Онемение лица сошло к утру следующего дня. До этого я сидела мумией с камере на шесть человек. Три девушки со схожими проблемами изображали застывшие статуи, изредка закрывая и открывая веки руками.
— Вы сейчас моргать не можете, это вредно для глаз, — участливо просветила меня старуха, как только я попала в камеру, и стала меня ощупывать. — Что совсем ничего нет?
— Такую красотку наверняка Самка осматривала. Она все щели и дырки исследует. Любит хорошеньких девочек лапать. Так что не ищи, все выгребла, — прокомментировала одна узница, которая могла сама двигаться.
— Ухоженная, коса чистенькая да длинная, — продолжала старуха.
Я же не почувствовал, но заметила, как капают мои слёзы, и прикрыла веки. Открывать глаза не хотелось. Что я здесь нового увижу? Лучше подумать о том, что случилось. Подстава в управлении была заранее подготовлена. Как меня вычислил и нашёл шатен? Дал ориентировку или лично искал? Наверняка и донос настрочил. Нужно было мне выковыривать камешки и продавать их, а не колье, идентичное первому. Удивительно, что меня дома не арестовали. Не успели или специально ждали? Потом разыграли всё по нотам. Обыскивать должны были при свидетелях. Не то чтобы я жаждала наблюдателей в таком интимном деле, но и оправдать себя ничем не смогу.
«Да и плевать», — решила я через какое-то время. Как очухаюсь и снимут ошейник, уйду порталом. Новый медальон для себя подберу. А в столицу хоть пешком пойду. Всё лучше, чем с этими безопасниками дело иметь.
Спала я на деревянных нарах, но не ощущала их жёсткости. К утру почувствовала холод и желание попить. Зашебуршился кто-то из девиц, попавших в камеру раньше меня. Старуха что-то проворчала, советуя по поводу питья. Губы ещё не слушались, но глотать уже получалось. Потому нужно запрокинуть голову и вливать воду тонкой струйкой из ковшика. Мы все последовали этому совету. Чуть позже через окошко в двери передали еду. Завтракать тем, что нам принесли, я не стала, ожидая, когда закончится весь этот фарс.
Должны же с нас снять ошейники. Или нет? Пробовать в камере какую-либо магию я не рискнула. Службисты уверены, что у меня её нет. Пусть и дальше так думают, больше шансов сбежать.
— Готовимся к судебному разбирательству, — заглянула в окошко двери надсмотрщица.
— Охо-хо, — простонала старуха. Её подружка, как-то нервно потёрла шею с ошейником.
— Снова сутки без жратвы, — пояснила женщина.
Почему так, я не понимала до того момента, пока ошейник второй раз не долбанул меня. К судье я попала самой последней. Паралич немного ослаб и идти я могла сама, но говорить и что-то доказывать после применения такого амулета было невозможно.
— Судья Юсбайо Иглес ла Хименс, — представил мужчина из конвоя того, кто взялся решать мою судьбу.
— Воровка и аферистка Микаэлла. Безродная, совершеннолетняя, записанная в городской управе под номером три тысячи сорок восемь, объявляется виновной, — как-то быстро решил судья. — Два года Восточного исправительного учреждения для женщин. Дело закрыто.
Не… Нормально так? Мне слова не дали сказать, всё подстроили и меня же осудили! Чтобы не пересохли глазные яблоки закрыла и открыла веки. Появилось желание непристойный жест судье показать, да только он уже покинул своё место. Сопровождающие сразу сменились, передав мою тушку той Самке, как назвала надсмотрщицу бабка.
— Восточный, хреново, девонька, — ухватила меня за косу тётка. — Сейчас обрею налысо, потом переоденешься. В Восточном строго с этим. Голову на край стола положи мне так сподручнее резать волосы.
Мою лелеемую и шикарную косу надсмотрщица оттяпала быстро. С бритьём провозилась дольше. Судя по капающим на подол платья каплям крови, не совсем удачно у неё это получалось. Боли я не чувствовала, зато хорошо представляла, какой вид у моей головы.
