Над аккуратным нимбом лысины торчали остренькие рожки, а подбородок курчавился чернильными кольцами бороды. Глаза обрамляли кривые, изломанные очки, почему-то треугольные. Но даже в подобном – разрисованном то ли малолетними озорниками, то ли недоброжелателями из стана конкурента – виде один из кандидатов в градоначальники был вполне узнаваем. Харизму-то никуда не денешь, и сквозь чернильные кляксы пробивается.
Окруживший строительную площадку забор, на котором висел расписанный неизвестным "художником" агитационный плакат Калинина, напоминал стенд на выставке импрессионистов. Мало того, что плакаты висели на заборе в количестве, сравнимом с числом украшений на пожилой цыганке, так еще и добрую половину из них подпортили любители народного творчества. Не удивительно: строительная площадка примыкала к остановке общественного транспорта, и в ожидании автобуса или троллейбуса студенты, школьники и прочие творческие личности с необузданной энергией и примитивной фантазией коротали время за наскальной росписью. А поскольку ранее расклеенные киноплакаты и цирковые афиши, как снежной лавиной, накрыло изысканными изделиями агитпропа, то и доставалось ныне от ручек и маркеров лишь изображениям кандидатов в градоначальники. Безальтернативно.
В основном это выражалось в пририсованных усах, бородах, хвостах, шляпах, каблуках и прочих предметах. Встречались и подлинные "шедевры", к сожалению, не вполне цензурного толка. Например, на одном фото после своеобразной коррекции в руке кандидата – известного телеведущего – вместо микрофона оказалась вещь, совершенно не приспособленная для эфира. Даже не вещь, а орган…
Кроме рисунков агитационные листовки украшали также и надписи. В большинстве своем непарламентского свойства; частью раскрывающие сексуальные предпочтения и особенности свободного времяпрепровождения кандидатов, а частью – информация о лицах, к выборам мэра никакого отношения не имеющих. Самые приличные из них были вроде: "Ванька – лох!" или "Наташка Петрова – проститутка!" (с сохранением оригинальной орфографии: "прасти тутка").
Однако усы и бороды доминировали. Это, с одной стороны, свидетельствовало о некоей культурности населения – все-таки не мат, с другой же, являлось своеобразной приметой времени. Тополиный пух, укутавший лужи, означает, что июль на дворе, а усы, очки и бороды на агитационных плакатах – дело к выборам.
На носу выборы, можно сказать, под усами…
Кандидат Калинин смотрел из-под очков строго и взыскательно, словно напоминая о близости часа икс. За последние три недели ни окружение председателя Законодательного собрания, что вполне ожидаемо, ни гренадеры Туманова, что удивительно, Данильца не беспокоили. И Трофимов куда-то запропастился. Лишь злодей прокурор – даром, что в отпуск собирался – о существовании неудобного следователя не забыл и периодически на планерках требовал отчитаться "по материалам", особое внимание уделяя как раз делу по факту обнаружения двух трупов на острове Гладышева, что легко объяснялось – дело областной подсудности, находится на контроле у вышестоящего прокурора, плюс общественный резонанс и т.д. Однако придирки Кондратьева – явление привычное, из ряда вон не выходящее, он и по другим делам постоянно требовал отчитываться, докапывался – будь здоров. А вот областная прокуратура, кстати, совсем не беспокоила, невзирая на особый контроль.
Затишье растянулось, буря не грянула. Легкая паника давно улетучилась, и нехорошие мысли Игоря Юрьевича беспокоить перестали. Следователь уже не ждал, что в любой момент трель телефонного звонка громыхнет набатным колоколом или на улице подойдет незнакомый молодой человек и, открыто улыбаясь, поинтересуются, куда делись подлинные вещественные доказательства, изъятые с места происшествия по одному серьезному уголовному делу.
Если о следователе Данильце непримиримые политические оппоненты и не забыли окончательно, то как минимум отложили все связанное с ним и с островными находками в долгий ящик.
До выборов, а то и дальше.
Пока отшумят агитационные страсти, победившая сторона будет купаться в шампанском, а проигравшая лить слезы о грязных технологиях конкурента, изначальном неравенстве и административном ресурсе, пока закончатся судебные споры по жалобам на нарушения законодательства о выборах, много воды утечет. Ручей, а то и река.
Ажиотаж утихнет, и уголовное дело попадет на пыльную полку сейфа. И будет покоиться там до лучших времен, которые – подсказывает опыт – не наступят никогда.
Так Игорь Юрьевич представлял себе перспективы данного уголовного дела. Если, конечно, его не раскрыть. А раскроется или нет данное дело, напрямую зависело от Данильца. Подобное случается даже не раз в год, а раз в десятилетие. Преступления поголовно и повсеместно раскрывают оперативники, это их работа – преступников ловить. А удел следователя – процессуальное закрепление доказательств, фиксация того, что накопают сотрудники милиции. Однако по "островному" делу именно он, следователь, волен решать, лягут ли материалы на пыльную полку или нет, волен определять перспективы. Недаром мудрые люди отмечали: "кто владеет информацией – владеет миром". У Игоря Юрьевича некоторая информация имелась в наличии, по крайней мере, он знал, откуда ноги растут. Из окружения Алексея Михайловича Туманова. И если бы захотел, мог дать наводку операм, чтобы они прошерстили это самое окружение, прошлись мелким неводом. Наверняка какая-нибудь рыбка попалась бы. А то и золотая.
