Она прижимала его к себе, а для лабрадора-ретривера на свете нет ничего милее нежности человеческой самки. Они все пахнут фантастически! Макгуин разрывался между первобытным стремлением обследовать и пометить территорию и благоприобретенной тягой к ласке.
Все сомнения решил выстрел, такой громкий, что Макгуин подпрыгнул. Но этот звук всколыхнул заученные ответные действия, накрепко отложившиеся в короткой собачьей памяти. Выстрел означал, что надо бежать! Это хорошо запомнилось с тех зябких рассветов, что он провел на болоте с Палмером Стоутом. Выстрел — знак, что с неба повалятся утки! Теплые, мокрые, вкусные утки! Их надо вынюхать, добраться к ним вплавь, вытащить из озера и удрать галопом, чтобы жадно сгрызть, пока не отобрали орущие человеческие самцы. Вот что для Макгуина означал выстрел.
Вырвавшись из ласковых рук Дези, он сиганул в окно (взвизгнув, когда чиркнул швом на брюхе по запорной кнопке) и бросился в мглистую тьму на поиски... уток? Но где искать?
Мистер Гэш проводил его взглядом и сказал:
— Вот и решилась проблема собаки.
Он вытолкнул из машины безжизненное тело Твилли Спри, захлопнул дверцу и перебрался на заднее сиденье к Дези. Он рассчитывал перетащить ее на кровать в заднем отсеке фургона, но та была завалена изгрызенными игрушками и вся в собачьей шерсти. Мистер Гэш предпочитал секс, после которого не требовалось пылесоситься с ног до головы.
— Раздевайся. — Он приставил пистолет к виску Дези. Она механически сняла рубашку, лифчик и джинсы. Мистер Гэш вытряхнулся из пиджака и свободной рукой аккуратно его сложил.
— Подложи под голову, — сказал он, передавая пиджак Дези.
— А брюки? — Ее охватил непередаваемый ужас, и собственный голос показался эхом в пещере. Где-то в глубине сознания не затронутая страхом его часть подсказывала тянуть время, насколько это возможно, и чем-то занять чудовище, отдалить кошмар.
— Чего брюки?
— Они мокрые.
— Ну да, от дождя.
— Понятно, только мне от них холодно. Снимите, пожалуйста. И рубашку. — Дези лежала на спине, прикрывая руками грудь. Теперь речь идет о выживании. Твилли ничем не поможешь, он убит или умирает. Если она уцелеет, потом поплачет над ним.
Мистер Гэш сдвинулся на край сиденья и сказал:
— Не шевелись. Даже глазом не моргни.
Он расстегнул ботинки и поставил их под сиденье. Потом стянул промокшие брюки и положил на подголовник сиденья, за ними последовали кобура и рубашка.
— Что это? — Даже в темноте Дези разглядела необычную часть одежды.
— Пуленепробиваемый жилет, — соврал мистер Гэш.
— Это змеиная кожа?
— Ага. Хочешь потрогать?
— Нет.
— Она ведь неживая. Давай, потрогай.
Дези подчинилась и кончиками пальцев провела по морщинистой чешуйчатой коже. Ее передернуло не от прикосновения, а от мысли, откуда это взялось.
— Пожалуйста, снимите его, — попросила она. Возясь со шнуровкой корсета, мистер Гэш пробурчал:
— По-моему, ты чего-то не понимаешь. У нас тут не медовый месяц. В полицейских протоколах это называется «насилие при отягчающих обстоятельствах». А ты с каждой минутой только отягчаешь эти самые обстоятельства.
Он взгромоздился на Дези, и она, как робот, обхватила его за плечи, ощутив их сальность. Что-то твердое уперлось ей в шею; Дези поняла — пистолет.
— О, черт! — выругался мистер Гэш.
— Что?
— Крыша протекает.
В потолке фургона Дези разглядела дырку с десятицентовую монету. Ее пробила пуля, когда убийца ударил Твилли пистолетом и случайно нажал курок. Капли падали Гэшу на голую спину.
— Прямо мне в задницу, — недовольно поделился он.
Мистер Гэш сел и торопливо заткнул дырку скомканным купоном — скидка на собачий корм со вкусом курицы. Потом снова улегся на Дези и вздохнул:
— Ну вот. Наконец-то.
Дези не стала сопротивляться — этот человек слишком силен. У нее был другой план — она прикажет всему телу бесчувственно замереть. Дези выработала этот способ, когда валандалась с Эндрю Беком в многочисленных побрякушках. Оцепенелый самогипноз оправдывал себя и с Палмером Стоутом в те ночи, когда его дурь с «поляроидом» становилась невыносимой.
Фокус заключался в том, чтобы вообразить: она существует в позаимствованном теле, в нем можно видеть и говорить, но не чувствовать. И вначале Дези совершенно не ощущала мистера Гэша.
— Щас, секундочку... — пыхтел он в глубокой сосредоточенности. — Погоди немного...
У козла не встает! — возликовала Дези. Но затем радость сменилась унынием — он ее в любом случае убьет; может, прямо сейчас — в яростном припадке разочарования.
— Ну же, помоги мне, крошка...
В угрюмой решимости мистер Гэш елозил по Дези, ударяя бедрами, шлепаясь ей на грудь и упираясь подбородком ей в лоб...
Дези сдерживала рвотные позывы — от мужика несло вонью застарелого пота, смешанной с запахом сладкого одеколона и несвежего белья.
— Я... не... привык... — отдуваясь, пыхтел мистер Гэш.
Дези содрогнулась от его жаркого гнилого дыхания.
— Не привык к чему — к женщинам? — спросила она. — Вы бисексуал?
— Нет! Отвык... от одной женщины... Обычно... их больше...
— Сколько?
— Две... три... Иногда четыре. — Он рассказал, что ему нравилось делать (и что делали с ним), когда он свисал с потолка в своей упряжи из шкур ящериц.
— Да уж, — сказала Дези. — Но тут, начальник, я ничем помочь не могу.
Мистер Гэш перестал елозить и приподнялся на руках.
— Можешь. Полно всякого, что ты можешь сделать, миссис Стоут.