— Ты, красотка, не радуйся, что всего два года, — неспешно продолжала беседу надсмотрщица. — Лучше на огородах пять лет отпахать, чем в Восточном год, а тем более два. Ты, главное, сильно не ерепенься. Отобрали еду — промолчи, у новичков многое поначалу забирают. За тряпки тоже не держись, веди себя тихо. Глядишь, и доживёшь до конца срока. Жалко такую красоту, если забьют.
Переодевала надсмотрщица меня тоже лично. Хорошо, что я плохо чувствовала её прикосновения. Самка облапала и ощупала все места. Предложила лишить девственности, чтобы не попасть под задачу в исправительном заведении. В ответ я отрицательно покачала головой.
— Твой выбор, — не стала спорить эта бабища. — Вспомнишь потом ласковую Филю. Я ж к тебе со всей душой.
И снова я покачала головой, отказываясь от такой сомнительной «радости».
— Женщины в Восточном озлобленные. Если узнают, что невинна, черенок метлы сломают и тебе в то самое место загонят. И не гладкой стороной, а противоположной, где сломано, — продолжала пугать Самка.
От такой перспективы мне конкретно поплохело, но продолжала упрямо качать головой, потому что попадать в такое ужасное место не собиралась. Сбегу ещё по пути.
— Ладно. Чуток помогу такой строптивице, — оскалилась щербатой улыбкой надсмотрщица. — И чего ты мне раньше не попалась? — На этой фразе тётка двинула кулаком мне в скулу.
Охнуть и как-то отстраниться я не успела и получила второй удар с другой стороны.
— И губы поправим, — двинула мне надсмотрщица кулаком и с удовлетворением осмотрела свои труды. — Зубы не выбила. Как действие ошейника спадёт, личико твоё оплывёт и подкрасится синяками. На первое время для Восточного хватит, а там ты уже в курс дела войдёшь. Прибери здесь, а после ложись спать на лавке. Тебя транспортом с утра отправят.
Женщина ушла, оставив меня в комнате одну. Старые вещи валялись кучкой в углу. Там же и отрезанная коса. Свои волосы мне было жалко. Вдруг не сразу надсмотрщица спохватится? В общем, остриженные короткие волосы я смела веником в угол, а косу в пузырь припрятала.
Позже выпила один из оздоровительных напитков, а покушать так и не смогла. И уже после этого улеглась на той скамье. Моя магия домового в этом месте работала исправно, но почему я не могла переместиться порталом, идей не имелось. Нечто подобное было во владениях шатена, возможно, это какие-то амулеты.
Спать на узкой и жёсткой лежанке было неудобно. И когда к середине ночи паралич спал, я рискнула открыть проход в подпространство. Первым делом кинулась в туалет, использовать ведро в камере для этих целей я побрезговала. Затем зашла в ванную, где надолго зависла. Самка постаралась над моей внешностью так, что не было слов. Лысую черепушку с порезами и кровавыми подтёками я ещё могла принять, но у меня оба глаза заплыли и превратились в щёлки. Губы распухли и как-то однобоко на левую сторону. В целом лицо увеличилось и перекосилось. Красотка ещё та!
В общем, я понадеялась, что надсмотрщица зла не желала, и никакие мази не стала использовать. Перекусив паштетами (с такими губами и болью в челюсти ничего съесть толком не смогла), я запила это всё бодрящим напитком и вернулась в то помещение, где меня оставила надсмотрщица.
С утра пораньше заявилась Самка и повела заковывать меня с напарницей.
— Бабка старая, но опытная, ты к её советам прислушайся. Воровка, пять раз попадалась. Раньше она на огородах отрабатывала срок, — просвещала Самка.
Знакомую бабку я встретила в помещении, чем-то напоминающем кузницу. Парные кандалы нам навесили в течение пяти минут. Оказывается, мы получили идентичное место заключения и для простоты надзора нас скрепили цепью.
— Малышка, если доживёшь до конца срока, приходи ко мне. Согрею, обеспечу безопасность, — пообещала надсмотрщица и, шлёпнув меня по заднице, задала ускорение по направлению к транспорту.
Ошейники с нас сняли, но воспользоваться порталом я по-прежнему не могла. Не то вес бабки на цепи мешал, не то во внутреннем дворе тюрьмы продолжал действовать особый артефакт. Нужно ли говорить, что это открытие мне настроения не добавило? Желания общаться и что-то обсуждать тоже не было. Бабка пару раз пыталась что-то у меня выведать, а после отстала, сосредоточившись на своих проблемах. Ей в туалет приспичило, останавливаться же никто из охранников не собирался, порекомендовав женщине делать все дела под себя.