Но делиться ценными сведениями Данилец не спешил. Разворошить депутатский улей – это не то, о чем мечтает рядовой российский следователь. Журналисты вороньем налетят, газетчики, телевизионщики, начнут орать о провокациях, депутатской неприкосновенности и злоупотреблении органов. Вони будет…до Лихтенштейна с Люксембургом. К тому же не стоило забывать о том, что сам Леха Туман в силу воспитания, сволочного характера и темного прошлого способен обидеться на инициатора "провокации" и припомнить потом излишнюю инициативу, выразив неудовольствие…посредством девятиграммового подарка. А девять грамм свинца, к примеру, голову Данильца совсем не украсят. Возможность оказать очередную неоценимую услугу Калинину того не стоит, он и так сделал столько…
Вот если бы знать конкретных исполнителей – тогда бы был другой расклад. Никакой перетряски, вони, точечный удар, железные доказательства, и дело в шляпе. Точнее, в суде. И претензии к рядовому следователю минимальные – он лишь винтик в механизме правоохранительных органов. Если бы знать…
Между тем до сегодняшнего дня существенных зацепок по конкретным исполнителям преступления не было. Дураку понятно, что кто-то из тумановских ребят, его уши торчат, но понимание к делу не пришьешь. Оставалось надеяться, что экспертизы что-нибудь дадут или оперативники нароют, хотя "убойники" энтузиазм уже утратили. Они чуть ли не полгорода перетряхнули, всех соседей, друзей, знакомых, коллег убитой и ее мужа опросили Безрезультатно. Дополнительную трудность создавало то обстоятельство, что оперативникам не был ясен мотив преступления. В квартире ничего не пропало, ценные вещи на месте, тысячные купюры в кармане брюк "обгорелого" гражданина уцелели, лишь чуть обуглились. Кольцо на безымянном пальце женщины, и то не тронули. Соответственно, корысть, как возможный мотив, отпадала, и опера разрабатывали другие версии; убийство на почве мести, ритуальное убийство и т.д. И топтались на месте. Кроме того, у них появились более свежие, горячие "темнухи", требующие раскрытия, и "островное" дело постепенно "подвисало". Откровенно говоря, Игорь Юрьевич не верил, что у оперов получится выйти на след исполнителей, а поскольку рассказывать о ноже, отпечатках, надписи и прочих мелочах он никому не собирался (кто надо, уже был в курсе), то внутренне готовился, используя профессиональный жаргон, "херить" дело. То бишь выполнить необходимый минимум следственных действий и производство по делу приостановить. Благо, что срок следствия истекает – вот совпадение – едва ли не в день выборов.
– Игорь Юрьевич,- в коридоре прокуратуры следователя остановила заведующая канцелярией и сунула в руку кипу скрепленных бумажных листов,- Вам почта.
– Спасибо,- Данилец тут же мельком просмотрел текстовое содержание бумаг. Это от криминалистов поступило заключение судебно-дактилоскопической экспертизы. Продираясь сквозь терминологические дебри, Игорь Юрьевич попытался осмыслить результаты дактилоскопии, что называется, не отходя от кассы, но не преуспел. Поэтому пришлось открыть кабинет, расположиться в кресле и приступить к осмыслению в комфортных условиях.
Эксперты, независимо от направления деятельности и стажа работы, почему-то обожали употреблять сложные неудобоваримые термины, которые возможно отыскать разве что в узкоспециализированных справочниках. Судебные медики, криминалисты, баллистики, трасологи, взрывотехники, психологи и все прочие специалисты, осуществляющие производство экспертиз, нагружали собственные произведения эпистолярного жанра таким количеством заумных словечек, что прочтение их, не говоря уже о понимании, представлялось делом довольно затруднительным. Для непрофессионала.
А нередко и для профи. Термины "субарахноидальный", "странгуляционная" и некоторые другие за годы работы Данилец выучил наизусть, но и его от прочтения абракадабры, обычно называемой экспертами исследовательской частью заключения, мутило. Особенно мощное тошнотворное воздействие на организм оказывали биологические и психиатрические экспертизы. Поэтому он всегда старался ограничиться изучением лишь выводов экспертов
И хотя дактилоскопическая экспертиза в сравнении с психиатрической не отличалась чрезмерным обилием специальных терминов, читать страницы, озаглавленные как "Исследование", Игорь Юрьевич не собирался, сразу перешел к выводам.
Согласно заключению, из обнаруженных в квартире Стрельцовых отпечатков пальцев, большая часть принадлежала хозяйке, ее матери и неизвестному лицу. Что-то подсказывало Игорю Юрьевичу, что сие неизвестное лицо – муж погибшей. Слишком много отпечатков, так наследить мог только владелец жилья. Надо будет послать криминалиста, чтобы он откатал пальчики Стрельцова, если тот до сих пор в больнице лежит. Или в прокуратуру вызвать, если успел выписаться.
Еще один отпечаток – большого пальца правой руки, снятый с ручки на межкомнатной двери, – оставило опять же неизвестное лицо. Но не то, в отношении которого Данильца имелись подозрения и предчувствия, а другое, поскольку на правой руке у любого человека обычно всего один большой палец. Последний отпечаток – с подоконника – идентифицирован как принадлежащий некоему Никитину Андрею Ивановичу, 1977 года рождения, дважды судимого: по части второй статьи 206 УК РСФСР и по части первой статьи 111 УК РФ. Вот это ниточка нашлась! Не ниточка даже, а прочная веревка, просмоленный толстый канат.
Игорь Юрьевич удовлетворенно мурлыкнул. Теперь оставалось за найденную веревочку потянуть, то есть узнать, что за фрукт этот Никитин и с чем его едят. Глядишь, и выйти на непосредственных исполнителей двойного убийства получится.
Вариант из самых оптимистичных прогнозов.
Надо только найти…
Герой одной старой советской кинокомедии говорил: "Куй железо, не отходя от кассы!". В соответствии с указанным принципом Данилец решил не откладывать дело в долгий ящик и взялся за телефонную трубку.
– Виталя? Здорово, Данилец беспокоит. Не отвлекаю, с горячего комиссарского тела не снимаю?
Абонент на другом конце провода (лишь образное выражение, поскольку Игорь Юрьевич звонил на сотовый), Виталик Зырянов, опер из областного управления и по совместительству давний приятель следователя, возмутился, заявил, что он выше всяких провокационных инсинуаций и вообще, в отличие от разных лодырей и трутней, делом занят.
– Замечательно. Трудовых подвигов тебе!… Есть один вопросик, может, просветишь темного? Узнай, что за кадр…сейчас…- следователь перевернул пару листов "дактилоскопии" и провел пальцем по тексту сверху вниз,- Никитин Андрей Юрьевич…- пришлось подождать пока Зырянов возьмет ручку.- Записываешь?… Семьдесят седьмого года рождения, судим по сто одиннадцатой и двести шестой. По двести шестой еще по старому кодексу. Записал? Буду премного благодарен за информацию. Чем раньше, тем лучше. До связи.
Что у Виталика было не отнять, так это оперативность. Смешно, но для оперативника – очень важное качество. Через пятнадцать минут Зырянов перезвонил.
– Юрьич, у тебя факс есть?
