Горбач пережил несколько неприятных минут, но уехал в добром расположении духа. Брюнет напоследок сказал ему:
-- Ладно, Леха, извини. Накладочка вышла.
-- Бывает, -- согласился Горбач.
Он отдавал себе отчет, что на самом-то деле очень легко отделался. Если бы он выпил в тот апрельский вечер побольше и не смог вспомнить, что дал телефон Строгову... Разумеется, его не стали бы потчевать паяльником в задний проход, но из числа деловых партнеров Брюнета он бы однозначно вылетел.
-- Бывает, -- согласился Горбач.
-- Ну вот и разобрались, -- сказал Купцов. -- А ведь вы, Алексей Григорич, поначалу уверяли, что никому не давали свой телефон.
Горбач покивал головой.
-- Вы, пожалуйста, о нашем разговоре никому не рассказывайте, -сказал Петрухин. Горбач снова кивнул. -- Но потом к нему все равно придется вернуться.
-- Я все рассказал.
-- Мы нисколько не сомневаемся. Но потом, позже, могут сложиться такие обстоятельства, что вам придется рассказать, как было дело, на очной ставке со Строговым.
-- Это обязательно? Брюнет твердо сказал:
-- Да, Леша. Это -- обязательно.
* * *
Когда дверь кабинета закрылась за Горбачем, некоторое время все молчали... Было ощущение потери. Или не было никакого ощущения потери. Брюнет взял в руки папку и посмотрел сквозь пластик в лицо Трубникова. Положил папку обратно.
-- Ну что я могу вам сказать, мужики?.. Спасибо. Заклевали бы меня без вас, -- сказал Брюнет.
-- Тебя заклюешь, -- бросил Петрухин.
-- Э-э, Борисыч... ты не понимаешь, сколько мне крови попортили. Я иногда сам думаю: а на хер мне все это надо?
-- Бросай, -- ответил Петрухин, наливая пива.
-- Э-э, Борисыч... не понимаешь. Не могу бросить. Это такое дело... Как баба, если влюбился. Извините за лирику. -- Брюнет замолчал, побарабанил пальцами по столу. -- В общем, спасибо. Выручили. Давайте прикинем: что я вам должен?
-- Завтра, -- сказал Купцов. -- Завтра прикинем, ежели вы не возражаете.
-- Ну... завтра так завтра, -- согласился Голубков.
* * *
Вечером Купцову позвонил следователь Гена и сообщил, что Александр Сергеевич Матвеев в период с двадцать девятого февраля по десятое мая железнодорожных или авиабилетов не приобретал.
Глава девятая. Пейджер
_Купцов:
Я повез Димку домой. Пока ехали, он пил пиво и насвистывал. Меня эта его манера свистеть, да еще фальшиво, раздражала. Но я помалкивал. Понимал, что причина моего раздражения не в музыкальных данных Дмитрия Борисыча Петрухина... Причина в том, что мы все-таки зашли в тупик. Обычная для нашего ремесла ситуация. Это только в кино сыщики всегда находят правильное решение и в финальных кадрах на запястьях преступника защелкиваются наручники. В жизни все по-другому. Ты кубатуришь, кубатуришь, кубатуришь варианты... а потом оказывается, что все не так. И дело приходится "приостанавливать в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого".
А бывает, что преступник найден, схвачен, отху...чен, как говаривал один из моих наставников. Но... встает вопрос доказывания. Бывает так, что всем -- и следаку, и прокурору и судье, если дело дошло до суда, всем ясно: это -- преступник. Нет никаких сомнений. Но нет и веских доказательств. А всякое сомнение закон обязывает трактовать в пользу подозреваемого-обвиняемого. И негодяй -- вор, насильник, убийца -- остается на свободе. Нередкая для нашего ремесла ситуация. Когда я только начинал работать, каждый такой случай я воспринимал как некое личное поражение... потом привык. Стал ли я циничней? Пожалуй. Но все-таки я думаю, что я стал умнее. Можно даже сказать: мудрее... О, какой мудрый я стал! Моя мудрость достигла таких высот, что я бросил следственную работу и начал философски смотреть на жизнь... Во всяком случае, я научился терпеливо переносить свист товарища Петрухина, чтоб он на какой-нибудь выбоине язык прикусил, соловей хренов!
...В общем, дело зашло в тупик. Благодаря великой своей мудрости я это понимал. И Димка -- чтоб ему пивом захлебнуться! -- тоже это понимал. Брюнету по большому счету наплевать. Он получил то, что хотел: отмазался перед прокуратурой и получил доказательства, что друг детства Игорек Строгов темнил и до сих пор продолжает темнить. Завтра мы ткнем Игорька мордой в дерьмо, предъявим ему звоночек с Горбачевой трубы. Попробуем еще раз поколоть на Матвеева, но почти наверняка он не расколется, потому что Саши Матвеева Игорек боится больше, чем Брюнета или крутых оперов-убойщиков вкупе с прокурорами. Потом Брюнет отмусолит нам купюры и...
-- Он стрелял в труп, -- сказал вдруг Димка.
Я только кивнул: конечно, в труп.
-- А для чего человек стреляет в труп? -- спросил Димка.