Весь день мы тряслись в этой колымаге и под вечер въехали в очередное заведение для заключённых. Ситуация давно перестала мне нравится и с каждым часом усугублялась. Магия домового никуда не делась, только помощи от неё никакой. Уйти порталом с бабкой или без неё я не могла.
Кстати, бабка стала ещё той проблемой. Мы же с ней были скованы — у меня левая рука в браслете — у неё правая. Отодвинуться друг от друга дальше чем на метр не получалось. Ночью моя напарница храпела как мужик, портила воздух и пять раз посетила туалет. Все её ночные блуждания затрагивали и меня. На третий день нашей поездки я готова была своими руками задушить эту вонючку.
И самое хреновое, что, попав наконец на территорию Восточного исправительного заведения, я поняла, что отсюда не сбегу при помощи магии. С бабкой нас расковали, но перемещение по-прежнему было недоступно. Настроение упало ниже плинтуса. Невольно мне припомнился тот момент, когда я узнала из медальона о другом мире. В тринадцать лет веришь в сказки и чудеса. Найди я сейчас медальон, не уверена, что рискнула бы попробовать его. Детство ушло, и вместе с ним те проблемы, которые я считала серьёзными. Настоящих проблем та Леночка Франкова и не знала.
— Двадцать первый барак, — прервала мои воспоминания очередная надсмотрщица.
Бабка, имени которой я так и не удосужилась узнать, попала туда же. Всего бараков в этом исправительном заведении было двадцать четыре, по двадцать или около того человек в каждом. Женщины занимались тем, что шили амуницию для королевских воинов и городской службы безопасности.
Нас, новеньких, сразу отправили на грузовые работы — подносить кожу в мастерские по пошиву ножен и ремней. Эти куски кожи на первый взгляд казались нетяжёлыми и компактными. Реально же загрузить их на тележку, перекидать на стеллажи и повторить процедуру оказалось ох как непросто. К тому же моя напарница откровенно халявила, хватаясь то за поясницу, то за ноги, демонстрируя, как ей тяжело это всё двигать.
Повезло, что половину времени за нами наблюдала надсмотрщица, демонстративно постукивая стеком по ладони. При её появлении у бабки сразу переставала болеть спина, и мы удваивали усилия по переноске кусков кожи.
— Ужин, — прервала нашу трудовую деятельность появившаяся в очередной раз надсмотрщица и повела за собой.
Идти пришлось прилично. Дай бог запомнить все эти дорожки и без сопровождения найти столовую самостоятельно. Минут десять мы лавировали между строениями, чтобы выйти к нужному месту.
— Двадцать первый барак, становитесь в строй, — приказала надсмотрщица.
Бабка шустро пристроилась позади ряда женщин, а я чуть замешкалась и получила два удара стеком пониже спины. Двадцать первая группа без задержки проследовала в столовую и заняла своё место в ожидании раздачи еды.
На ужин был суп. Жиденький, но, к моему удивлению, на мясном бульоне с редко плавающими в миске овощами. К супу прилагался кусок хлеба, который я не успела взять со стола. Сидящая напротив меня девица, похожая на крысу, схватила его раньше. Помня наставления Самки, возмущаться я не стала и сосредоточилась на первом блюде, попутно отмечая, что бабка, имеющая больший опыт питания в тюрьмах, сразу закрыла рукой доступ к своей пайке, да и глотала еду она не в пример быстрее меня.
После ужина мы в составе группы дошли до барака под номером двадцать один. Надсмотрщица проследила, чтобы новенькие выбрали себе лежанки и поставила задачу по уборке. Часть женщин отправилась мести и убирать территорию вокруг. Кому-то достались туалет и душевые. Нам же с бабкой — всё спальное помещение.
Для мытья полов воду следовало натаскать в вёдрах, потом тщательно отмыть углы и всю площадь спальни, а после принести уже в других ёмкостях питьевой воды.