– У меня нет, в приемной имеется.
– Говори номер, я тебе туда биографию твоего Никитина сброшу. С портретом.
– А помимо портрета?
– А если без портрета, то твой Никитин – из Тумановских пацанов. По учетам в ОПГ проходит как рядовой бык. Кличка "Кривой". Почему Кривой, сам поймешь, когда фото увидишь. Шустрит в бригаде Сереги Величева. Козел редкостный, нары по нему горючими слезами плачут.
– Кто козел? Никитин или Величев?
– Да оба подонки порядочные. И того, и другого давно бы посадили, если бы не крыша. Депутатская все же… И если у тебя что-то на Никитина есть, то поздравляю. РУБОПовцам подарок преподнесешь…или не преподнесешь…
– Да пока ничего существенного, конкретного, так – наметки небольшие… Погоди, я не понял, преподнесешь – не преподнесешь, это ты к чему? Загадками говоришь.
– Ничего не загадками. Поясняю, он в розыске.
– В розыске? А что на нем висит?
– Вот именно, что ничего на нем не висит…официально. А что у него там за душой, какие скелеты в шкафу – хрен его знает. В розыске он не по уголовке, а в связи пропажей.
– Пропажей чего? – слегка тормознул следователь.
– Юрьич, не тупи! Не чего, а кого… Пропажей себя любимого. Без вести пропал твой Кривой.
– Как пропал?!- опешил Данилец.
– А ты не знаешь как?… Ушел из дома и не вернулся.
– Ты меня радуешь, – протянул Игорь Юрьевич и машинально добавил:- И не мой он вовсе…
– Твой или не твой, мне до фонаря, однако же, пропал.
– И когда?…
– Юрьич, ты много от меня требуешь. Позвони в Кировский, в розыск, там тебе все подробно обмусолят.
– Спасибо, позвоню.
– Тебе его рожа еще нужна?
– А-а? Да, конечно.
– Тогда номер факса давай…
Данилец продиктовал номер, снова поблагодарил Зырянова и попрощался. За факсом он идти не спешил, на фотографию господина Никитина с чудным прозвищем Кривой он при желании поглазеет потом. Главное он уже услышал от Виталика. Никитин, отпечаток пальца которого обнаружен на подоконнике в квартире Стрельцовых, состоит в ОПГ (организованной преступной группировке) Туманова. Хозяйка квартиры убита, теперь в этом не оставалось сомнений. В соответствии с заключением судебно-медицинской экспертизы, ей причинены множественные телесные повреждений, одно из которых – разрыв селезенки – повлекло обширное внутреннее кровотечение, явившееся причиной смерти. Используя точную юридическую терминологию, Стрельцовой были причинены тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей. Учитывая, что вместе с телом Стрельцовой на острове Гладышева обнаружен еще один труп, а ее мужа там же пытались убить неизвестные, до этого вынуждавшие его совершать не вполне обычные действия в отношении сына председателя Законодательного собрания Калинина, ситуация вырисовывалась интересная. И уши Алексея Михайловича Туманова из кустов торчали все сильнее.
Мало того, что Никитин – один из его быков, так и у Туманова есть прямой интерес, чтобы скомпрометировать своего главного соперника на выборах градоначальника. Просматривается прямая связь действий и мотива. Ежу понятно, что Никитин в квартире Стрельцовых был не по собственной прихоти, а выполнял указание Туманова. Можно, конечно, предположить, что гражданин Кривой имеет родственные или приятельские отношения с хозяевами и случайно зашел к ним чаю попить или действовал по собственному усмотрению, например, на почве личных неприязненных отношений, но подобные версии относились к категории абсурдных.
Клубки удивительных случайностей и совпадений следователю приходится распутывать только в литературе и в кино. В жизни так не бывает. В жизни все проще. Проще и жестче. Два убийства, одно покушение, и в принципе ясно, кому это нужно.
Без Туманова здесь не обошлось, недаром он и засылал…казачков, чтобы почву прощупать, интересовался. А потом затаился. Впрочем, не до того ему сейчас, наверное, выборы неотвратимо надвигаются.
Непонятно только, чем семья Стрельцовых Туманову насолила. Стрельцов и его жена с Тумановым, кажется, никак не связаны. Данилец проверял, у родственников интересовался, у друзей, у коллег. Фамилию депутата знают, но не более. А вот насчет Никитина людей стоит порасспросить дополнительно. И Артема Стрельцова в том числе, благо он из больницы на днях выписывается, и ехать в Березовку не потребуется. Вдруг они с гражданином Кривым где-нибудь пересекались: по работе, по учебе, на отдыхе. Ведь почему-то пострадали именно Стрельцов и его жена.
Подфартило мужику, ничего не скажешь. Самого чуть на тот свет не отправили, да еще жену убили беременную.
И еще одно темное пятно – второй труп на острове. Тот, что с обожженной головой, неопознанный. Кто, откуда там взялся? Какая связь с Анастасией Стрельцовой, с Артемом Стрельцовым, с Тумановым? Если только это не господин Никитин.
А что, идея приемлемая, практически рабочая версия. Кривого вполне могли убрать по неведомым причинам, мало ли их наберется в организованной преступной группировке. Что-то с кем-то не поделил, боссу надоел, дорогу кому-то перебежал. Кстати, стоит безотлагательно воспользоваться советом Зырянова и выяснить, когда Никитин пропал.
Несколько звонков в Кировский райотдел подтвердили свежесостряпанную версию следователя – заявление в РОВД поступило от матери Никитина через пять дней после обнаружения трупов на острове, а последний раз мать общалась с сыном накануне убийства. По срокам все сходится, Никитин исчез либо в день убийства, либо непосредственно после него. И, соответственно, либо скрылся, лег на дно, либо склеил ласты, что даже более вероятно, учитывая нравы, царящие в криминальной среде. Так или иначе, можно эксгумировать труп и проводить опознание. Или, в случае невозможности опознания из-за сильного гнилостного разложения, назначать экспертизы. Для идентификации.
И если будет установлено, что второй убитый на острове – Никитин, то очень интересно, кто товарища Кривого порешил и почему трупы вместе оказались? А за что его в край вечной ночи отправили, как уже отмечалось, вопрос десятый.
Эх, Туманова бы за горло взять, да руки коротки. До депутатской глотки не дотянутся.
