-- Я щас, -- повторил Игорь и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. В приемной что-то загрохотало. Брюнет покачал головой и сказал:
-- Если он компьютер уронил, то я с него и за компьютер удержу. -- И спросил в селектор: -- Лена, что он у тебя там своротил -- компьютер?
-- Нет. Факс.
-- Вот собака, -- сокрушенно покачал головой Брюнет, а потом вдруг рассмеялся. Петрухин и Купцов тоже рассмеялись. Когда вернулся Строгов, они все еще смеялись. Игорь, прижимая к груди пачки баксов, схваченные в лучших традициях резинками, сел на стул и тоже стал хихикать.
-- А ты что смеешься? -- спросил его Брюнет.
-- Смешно, -- сказал Строгов.
-- Ты лучше кричи: караул! -- сказал Брюнет и взял из рук Игоря деньги.
-- Караул! Ой, ой! Караул.
-- Настоящий-то "караул" впереди, Игорек... Я тебя съем. Я тебя до косточек обглодаю, говнюка такого, -- ответил "олигарх" Голубков и положил деньги перед Петрухиным. -- Ваш гонорар, мужики. Со слов офицера-с-женщиной здесь -- пять. Нормально?
-- Нормально, -- сказал Петрухин, сгребая пачки.
-- У нас еще остались неизрасходованные оперфонды, -- сказал педантичный Купцов. -- Вот список расходов...
-- Леонид Николаич, -- сказал Брюнет, -- что ж ты меня за крохобора-то такого считаешь? Слышать ничего не хочу.
-- Ой! Ой! -- пропел Строгов. -- Караул! Оперфонды!
-- Ты вот что, Игорь... езжай-ка домой. Мой водитель тебя отвезет. А завтра... сегодня говорить с тобой бесполезно... завтра будем обсуждать твои перспективы невеселые. Понял?
-- Понял, -- кивнул Строгов и, съехав со стула, захрапел на ковролине.
-- Беда, -- сказал Брюнет.
-- Пьяный проспится, дурак никогда, -- философски заметил Купцов.
-- В том-то все и дело, что Игорь -- далеко не дурак. Потому и непонятно, как же он так глупо подставился.
-- Сломал его Трубников, -- сказал Петрухин. -- Смял. Раздавил. Хотя, разумеется, твой Игорь сам виноват. Он сам поставил себя в зависимость от Саши Т. Если бы не было этого случая с Нокаутом, был бы другой... или, в конце концов, Саша мог бы его шантажировать сожженным джипом. Я даже немного удивлен, почему он не стал этого делать.
-- Бог с ними, -- сказал Брюнет. -- Я вот что предлагаю, мужики: а не отметить ли нам завершение наших трудов?
Купцов ответил:
-- Я не против, но сейчас не могу -- за рулем.
-- И я не против, -- сказал Петрухин. -- Но тоже сейчас не могу, есть дело неоконченное.
-- А вечером? Есть одно приватное и во всех отношениях приятное место. С хорошей кухней, с хорошей музыкой... я приглашаю, ПАРТНЕРЫ.
-- Я не против.
-- И я тоже ничего не имею против.
* * *
_Петрухин:
Мы с Купцом вышли. Прошли через приемную с удивленной Леночкой и разбитым факсом. Через "зимний сад" с террариумом, черепахами и пальмами, через КПП, где зарабатывал на жизнь седой флотоводец... Мы вышли на улицу. Светило солнце, ветер гнал по Неве волну.
Мы сели в "шестерку". Было ощущение какой-то потери. Мы стали богаче на две с половиной тысячи долларов каждый. Но все равно было ощущение потери.
-- Дай-ка сигаретку, Дима, -- попросил Ленчик.
Я дал ему сигарету. Он закурил и сказал:
-- Следствие закончено... забудьте.
Те же слова крутились и у меня в голове. Нет, иногда Леонид меня положительно удивляет...
-- Жалеешь? -- спросил я.
-- Нет, ностальгирую.
-- Эге ж, хлопчик! Не журись. Вечор снимем напряг. Что немаловажно: за счет господина олигарха. Как тебе перспектива?
-- Ладно... тебе куда?
-- Сначала на Финляндский.
-- А потом?
-- А потом сам доберусь. Пусть отдохнет твоя "антилопа".
-- Куда? -- спрашиваю.
-- На Апрашку.
-- Даешь... а что тебе там нужно, Борисыч?
-- А там, Николаич, мне нужно передать привет Мамуке от брата Намика.
-- Эге ж, хлопчик, -- передразнил меня Купец.
Он повернул ключ, и двигатель "антилопы" забормотал. Поехали. Мимо "Крестов", в которые так и не удалось запихать Сашу Т. Меня воспитали безбожником, и я не верю в Божий суд. А от людского Матвеев ускользнул.
На Финляндском я вышел. А Ленька уехал. Я смотрел вслед "антилопе" и вспоминал цитату, которую он однажды произнес... Как там он сказал? Ну-ка, ну-ка...
"Ибо ничто не пропадает бесследно, ничего и никогда... И все времена -- одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам"._