-- Брось, Дима... ситуация-то понятная: заставил его Матвеев. Сунул в руки ствол и сказал: стреляй, Игорь. Не хотелось Игорьку стрелять. Ох, как не хотелось. Но он был в шоке. Он был сломлен. Еще бы... Строгов шел на стрелку с простой мыслью: попугать, поставить Нокаута на место. Но вдруг -выстрел. Труп. Мозги на стене. И -- Саша сует ему ствол: стреляй! Игорек ружьецо отпихивает, головенкой мотает: нет, нет!.. Не хочу, не буду! Но хлипковат он спорить с Сашей. А потом Сашенька предъявил ему счет... на какую уж сумму -- не знаю, но думаю, что на весьма немалую.
-- Давно ты допер до этого? -- спросил Димка.
-- Давно -- недавно... какая разница? Строгов боится. Панически боится. И никогда никому не расскажет, как было дело. По крайней мере, до тех пор, пока Саша Матвеев на свободе.
-- Светлая у тебя все-таки голова, Леонид Николаич, -- похвалил меня Димка, и, скажу честно, это было приятно. Похвала профессионала дорогого стоит. -- Светлая у тебя все-таки голова. А я эту схему построил, только когда вспомнил про случай в "Пуле".
-- Какая разница, Димон? Это всего лишь наша с тобой версия, которую мы пока не можем ни подтвердить, ни опровергнуть. Вот если бы взять Матвеева... тогда, может быть, на очняках и раскрутили бы обоих орлов. Но навряд ли.
-- У тебя есть длинное черное пальто? -- спросил вдруг Димон.
-- Зачем тебе?
-- Если мы не можем сейчас выйти на Матвеева, то можем создать иллюзию, что мы на него вышли. Был у меня такой случай. Убили два подонка мужика. Тот, понимаешь, из Молдавии приехал полюбоваться Северной Венецией. Убили, ограбили. Взяли куртку хорошую, часы золотые, деньги, видеокамеру... Вычислили мы орлов, взяли. Но вообще-то дело дохлое: оба в несознанке, улик никаких и, судя по всему, придется обоих отпускать. Тогда я связался с Молдавией, попросил самое точное описание его вещей: часов, куртки, бумажника, марку камеры. Потом все это добро, вернее -- похожее, по знакомым собирал. И сунул голубчикам свои "вещдоки" в морду: вот, ребятки, вещи убитого молдаванина. И ведь раскололись! Тут, главное, темп допроса держать. Давить со страшной силой.
-- Спасибо, что растолковал, -- ответил я. Димка засмеялся.
-- Ну так что насчет пальто? У нас уже есть кроссовки, резинка жевательная. Добавим к этому пару ружейных патронов и пальтецо. Вот, Игорек, взяли мы твоего Сашу. Сейчас ему на хате уже ломают пальцы. И он уже дает показания на тебя. Сломается Игорек, заговорит. Глядишь, и телефончик Сашин вспомнит. Должен же быть у них какой-то канал связи.
Идея была вполне реальная. Если крепко прижать Строгова с липовыми "вещдоками" и вдвоем прессовать его, все время намекая на бандитов -дружков Нокаута, которые уже ищут Матвеева... он может расколоться. На закаленного блатаря такие штуки не особо действуют. "Очную ставку давай, начальник", -- скажет блатной и ухмыльнется. А вот "интеллигент" Игорь Строгов может расколоться. Идея хоть и не была шедевром оперативно-следственной работы, но мне понравилась. Я так Димке и сказал. Но он вдруг сам же от нее и отказался.
-- Стоп, -- говорит Димон. -- Идейка, конечно, рабочая, но мы оставим ее на самый крайний случай. Я вот что подумал, Леня. Сумму, наверное, Саша Матвеев зарядил Игорьку неслабую?
-- Да уж наверно.
-- И я думаю, что навряд ли Игорь расплатился.
-- Почему?
-- Деловой человек, Леня, не будет держать несколько десятков тысяч баксов в чулке. Пять, десять тысяч -- возможно, допускаю. Но остальные бабки вложены в дело. Их еще нужно достать. Занять, взять кредит, продать что-то и так далее. За час такие вещи не делаются, а у Игоря времени не было. Двадцать третьего Саша завалил Нокаута, и они сразу разбежались. В тот день, скорее всего, не встретились. А двадцать четвертого Строгов был уже в нежных руках наших коллег. И был в этих руках десять суток. То есть опять же никак не мог заплатить. А Трубников все это время где-то отсиживался, ждал денег. Без денег он никуда не сорвется. Не для того он человека погубил... Потом, по истечении десяти суток, наш лепший кореш Строгов выходит. Вот здесь-то и начинаются выплаты! И я не убежден, что они все сделаны. Значит, они должны контактировать. Если не адрес, то номер телефона или, допустим, пейджера Саши Строгов должен знать.
-- Может и не знать, -- ответил я. -- Может быть, Саша сам выходит на связь.
-- А что мы будем гадать? -- возразил Димка. -- Давай-ка завтра пощупаем записную книжку товарища Строгова. Может, и найдем какой интересный телефончик.