Высоко.
Лохмотья тополиного пуха кружились в воздухе. Не летали, не парили, не падали. Кружились. Малейшее дуновение ветерка поднимало пух с асфальтовых лежбищ, сбрасывало тополиный иней с ветвей, крыш, автомобилей, рекламных стендов и проводов. Пушинки порхали бабочками, танцевали странные облачные танцы и не желали опускаться. Казалось, в городе внезапно пошел снег, на фоне пыльной желтизны июльского удушливого зноя расплескались февральские молочно-белые краски. Но не обжигающе-морозные, а теплые, мягкие, ласковые и…надоевшие. До зубовного скрежета.
Пушинки, в отличие от снежинок, не освежали уличные пейзажи, скрывая под белым одеялом бумажки, комки грязи и прочий мусор, напротив, словно обрамляли каждый валяющийся на тротуаре огрызок яблока, каждый смятый пластиковый пакет. И не таяли на коже, подобно зимним товаркам, а щекотали носы, норовили залезть в ноздри, в рот, вызывали судорожный кашель и заставляли глаза слезиться.
Люди чихали, размахивали руками в тщетных попытках отогнать от себя облачка тополиного пуха, терли глаза и отплевывались. И ждали, когда закончится эта бесконечная метель.
Но пух не исчезал. Даже редкие проливные дожди избавляли город от неодолимой тополиной напасти лишь на короткое время – несколько часов, и пух появлялся снова.
И кружился, и кружился.
Никто из пешеходов не отказался бы от пары минут настоящей метели, с пронизывающим ветром и снежными разрядами. Посреди лета одуревшим от жары и смога и умывающимся струями пота горожанам столь оригинальное кондиционирование улиц наверняка пришлось бы по душе, но тополиная метель их лишь раздражала. В этом точка зрения упитанного чиновника, которого Кремлевские бонзы принудили ездить на изделии отечественного автопрома, ничем не отличалась от мнения вечно голодного и перманентно похмельного студента, мучающегося от недостатка жидкости и пищи в организме.
Тополиная метель раздражала многих.
Многих, но только не Артема. Он прогуливался по улице, разглядывал прохожих и лениво сдувал приземлившиеся на нос (можно сказать, приносившиеся) пушинки. После того как без малого месяц продавливаешь матрац на больничной койке, на разные мелкие неудобства просто не обращаешь внимания. Особенно если учесть обстоятельствах попадания на эту самую койку и то, где мог оказаться вместо больницы, повернись судьба по-иному. Смерть близкого человека вкупе с собственным невероятным избавлением от "костлявой старухи" – лучшее лекарство от раздражения. И от других незначительных, поверхностных проявлений эмоций тоже.
Хотя…поменьше бы подобных лекарств. Все равно, что головную боль гильотиной усмирять…
Три недели, казалось бы, не такой и великий срок. Когда нежишься на золотом песочке морского побережья, наслаждаясь очередным отпуском, или вертишься в нескончаемом круговороте повседневных дел-хлопот, три недели пробегают быстро. Особенно в отпуске, тут правильнее сказать: пролетают. А вот в клинике, будучи прикованным к кровати и пропитываясь до корней волос специфической больничной скукой, от которой дохнут даже тараканы и мухи, в полной мере ощущаешь насколько это долго – три недели. Книгу написать времени, конечно, не хватит (при условии, что на тебя не пашут литературные негры), а на размышления – вполне.
По крайне мере, Стрельцову хватило. От чтения и телевизора его воротило, от общения с Васей Сидоровым – тем более, симпатичная Аня заглядывала редко, поэтому в промежутках между процедурами, перевязками и сном, он коротал время в размышлениях. Обдумывал случившееся. Обсасывал с разных сторон. Строил версии и сам себе задавал вопросы.
Почему именно с ним? Кто и зачем? Кому он перешел дорогу?
На эти и еще тысячи других вопросов он пытался найти ответ. И не находил. Да и не мог найти. Слишком мало исходных данных, будь ты хоть семи пядей во лбу, монстр анализа, гений дедукции и четырежды Шерлок Холмс, сделать более или менее достоверные выводы нереально. Разве что на удачу пальцем в небо ткнуть.
В результате двадцатидневного мозгового штурма родилось несколько основных версий случившегося. В первую очередь, Артем подумал о собственных друзьях-компаньонах Фомичеве и Райхмане. Друзья-то они друзья, но, как подсказывает опыт, когда на кону стоят деньги, то об отношениях, о пройденных рука об руку дорогах, о пережитых вместе трудностях и бедах, о съеденных за одним столом пудах соли и прочих мелочах нередко забывается. Нет, естественно, любой нормальный человек, не склонный патологически к предательству, десять лет дружбы за понюшку табака не променяет. И не на миг не усомнится. Даже за три понюшки – едва ли. А вот над предложением в тысячу или сто тысяч понюшек уже задумается.
Человек по натуре своей тварь подлая и добра не помнящая. Исключений мало. И Райхман с Фомичевым явно не по этому разделу. Особенно Фомичев. Насколько Артем помнил, в прежние времена Валера не отличался щепетильностью и разборчивостью в средствах. Если не сказать больше. Это ныне он приобрел лоск, манерность и репутацию милейшего парня, эдакого душки, а раньше, бывало, реагировал на враждебные (в том числе и лишь кажущиеся враждебными) проявления жестко или даже жестоко. Нет, Фомичев легко отмахнется от славного прошлого, когда на кону окажутся бабки. А если учитывать, что именно из-за денег произошла размолвка с Валеркой, то…Да и Райхман тоже не агнец божий, не воплощение чистоты и невинности, не паладин в блистающих доспехах.
Вот такие друзья…если разобраться. И других нет. Смущает только одно – при всех обидах на Фомичева и Райхмана, при всей пристрастности и необъективности, Артем не верил, что компаньоны затеяли нападение на Настю. Да и второй труп на острове к подобному сюжету плохо клеится.
Кто это, что за мужик, почему вместе с Настей оказался? Зачем руки и голову ему сожгли? Каким боком мужик причастен к убийству Насти?