Нужно ли говорить, что напарница постоянно делала вид, что не может двигаться из-за болей в спине. Злилась я неимоверно. Не будь такой, мягко говоря, хреновой помощницы, я бы магией домовых за несколько минут очистила помещение. А тут приходилось таскать воду, размазывать ей тряпкой по полу и вычищать углы вручную.
Просохнуть полы не успели, как вернулись женщины и затоптали весь мой труд.
— Плохо вымыли, — заявила одна рыжая особа. — Трите заново.
Бабка сделал вид, что не услышала. Я последовала её примеру и не стала брать в руки тряпку для мытья полов.
— Не вымоете хорошо, всю ночь будете в душевой сидеть, — пообещала та, которая у меня отобрала хлеб в столовой. Ещё и оскалилась точь-в-точь как крыса с двумя передними крупными зубами. Продолжить общение никто не успел — явилась надсмотрщица.
— Старшая группы Тозя, почему грязь на полу? — задала женщина вопрос и смачно стукнула стеком по ближайшей кровати.
Женщины дружно подхватилась и выстроились вдоль прохода между кроватей.
— Досмотр, — объявила надсмотрщица.
Как выглядит этот досмотр, я не знала, но повторила действия женщин: верхний балахон сняла, штаны и панталоны приспустила.
— Почему новенькие не обеспечены по комплекту? — подошла ближе ко мне надсмотрщица, но вопрос явно адресовала той, кто считался старшей по бараку.
Меня надсмотрщица продолжала разглядывать с таким выражением, что стало не по себе. Серые глаза словно ощупали каждую точку. Лицо у меня побитое, но на теле синяков почти нет. Женщина постукивал стеком себя по бедру и оглядывала меня как кусок мяса при покупке. Я же сама себе напоминала партизанку на допросе у гестапо.
— Тозя, выдать новичкам всё что положено, и ты сегодня отбываешь наказание в душевой.
Злая как чёрт Тозя спешно напялила на себя вещи и повела нас с бабкой за собой. Рядом с душевыми находилась каморка, ключи от которой были у женщины. Из того обещанного комплекта нам полагалось два куска серой ткани.
— Один для тех дней, что раз в месяц бывают, второе вытираться, — сквозь зубы прорычала женщина.
Бабка сразу же сложила в несколько раз первую тряпицу и сунула себе в панталоны.
— Сменной одёжки нет, так проще стирать, — невнятно пояснила свои действия бабка. Второй кусок ткани она положила в карман и тоже сопроводила комментарием: — Иначе упрут, всё своё в кармане носи, а на ночь под матрас прячь.
Первая ночь на новом месте выдалась тревожной. Я почти не спала, опасаясь всего. К тому же матрас мне достался из давно свалявшейся соломы и почти не выполнял предназначенных ему функций. Кровати здесь были деревянные, сколоченные из досок. На таких только сколиоз выправлять, а не отдыхать после тяжёлого рабочего дня. Одна радость, что попёрдывающая по ночам бабка получила место в середине противоположного от моего ряда кроватей. Кто-то другой нюхал эту вонючку. И в целом женщины спали тихо и спокойно. Зря я боялась, никто не подумал меня обижать и как-то насильничать.
Тозя, конечно, с утра высказалась по поводу ночи, проведённой вне спальни, а остальным и дела не было до проблем старшей группы. В душевой барака я пока не была, но справедливо рассудила, что для сна там не самые лучшие условия. А ещё я порадовалась тому, что в туалете имелись двери в кабинках. Думаю, что найду время посетить одну из них, когда будет меньше народа и нормально поем в своём схроне.
За завтраком Крыса снова утащила мой хлеб, чем вызвала довольную улыбку у Този и рыжей девицы, подружки Крысы. В очередной раз я промолчала и съела положенную миску каши без хлеба. Питья в столовой не предлагали. Предполагалось, что жажду мы должны утолять в другом месте.
— На работу становись, — появилась надсмотрщица.
В этот раз нас с бабкой разделили. Меня поставили в цех по пошиву ножен и ремней, куда отправили бабку, я и выяснять не стала.
— Двадцать изделий в день, — просвещала меня Рыжая. — Десять до обеда, десять после. Здесь получаешь заготовки и нитки. Иглы в первый раз выдадут, смотри не потеряй.
