю, Борисыч. Мы с тобой не первый год друг друга знаем. Я -- жулик, ты -- мент... но ты порядочный человек. Подлянок никогда и никому не делал, по справедливости поступал. Никогда никого не унижал, пальцы не растопыривал, взяток не брал... Тебя жулики уважают, Борисыч.
-- Комплимент, Брюнет?
-- Факт, Борисыч.
-- Ну, ладно... сейчас-то ты что от меня хочешь?
Брюнет остановился, обернулся ко мне:
-- Помощи. Я брал билет в шлафвагон, а попал в общий вагон, да еще для некурящих.
-- Бывает, -- согласился я. (Если бы ты знал, Витя, в какое говно я влетел!) -- Бывает. А ты хоть знаешь, Брюнет, что я в ментуре больше не работаю?
-- Знаю.
-- Ишь ты... откуда?