_Петрухин:
Ленька прав -- работа действительно геморройная. Целыми днями ты ползаешь по лестницам как таракан. Без всякой, замечу, гарантии результата. Тут Ленька опять же прав. Ему, кстати, тяжелей, чем мне. Я -- опер, для меня поквартирный отход -- дело привычное. Я за свою жизнь столько подъездов прошерстил -- не сосчитать. А он -- следак, "кабинетный" работник.
Мы начали в десять утра. Разделили поровну списки -- и двинулись. В самом по себе поквартирном обходе большой хитрости нет -- топай по этажам, звони в квартиры и задавай вопросы... но это только на первый взгляд. На самом деле все не так уж просто. Во-первых, ты никому не нужен и в гости тебя не звали. Во-вторых, люди вовсе не рвутся отвечать на твои вопросы. Особенно если вопросы касаются соседей. Ну и, разумеется, потому, что "по судам потом затаскают".
Есть и другая сторона медали -- словоохотливые пенсионеры, домохозяйки и шизофреники. От них, конечно, тоже бывает толк, но еще неизвестно, что хуже: когда с тобой вообще не хотят говорить или когда приходится выслушивать всю героическую биографию бабулъки от рождения в тринадцатом году до развода правнучки на прошлой неделе. Шизы -- те больше специализируются на заговорах ЦРУ, КГБ, Моссада, мафии и инопланетянах. В кино "про ментов" это, может, и интересно, а по жизни сильно достает.
Но как ни крути, а без поквартирного обхода сыск обойтись не может. Шерлок Холмс силой интеллекта дела колол, а мы все больше ножками...
Я поднялся на шестой -- последний -- этаж, нашел в списке номер квартиры, список жильцов и нажал кнопку одного из трех звонков... эх, у солдата выходной... пуговицы в ряд... До обеда я обошел тридцать четыре квартиры. Но реально отработал всего девятнадцать. В восьми квартирах никого не было, еще в семи люди либо вовсе отказывались разговаривать, либо отделывались ерундой. Трижды мне обещали вызывать милицию, два раза -выпустить собаку. А что? Запросто, между прочим, могут. Говорят, был такой случай в Приморском районе. Участковый там оказался парень крутой и ротвейлера застрелил, но пока чухался с пистолетом, тварь ему здорово левую руку изувечила. Участковый, кстати, был в форме. А у меня не то, что формы или пистолета -- у меня даже удостоверения нет. Теперь, правда, такие времена, что могут не открыть даже человеку в форме и с удостоверением. По телевизору каждый день учат: никому не отпирайте дверь, со всех сторон бандиты. И все поголовно оснащены поддельными удостоверениями сотрудников МВД... вот так! А то -- ротвейлер...
Слава Богу, что наш человек все-таки доверчив и дверь открывает. А уж дальше все от тебя зависит, от твоего умения расположить к себе и -- если угодно -- от личного обаяния... Я врал, я отчаянно врал, но делал это ради поиска истины и не испытывал никакого стыда. Для начала, впрочем, я говорил правду: я ищу человека. А вот дальше... дальше по обстоятельствам. Ежели дверь открывала дама, а из квартиры доносился звук телевизора ("Любишь ли ты меня, Луиза Фернанда?" -- "Ах, нет! Я не люблю тебя больше, дон Жопалес, хоть ты и разбил мое сердце"), то я смело врубал баечку про свою сестру, которую бросил муж-подонок с двумя малютками на руках. По слухам, этот негодяй снимает жилье в этих домах. Как правило, мою ложь встречали с пониманием... В квартирах, где правил зеленый змий, я объяснял, что ищу кореша... баба -- стервь такая! -- его запилила, стакан мужику принять не дает... вот и приходится ему угол снимать. Не слыхали, мужики, про кореша моего?.. Ветеранам я говорил, что ищу подонка -- нового русского, который -- сволочь такая! -- обобрал меня в одной "пирамиде", а теперь скрывается... Однажды дверь мне открыл азербайджанец. Ему я сказал, что ищу бывшего мента, который -- сволочь такая! -- еще и член РЕЕ. Азербайджанец даже пригласил меня выпить и пожелал успеха.
В три часа мы с Купцом встретились, пообедали и посидели на скамеечке в сквере. Ноги уже гудели, и сидеть на солнышке, покуривая, было приятно. Мы обсудили результаты наших трудов. Они были похожи в количественном отношении -- Леня отстал от меня всего на четыре квартиры. Мы посидели, покурили, разглядывая по-весеннему соблазнительных девушек, и разошлись работать.
До десяти вечера мы ворошили каменные муравейники. Мы разговаривали с бабушками и дедушками, врачами, рабочими, наркоманами, алкашами, беженцами из Чечни, переселенцами из Прибалтики, коммунистами и антисемитами, любителями собак и собаконе-навистниками, огородниками, демократами, инвалидами, полиглотами, битломанами, домохозяйками, спившимся прапраправнуком великого русского хирурга... Мы получили информацию о двух квартирах, где торгуют героином. И об одной, где живут террористы, готовящие покушение на губернатора Яковлева. Нас называли сынками, молодыми людьми, масонами, чекистами, ворами-домушниками и ворами просто, коллегами, ментами, суками, господами и товарищами. Кем нас только не называли!