Жертва? Или один из преступников, что-то не поделивший с соучастниками? Или?…
Загадка…
И еще. В картину, в которой главными злодеями прорисовываются Фомичев и Рйхман, плохо вписываются дачный плен самого Стрельцова и облитый пивом парень. Совсем не вписываются. Логики нет. Фома с Борькой, возникни подобная необходимость, поступили бы проще. Организовали бы несчастный случай с авто, ДТП, и привет. Читайте завещание. А если его нет, то и суда нет.
Тут же пришлось играть в каком-то театре абсурда для одного актера и множества заинтересованных зрителей. Не срастается…
В любом случае, принять в качестве версии то, что Валерка или Борька, кто-то из них единолично или вместе, неважно, посягнули на жизнь Насти, помимо прочего, будучи осведомленными о ее беременности, было трудно. Очень трудно. Но Артем принял. Хотя и со скрипом. Кто он (Артем, а не скрип) супротив методологии господина Ш.Холмса. Отбросить необходимо лишь невозможное, а все остальное, даже самое невероятное, допускать…
Во вторую очередь, дабы не зациклиться на незабвенных компаньонах, Артем перебрал в уме всех врагов, недругов, недоброжелателей и завистников. Явных и неочевидных, реальных и потенциальных. В основном неочевидных и потенциальных, поскольку настоящих врагов, которые способны решиться на крутые меры, у него не было. Как ни напрягал Стрельцов извилины, ни одного достойного кандидата в подлинные недруги не вспомнил.
Мелких завистников, скорее всего, больше чем блох на бездомной собаке. И то поручиться нельзя. Никто же прямо не представляется: здравствуйте, мол, так и так, я Вам завидую и всяческих бед желаю, не обессудьте. В нормальном цивилизованном обществе плюют обычно не в морду, а в спину. Исподтишка. Да и то по большей части мысленно. И не вычислишь, завистник это или просто субъект с кислой физиономией. Лишь знание подлой человеческой природы вопиет о том, что завистники должны иметься в наличии. Априори. Их не может не быть в нашем зоопарке с перевернутыми ценностями у успешной со всех точек зрения личности. И карьера сложилась, и материальное положение превосходное, и в личной жизни порядок…был до недавнего времени.
Есть завистнички, наверняка есть. И грязью измажут при случае, и опорочат, и в кофе плюнут, и даже камнем, давно покоящимся за пазухой, в окно могут кинуть, зная, что останутся безнаказанными. Но на то они и пакостники, чтобы по мелочам… А "заказать" его или тем паче Настю…это вряд ли. Из разряда невероятного.
Кому же Артем мог настолько насолить?
Конечно, в прежние времена он многим дорогу переходил и жесткость проявлял, когда сталкивались интересы и ситуация того требовала, но те дела давно быльем поросли. Как у классика, иных уж нет и те далече. Разве что, некий особо злопамятный "друг" на годы затаился и сейчас решил отомстить. Сомнительно. Определенные границы Артем никогда не переходил, унижений не допускал, рукоприкладством и стрельбой по живым мишеням не увлекался. Получается, из далекого прошлого и определить в заклятые враги некого. Из ближайшего, впрочем, тоже.
Пару потенциальных недоброжелателей, способных на…некоторую агрессию, Артем все-таки припомнил. Практически придумал.
Один из них – проживающий в соседнем подъезде субъект по имени Вадик, пузатый наглец с замашками разбогатевшего хулигана, с ним у Стрельцова неоднократно возникали конфликты на почве раздела парковочного места перед домом. И, по мнению Артема, сформированному в долгих думах, это могло послужить поводом для…мести.
Слишком натянуто, но допустимо.
Второй мелкий ворог материализовался чудом. После шоковой терапии последних недель вообще удивительно, что Стрельцов о нем не забыл. Когда подходила к завершению вторая декада продавливания больничной койки, Артем, ковыряясь в памяти, наверное, в пятитысячный раз, неожиданно вспомнил о встрече накануне поездки в ресторан и последующих…трагических событий. Точнее, о столкновении с бывшим однополчанином, то ли Мишей, то ли Колей Чхеидзе, с которым едва не пришлось драться в центре города среди бела дня. А как только вспомнил, сразу определил в потенциальные злодеи.
Товарищ ведь однозначно тревожный и нарывался на конфликт не по-детски. Накипело, видимо, наболело. Столько лет минуло, столько воды утекло – на дюжину морей, не меньше, а Миша-Коля-Нина на обидчиков, одним из которых числился и Артем, по-прежнему волком глядел. Или волкодавом, кажется, порвать хотел. Этот кадр мог холить жажду мести годами. Тоже натянуто, но все же он гораздо более правдоподобная кандидатура в злодеи, чем толстый сосед Вадик. Вполне реальная картина: бывший дух, на собственной шкуре испытавший в армии прелести дедовщины, годами точил нож на издевавшихся над ним сослуживцев, а тут один из давних обидчиков ему на глаза попался. Прежняя ненависть вспыхнула с новой силой, и дух отомстил. По-своему. Подло и жестоко. Организовал похищение обидчика и его жены и устроил так, чтобы его подельники, покуражившись вволю, убили обоих. В результате Настя погибла, а Артема не добили чудом. Портили стройную картину два обстоятельства: опять же обливание пивом спортсмена и наличие второго трупа.
Представить Мишу-Колю в роли интригана, заказчика или исполнителя компрометации… Честное слово, представить могучего борца-тяжеловеса в партии умирающего лебедя на подмостках Большого театра едва ли не проще.
Понятно, что они не виделись добрый десяток лет, и за истекшее время Чхеидзе мог измениться… да он и изменился, но столь кардинально… Трудно поверить.
Между тем и тело мужика с обгоревшими руками и головой в версии не вписывалось. И откуда он только взялся? Случайный свидетель? Или еще один обидчик Чхеидзе? Тогда зачем голову ему сжигать? Артем не считал себя большим знатоком психологии, тем более психологии преступников, но полагал, что при условии причастности Чхеидзе к убийствам, вряд ли тело принадлежит случайному свидетелю или какому-то врагу бывшего сослуживца. Если Коля-Миша здесь, пользуясь специальной терминологией, при делах, он не стал бы париться и труп поджигать. Сожгли ведь явно для того, чтобы труп не опознали.
Кроме того, душу терзали довольно обоснованные подозрения, что неизвестный заказчик, режиссер, который стоял за кулисами и дергал за ниточки, планировал в качестве третьего блюда "подать на стол" в том же живописном уголке острова труп Стрельцова. На компот. Или, наоборот, в качестве жиденького первого. Вот это был бы супчик.