Под словом «не теряй» вероятно предполагалось, что их могут украсть. После такого краткого инструктажа Рыжая отвела меня к одной из конторок, за которой я должна сидеть и шить ножны по выданному образцу. К моему удивлению, никто не спросил, умею я это делать или нет. Вероятно отрицательный ответ не принимался.
— Удобно устроилась? — толкнула бедром моё рабочее место Крыса и прошла вперёд.
Между её и моим столом было ещё два. Сидевшие женщины выглядели затюканными и поспешили опустить глаза, чтобы не привлекать внимание Крысы.
Рыжая в цеху не работала. Выдав мне всё необходимое, девушка ушла, и я сосредоточилась на задании. Удачно получилось, что столы-конторки здесь индивидуальные и прикрыты с трёх сторон панельками высотой сантиметров тридцать. На этих панелях располагались непонятные крюки и штуковины. Для чего, я знать не знала и надеялась подсмотреть, как этим пользуются соседки. Пока же скопировала всё, что имела: иглы, шило, нитки, кожаные заготовки и припрятала в подпространстве.
Как потом оказалось, ничего сложного в шитье ножен нет. Единственное правило, что та петля, за которую ножны будут крепиться на ремне, должна быть оформлена в первую очередь. Ковырять шилом сложенную вдвое кожу тоже трудностей не составило. А вот затягивать стежки шёлковыми нитями уже после первого часа работы стало больно. Приглядевшись к женщинам, я поняла, для чего они обмотали кисти рук подобием бинтов. Подходящая тряпица лежала в моём левом кармане. Так что вскоре и у меня была защита для рук. Вообще-то я бы предпочла перчатки с обрезанными пальцами и поставила в голове себе галочку. Подумаю на эту тему.
Как я ни спешила и ни старалась, но десять чехлов для ножей до обеда не подготовила и понесла сдавать всего восемь.
— Не сделаешь дневную норму, отправишься на штрафные работы, — приняла у меня Рыжая перед обедом ножны в количестве шести штук, забраковав первые два экземпляра с немного кривоватыми швами.
Мысленно я обозвала себя самыми некрасивыми словами. Чего корячилась? Почему не скопировала? Вообще-то я отрабатывала навыки. Последние ножны получились вообще идеально. Их и нужно было копировать. С другой стороны, могло получиться как с тем ожерельем, когда ювелир заподозрил неладное, увидев точную копию. Значит, нужно копировать, когда остаётся сделать два-три стежка. За размышлениями я не заметила, как закончился обед. Крыса утащила кусок хлеба, но меня это совершенно не расстроило. В цеху я видела, как женщины ходили в туалет, так что выкрою время для посещения схрона.
Первые свои послеобеденные ножны я сшивала особо тщательно. Шов получился ровный и аккуратный. До конца его не довела и сделала сразу двадцать копий. Дальше дела пошли веселее. В течение часа я закончила дневную норму и решила, что могу позволить себе обед.
Туалет, конечно, был жутко вонючий, но, перешагнув черту схрона, все те запахи я отсекла. Первым делом кинулась к своей шкатулке, где хранились запирающие амулеты. Надежды на туалетную щеколду не было никакой, а мне свидетели не нужны. Быстро обеспечив себе безопасность, поспешила умыться. Времени на ванную или душ не было. Мне бы покушать чего вкусненького и бежать обратно.
Налопалась я от души, прополоскала напоследок рот и пожевала зубную губку. Как говорила наша наставница, голодный человек ощущает любые запахи. Домовые должны быть незаметны во всём. По этой причине мы имели особые жевательные губки, очищающие полость рта и зубы.
Моё долгое пребывание в туалете никого не заинтересовало. В том плане, что у кабинок никто не топтался. Одна женщина пила воду, сосредоточив своё внимание на том, что творилось в цеху, на меня даже не глянула. Зато Крыса скалила свои крупные жёлтые зубы. И дойдя до своего места, я поняла причину этой радости. Вместо шестнадцати ножен на столешнице лежала половина. Ой, дура я, дура! Мало того, что оставила всё без присмотра, так ещё дала повод Крысе задуматься, как новичок мог так быстро всё сделать.
В общем, учиться мне ещё долго, учителей в Восточном предостаточно.