Мы обнаружили четыре квартиры, в которых сдавались комнаты. Все четыре случая не имели к нашему Трубникову никакого отношения.
В десять вечера мне на трубу позвонил Леньчик и сказал, что пора завязывать -- ни голова, ни ноги уже не работают. Я согласился. За одиннадцатичасовой рабочий день мы едва осилили треть списка._
* * *
_Купцов:
Не знаю, как Димка, а я за вчерашний день умудохался вконец. Димка, кстати, и сделал больше меня. Он вообще, кажется, двужильный и вгрызается в дело с энергией отбойного молотка в руках Стаханова. Наш работодатель, господин Брюнет, считает, видимо, что мы пашем за деньги... За деньги так не пашут. Петрухин дает "последнюю гастроль", прощается с ремеслом. И я отлично его понимаю. Я помню, как мне было тяжело, когда осознал, что все -- я больше не мент... А ведь я, в отличие от Димки, уходил довольно медленно. Я передавал дела и даже, когда был уже формально уволен, еще "консультировал" ребят. Но потом я осознал -- все. И затосковал. Я совершенно не представлял, чем буду заниматься.
Варианты были: адвокатура, частные детективные конторы. Один шустрый еврей (он у меня как-то по делу проходил) предложил даже романы строчить. "Послушайте, Леонид Николаич, -- сказал он, -- хорошие бабки будем делать. У вас опыт, у меня литературный дар. Вы рассказываете, я таки пишу... Придумаем персонаж типа Марининой. Баба-сыщик с огоньком, пистолетом и сиськами: 95-58-100! Раскрывает все дела через постель. Успех! Тиражи! Бабки! Ваши -- 30%". Я ответил, что, как раскрывать дела "через постель", я не знаю. Он сказал, что -- ерунда, главное побольше стрельбы и секса. Я отказался. Он звонил еще дважды: 40%?.. 50?.. Я разозлился и ответил, что пусть он сначала сделает операцию по перемене пола. Он звонить перестал. Недавно я узнал, что он все-таки строчит романы под женской фамилией и имеет успех. Ба-а-лъшие сиськи!
Я тяжело переживал свой уход. Но ни в какую адвокатуру или в частные детективы, разумеется, не пошел... Я решил взять тайм-аут и начал бомбить на "антилопе". Потихоньку успокоился, остыл. Но когда вдруг нарисовался Петруха, я понял, что остыл, как прогоревший костер: снаружи пепел, а попробуй-ка сунуть руку внутрь -- обожжет... Я Петруху отлично понимал.
...За вчерашний день мы отработали процентов тридцать наших коммуналок. Безрезультатно. Теоретически это приближало нас к Трубникову... Но только в том случае, если Димка прав и Трубников действительно обитал в этих домах.
Сутра мы продолжили обход. Время для поквартирного обхода было, казалось бы, не самое удачное -- первомайские праздники закончились, но начинались уже торжества, приуроченные к пятидесятипятилетию Победы. Сплошь нерабочие дни. Народ массово выезжает на фазенды... Но мы работали с обитателями коммуналок. У них дач, как правило, нет.
С десяти утра (надо же дать людям выспаться) мы начали обход. Звонок... Шаги за дверью... Кто?.. -- Здрасьте. Мне (определяешь по голосу возраст и по распечатке прикидываешь, кто из жильцов этой квартирки под возраст подходит) Марь Ванну... Если дверь открывают -- начинаешь работать. Если нет -- все равно начинаешь работать через дверь или через цепочку. Врать, уговаривать, объяснять, что ты не бандит, не вор, не мафия... Когда дверь открывают -- работать легче. Разговор получается доверительней... или не получается. Но в целом с обитателями коммуналок легче. В новорусскую-то квартиру без формы и ксивы вообще не сунешься.
Дверь... кнопки... звонок... Кто?.. Здрасьте, мне Антоновых... звук замка, звяканье цепочки... Прошу прощения, но я ищу брата (свата, друга, коллегу по работе). Говорили, что он здесь комнату снимает... А кто это тебе говорил? Ты зачем пришел? Наводчик? В "Кресты" захотел?
Или: "Ой, зайдите, пожалуйста... ой, брата ищете?"
Или: "Ничего не знаю. Вали отсюда".
Или: "Вы из собеса? Из поликлиники? Водопроводчик?"
Или: "Какую Марь Ванну, идиот? Она умерла год назад!"
Или: "Заходи, братуха! Похмелиться надо, а один не могу, в глотку не лезет..."