Вопросы, вопросы…
Ответов на них не было, да и не могло быть, но кто-то внутри (второе "я" или интуиция) рядил в костюм негодяя именно Мишу-Колю и подсказывал, что за его беды в ответе именно Чхеидзе. А тот факт, что столкновение с бывшим духом произошло буквально накануне похищения, наводил на определенные мысли. Стрельцову здесь виделся некий знак судьбы. Намек. А намеки судьбы надо понимать.
Поэтому гипотезу о причастности к его бедам бывшего сослуживца Артем был намерен, пользуясь терминологией оперативников, "разрабатывать" с примерным тщанием. Найти мерзавца труда не составит; возраст и фамилия известны, предположительное имя – тоже, можно детектива нанять, вон их развелось как муравьев. В любом случае в списке потенциальных злодеев Миша-Коля Чхеидзе стоял под первым номером, далеко опережая и Райхмана с Фомичевым, и наглеца Вадика, и прочих недоброжелателей вместе с мелкими завистниками.
Кого еще подозревать?…
Самым жизнеспособным выглядело предположение, что Артем и Настя стали жертвами преступлений по случайному стечению обстоятельств, а не по злому умыслу некоего негодяя, но от этого легче не становилось. Фактор случайности в логических построениях не учтешь, и найти подонков, убивших Настю практически невозможно. Разве что также случайно. Как их искать тем же операм, если представить, например, что чету Стрельцовых Главный (режиссер, заказчик – выбирай название по вкусу) решил убить, просто ткнув пальцем? Надо было над кем-то поизгаляться, вот и назначил овец на заклание. В кабаке увидел или еще где, неважно…
Важно, что связи никакой. Не должник, не кредитор, не заклятый враг, не народный мститель, не ревнивый супруг. И не найти. Ни милиции с прокуратурой, ни Артему.
Если этот главный злодей не из круга общения Артема, придется уповать лишь на удачу, которая, известно, дама довольно ветреная, капризная и непостоянная…
Жилые кварталы закончились. Ноги вынесли Стрельцова на большой пустырь, знатный кусок которого занимали торчащие из земли ракетными соплами сваи, а вокруг валялись пласты бетонных плит. Валялись и торчали, очевидно, не один год: сваи окружали заросли высокой травы и кустарника, а плиты только что мохом не поросли. По всем признакам – незавершенное строительство. Вернее, замороженное до лучших финансовых времен.
За пустырем виднелись обшарпанные, но в то же время монументальные корпуса какого-то завода. То ли тяжелого машиностроения, то ли вагоноремонтного, Артем точно определить не мог. Незаметно для себя самого, забывшись в тяжких размышлениях, он отмахал пешком несколько километров и забрался в незнакомую часть города. Едва ли не на окраину. А начал ведь прогулку практически в центре и намеревался лишь чуть-чуть размяться. Побродить по улицам минут десять, променад совершить. Минуло же часа полтора, не меньше, а то и два – время он не засекал, – и легкий променад превратился в добрый марш-бросок в прогулочном темпе. И устал так, что коленные суставы заныли. Сил и без того немного, до конца после ранений не восстановился, а тут легкая прогулочка…
Надо поймать такси, пока ноги совсем не отвалились.
Топать к заводу нет смысла, поймать там мотор – дело безнадежное, а пока по периметру его территорию обойдешь и до проходной добреешься – точно от усталости свалишься. Поэтому Стрельцов повернул назад, к утопающим в тополиной зелени коробкам пятиэтажек. Пусть они, как и заводские корпуса, тоже не первой свежести, фасады ободраны так, словно об них чесал когти кот размером с тираннозавра, а двери в подъезды напоминают провалы в стенах обстрелянного из тяжелых орудий дота, но там хоть есть жители. И, соответственно, шанс поймать таксомотор. Цивилизация все-таки.
Повернуть-то к пятиэтажкам повернул, но не дошел. Метров сто-сто пятьдесят.
Своеобразной прослойкой между неповторимыми памятниками зодчества времен оттепели и пустырем служили несколько рядов гаражей-ракушек. На краю пустыря, возле первой линии гаражей, когда до ближайшей ободранной бетонной стены, свидетельствующей о наличии благоустроенных дворов, людей, машин и, вероятно, такси, было уже рукой подать, навстречу Стрельцову выдвинулась группа молодых "товарищей".
Не вышла, не выбежала, а именно выдвинулась. Вальяжно, неторопливо, с осознанием собственного достоинства. В количестве трех особей, в возрасте, ориентировочно, от восемнадцати до двадцати трех лет. В соответствии с классическими канонами. Три богатыря, три мушкетера, святая троица и тому подобное.
По росту и комплекции богатыри-мушкетеры отличались друг от друга существенно: один длинный и худой, второй тоже не слишком толстый, но маленький, габариты третьего вызывали зависть с любой точки зрения. Хоть в высоту измеряй, хоть в ширину, один черт, лось здоровый. А вот на лицах встречающих товарищей застыли примерно одинаковые гримасы. Из цикла: "щас мило потолкуем по душам". Вернее, данные мины читались на физиономиях не обремененными головными уборами здоровяка и длинного, а разглядеть выражение лица мелкого не представлялось возможным, поскольку тот гарцевал в низко надвинутой кепке. Все трое были на удивление лохматы, словно следовали давно забытым модным тенденциям а-ля рокеры конца восьмидесятых. "Iron Maiden" и "Aerosmith" отдыхают. Если не принимать во внимание прическу и одежду, прямо-таки Добрыня Никитич, Алеша Попович и Илья Муромец.
Стрельцов отметил данное обстоятельство машинально, окинув беглым взглядом группу "товарищей" по организации торжественной встречи. И сразу стало понятно, в какой обстановке – надо полагать, теплой, дружественной – пройдет встреча, и в чем будет выражаться ее торжественность. Не в вычурных комплиментах, не в реверансах и не расшаркиваниях, это точно. По сценарию, нет сомнения, "товарищи" попросят закурить, как без этого, а, услышав в ответ, что табачок отсутствует, приступят к пересчету ребер и костей. При этом совершенно не важно, куришь ты или нет, угощение сигареткой-другой от пересчета не спасет, даже если подарить ребятам по два блока "Мальборо", от затеи они не откажутся. Поскольку "товарищи" – не джентльмены из охотничьего клуба, а парни с городской окраины, шакалы индустриальных трущоб. И будь это Гарлем, Шанхай или Белореченск, интересы и забавы подобных шакалов везде одинаковы. Им тоже охота развлечься, но их охота – не совсем джентльменская.
И развлекаться они будут с ним, с Артемом. Возможно, пинать ногами по голове.
Банальная ситуация, в которой, к сожалению, может оказаться любой человек мужеского полу. Иногда и, простите, за выдуманное несуразное словечко, иногде.
Как ни странно, Стрельцов отнесся к "выдвижению группы встречающих" очень спокойно, словно его это не касалось, словно он здесь лишь сторонний наблюдатель, а не участник действа. Подходят пацаны, глаза недобрые, позы напряженные, вокруг ни души – пустырь, хоть кричи, хоть не кричи, никто не услышит и на подмогу не прибежит… Ну и что? Липкий пот не прошиб, пальцы на руках не затряслись, сердце не стало биться сильнее и уж тем более в пятки не ухнуло. Ерунда, пусть себе подходят, как подошли, так и отойдут. В мир иной, если сильно попросят.
Страха не было, наоборот, душу переполнила необъяснимая радость. Артем почувствовал веселое возбуждение в предвкушении драки, эдакий сумасшедший кураж. Подъем, на котором солдаты бросаются под танки со связками гранат, спортсмены идут на покорение рекорда, а никчемные замухрышки признаются в любви первым красавицам. На этом кураже захотелось влепить кому-нибудь кулаком по морде, добавить по печени, получить зуботычину в ответ, пустить кровь и глотнуть ее самому. Сильно захотелось, до зуда в кончиках волос.
Драка будет. Ребята настроены серьезно, по физиономиям видно. А как настроен сам Стрельцов, их не интересует. И зря. Постольку он настроен не на драку даже, а на побоище. А если побоище перерастет в смертоубийство – еще лучше. Неважно, кто пострадает больше, он или лохматые хлопцы из "Modern Talking", Артему требуется сбросить колоссальное напряжение последних недель, разрывающее душу и высасывающее силы. Смыть кровью, коли не удалось слезами, накопившуюся внутри боль. Смыть как пот, как грязь.
Выплеск эмоций ему нужен позарез. Во всех смыслах этого прекрасного слова – позарез. Парни желают драку? Они ее получат. Только бы под удар крупногабаритного лохмача не попасть, а то мгновенно в нокауте окажешься, и организовать побоище не удастся. Избиение же – это не то, что доктор прописал, особенно когда именно тебя используют в качестве груши. И отнюдь не сорта "конференция". Кураж куражом, а озаботиться спецсредствами не помешает.
Артем сунул руку в карман брюк. Затем в другой. Содержимое карманов не впечатляло, их даже обшаривать не пришлось. Весь улов – кошелек и две связки ключей. Таким инвентарем не отмахаешься. Разве что от парочки слабосильных изнеженных дамочек, да и то вряд ли. А от трех крепких и агрессивных хулиганов – вообще утопия.
Эх, биту бы бейсбольную…или, на худой конец, кастет свинцовый…
Однако надо обходиться тем, что есть.
На всякий пожарный в левом кулаке Стрельцов зажал одну из связок – ту, что потяжелее, с ключами от квартиры и от сейфа. Бросил беглый взгляд по сторонам, не найдя ничего стоящего – ни железного прута, ни арматурины, ни даже увесистой палки (еще стройка называется!), нагнулся и подобрал обломок кирпича. Кусок запеченной красной глины удобно лег в правую руку. Превосходный обломок; треугольный, с острыми краями, не слишком большой, но и не мелкий – в треть кирпича. Если подобным кусочком в физиономию угодить, мало не покажется, пусть твоя рожа и размером со сковороду.
Булыжник – оружие пролетариата, но и кирпич – заменитель не из худших. Артем прижал руку к бедру и повернул ее так, чтобы обломок не бросался в глаза. И продолжил двигаться прогулочным шагом навстречу группе лохматых товарищей.
Безмятежно улыбаясь…
Закурить, против ожиданий, не попросили. Начали, как принято, издалека, но не настолько…
– Земляк, ты чего тут делаешь?! – сакраментальный вопрос первым задал длинный, которого про себя Артем нарек Добрыней Никитичем. "Добрынюшка" остановился перед Стрельцовым, а его соратники расположились справа и слева, преграждая дорогу к гаражам и пятиэтажкам и словно предлагая убегать в сторону пустыря.
"Земляк" тоже прекратил отмерять шагами пыльную равнину пустыря, но ответом длинного не удостоил. Только растянул губы в безобидной улыбке деревенского дурачка. Странно, но Артем почти наслаждался ситуацией, некоторым оживлением эмоций, к сожалению, не слишком сильным, и прикидывал, с кого начать. Кого угостить кирпичной закуской, винегретом из запеченной глины и выбитых зубов. Прикидывал не лихорадочно, не суетно, как можно было предположить, учитывая его положение – один против трех недружелюбно настроенных хулиганов, а обстоятельно, с чувством, с толком. Словно не присматривался, кому по морде кирпичом заехать, оценивая потенциальную опасность каждого "товарища из группы по организации торжественной встречи", а свежую рыбу на приморской толкучке выбирал, принюхиваясь, прощупывая, выскивая тушки пожирнее и посвежее.
– Ты чё скалишься земеля? Человек тебя русским языком спросил, какого…ты тут делаешь?- вступил в переговоры крупногабаритный лось Илья Муромец. Он же Портос. У Муромца явно имелся дефект речи, с произношением шипящих он был не в ладах. – Или ты глухой?!
Улыбка Артема стала еще шире. Особенно его развеселило: "…сё скалисся…".
– Не, он контуженный, – не согласился длинный, – или в штаны навалил со страху. Вишь, как лыбится. Брателла, ты не боись, мы тебя мочить не собираемся и даже не тронем, если ты грубить не будешь. Ты по нашей земле без спросу гуляешь? Гуляешь. А налог не платишь. Заплатишь налог и гуляй дальше? Правильно я говорю, Виталя?- длинный повернулся к мелкому товарищу в кепочке.