Двери. Двери крашеные, некрашеные, дерматиновые... Двери с глазками и без глазков... Дверь с надписью "Люська-сука" и дверь с шестиконечной звездой... Сломанная дверь... Мертвая дверь. Дверь с собачьим лаем и дверь со скрипом. Дверь с ощутимым запахом ацетона... Дверь со щелями, в которые можно просунуть руку... Незапертая дверь.
Здрасъте, мне Илью Петровича... -- Пошел на х...!
Здрасъте, мне Баграмянова... Здрасъте, нельзя ли поговорить с Изабеллой Эдуардовной?.. Нет... Не знаем... Не слышал... Не сдаю.
Галочка в распечатке. Еще галочка. Еще одна. Прочерк. Галочка. Знак вопроса... "В семнадцатой квартире живет извращенец. Вы запишите, запишите. Я уже трижды жаловалась. Он подглядывает, когда я раздеваюсь..." Галочка. Прочерк. Галочка. Дурдом!
В половине двенадцатого я присел перекурить на подоконнике между третьим и четвертым этажами. Я вообще-то почти не курю. Так, иногда, за компанию... Но сегодня специально купил пачку сигарет: может понадобиться с кем-то перекурить для установления контакта. Вчера как раз был такой случай, но у меня не оказалось сигарет.
Я сидел, курил, поглядывал в окно с немытым стеклом. За окном была видна детская площадка со сломанными качелями, песочницей, где песок вперемешку с кошачьим дерьмом. На площадке играли два пацаненка -- один белый, второй черный. Я выкурил сигарету и слез с подоконника. Под ногой что-то хрустнуло. Оказалось -- закопченная ложка с изогнутой ручкой -орудие наркоманов... Гарлем. Гигантская песочница в устье Невы, где Пушкин, Кваренги, Клодт, Блок, Шостакович и Товстоногов перемешаны с Чубайсом, ларьками, таджиками, Марычевым и Трахтенбергом -- АПРАШКА!
Я отшвырнул ложку ногой. Подумал: а не позвонить ли в УБНОН про квартиру, из которой пахнет ацетоном? Там варят эфедрон... Потом подумал: а кому это надо? УБНОНу? Смешно.
У двери квартиры номер тридцать один было четыре кнопки. У солдата, сказал Димка, выходной. Пуговицы в ряд. Я нажал верхнюю. По распечаткам в квартире шесть человек: Смирнов Анатолий Степанович, семейство Шестаковых из трех человек и семья пенсионеров Штейнер. Против верхнего звонка было написано химическим карандашом: Смирнов А.С. Против среднего не было ничего, а против нижнего -- аккуратная табличка из картона: Штейнер. Фамилия "Штейнер" была перечеркнута, а чуть ниже коряво нацарапано: жиды.
За дверью послышались шаги, и дверь без всякого "кто там" отворилась. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти в тренировочных штанах и тельняшке -- Смирнов Анатолий Степанович. Из квартиры сильно пахло жареной картошкой с луком.
-- Здравствуйте, -- сказал я, -- вы -- Анатолий Степанович?
-- Здравствуйте. Я и есть. А вы?
-- Вы позволите войти? -- спросил я.
-- Да, войдите, -- ответил он.
Я вошел в квартиру с длинным коридором, дверьми... Квартиры в доме все были одинаковые. Я уже четко изучил их планировку и точно знал, какая дверь ведет в кухню, какая в туалет, какая в ванну.
-- Анатолий Степаныч, скажите, пожалуйста, в вашей квартире комнаты не сдаются? -- спросил я, и он сразу насторожился. Он насторожился, и я понял: сдаются. Скорее всего, именно он и сдает.
-- Да вы не подумайте ничего худого, -- сказал я. -- Я не из милиции, не из налоговой. Я приятеля своего ищу. Знаю, что он в этом доме комнату снимает, а вот в какой квартире... Он говорил, что его хозяина Анатолием зовут. Это ведь вы?
Смирнов смотрел на меня из-под белесых жидких бровей не очень доверчиво.
-- Я Анатолий, -- сказал он неуверенно, -- ...Степаныч. А вы...
-- Да вы не подумайте ничего худого, -- быстро перебил я. -- Я вам паспорт покажу... Вот, пожалуйста, смотрите, -- я протянул паспорт, Смирнов неуверенно взял его в руки. И я сразу быстро задал вопрос: -- А он дома сейчас, кореш-то мой?
-- Да он уже две недели как съехал, -- механически произнес Анатолий Степанович, раскрывая паспорт... Стоп!_
* * *
-- Да он уж две недели, как съехал, -- сказал Смирнов.
Купцов широко улыбнулся. Две недели... Двадцать третьего апреля. Купцов еще не знал ни описания внешности жильца, ни его возраста или имени, но точно понял -- он. Леонид стер с лица улыбку и разочарованно сказал:
-- Э-э, видать, ошибочка вышла... Моему-то съезжать вроде некуда. Он, мой кореш -- лет пятидесяти, плотный такой, лысоватый, с вас, Анатолий Степаныч, ростом... Похож?