– Верно, Колян, – вместо Виталия хохотнул здоровяк. – Может, только разок по балде дам для этой…- лось наморщил высокий лоб, об который впору было орехи колоть.
– Профилактики,- подсказал тощий.
– Точно, профилактики!
Стрельцов улыбался и получал истинное удовольствие от неформального общения… с представителями отряда простейших. Оценить парней по-иному он не мог. Инфузория, даже если она не туфелька, а в штанах, все равно остается инфузорией.
– Земеля, ты опух? – возмутился Колян. – С тобой тут люди разговаривают, а ты…
– Эй, ты зачем кирпич взял, сука?!- наконец подал голос из-под кепочки третий богатырь.
– Вас, педиков, сейчас угощать буду, – прошептал под нос Артем. – И кто сука, еще поглядим.
– У него, в натуре, кирпич…- удивился длинный Колян, но окончание фразы проглотил. Поперхнулся, увидев, что Стрельцов взмахнул правой рукой и со всей дури врезал заменителем оружия пролетариата по физиономии крупногабаритного парня, имя которого в ходе переговоров не прозвучало.
Реакция у здоровяка оказалась так себе, он только головой мотнул, словно бодливый бычок, но уклониться от удара не успел. Артем попал относительно удачно – по лбу, хотел по носу, однако слегка промазал. Лоб у, простите за тавтологию, лба оказался еще слабее реакции, лось закатил глаза и опал, как снег с крыши. Мягко и аккуратно. Опытным путем выяснилось: поговорка о том, что здоровый шкаф громче падает, не соответствует действительности. В данном конкретном случае отдельно взятый шкаф переместился в горизонтальное положение почти без шума. Только пыль поднял. Что опять-таки свидетельствует о неверности идиомы: "без шума и пыли". Стрельцов подумал о том, а не слишком ли сильно он ударил парня, еще дух испустит, оправдывайся потом перед совестью и прокуратурой, но долго предаваться рефлексии ему было непозволительно. Артем состряпал самую непотребную и мерзкую ухмылку, на которую только оказался способен и и шагнул в направлении долговязого, а когда тот отпрыгнул, сделал вид, что запнулся и упал на колено.
Длинный Колян на обманный финт купился, возликовал и ретиво бросился к "упавшему". И получил в награду за беспримерное рвение и героизм удар в паховую область. Удар отнюдь не могучий, но с учетом того, что сам Колян двигался с завидной скоростью, сила его возросла многократно. Известно, что наиболее ужасные последствия имеют дорожно-транспортные происшествия, в которых машины сталкивались лоб в лоб, поскольку удар о движущееся навстречу тело гораздо сильнее, чем о неподвижный предмет.
Долговязый налетел на кулак Артема на большой скорости, да еще…очень чувствительным местом, поэтому в результате столкновения его мгновенно схлопнуло пополам. Эдаким живым памятником вопросительному знаку. Красивым и неподвижным, любой йог обзавидуется. По простоте душевной Стрельцов восхищаться статичностью и грациозностью позы не стал, а, воспользовавшись удобным случаем, причесал долговязого все тем же испытанным куском кирпича. Легко причесал, в полсилы, опасаясь, что при серьезном сотрясении эфемерная субстанция, именуемая в народе душой, может расстаться с телом. С одним трусливым наглым долговязым телом.
Взаимодействие кирпичного обломка и хулиганской макушки, показало, что обломок значительно крепче. Кирпич не раскололся и даже не покрылся трещинами сверх уже имеющихся, а Колян…он тоже, понятное дело, трещинами не покрылся и не раскололся – да Артем и не оперативный сотрудник, чтобы раскалывать кого-либо, но закатил очи и рухнул в траву. Как подкошенный…в некошеную траву. Рухнул и затих. Бедолага и после первого-то удара за те несколько секунд до второго "приложения" не слишком много звуков издал, только воздух со свистом втягивал сквозь сжатые зубы, а тут вовсе…
Удостоверившись, что долговязый вскакивать с земли и бросаться на честных добропорядочных людей с кулаками или другими тупыми твердыми предметами, а равно – острыми и колющими, не собирается, Артем резко развернулся к последнему из оставшихся на ногах любителей теплых дружеских бесед. И вовремя. Мелкий Виталик, у которого как раз с острыми и колющими предметами все было в порядке (у "мальчика в кепочке" в руке появился нож), уже подкрался на расстояние двух-трех шагов. Еще мгновение, и воткнул бы свою финку в спину. Или в бок, хрен редьки, известно, не слаще. Как граждане подобной категории выражаются: "поставил бы на перо". Однако стоило Стрельцову развернуться, обладатель кепки и ножа отпрянул назад. Далеко отпрянул, почти отбежал. И правильно сделал, иначе тоже бы узнал, из каких материалов здания строят. На вкус.
Артем ласково посмотрел на отбежавшего оппонента, ощущая…не радость и не гордость… удовлетворение. Еще не Брежневских степеней, но уже довольно глубокое. Ситуация в корне изменилась. Теперь вместо трех богатырей, ему противостоял один, и тот жидкий. Конечно, "Алеша Попович" из них самый вредный, но даже с ножом… он один. А Стрельцов втроем…с кирпичом и еще не улетучившимся куражом.
Три на одного – великолепный расклад.
– Ты что, милок, шарахаешься от меня, как черт от ладана. Я же хороший, не кусаюсь.
– Пошел ты…- Стрельцов услышал длинную тираду, в которой единственными цензурными словами были "козел", "порву" и различные местоимения: "я", "тебя", "ты".
– Эх, а еще мушкетер? – вздохнул Стрельцов и погрозил пальцем.- И не стыдно? Будешь ругаться, выпорю!
– Ты чё, псих?! – взвизгнул мелкий и тут же с видом человека, которого посетило гениальное озарение, выдохнул.- Точно, псих!
Разубеждать "милого собеседника" Артем не стал, а подкинул обломок кирпича на ладони, поймал его и замахнулся…
"Алеша Попович" прыснул в сторону. Резво. Стремительно. Вполне сравнимо со струей из аэрозольного баллончика, разве что скорость струи на порядок ниже. Прыснул, а затем со всех ног рванул куда-то за гаражи, только пятки засверкали. Складывалось впечатление, что молодой человек в кепочке возжелал побить мировой рекорд по бегу на короткие дистанции с холодным оружием по пересеченной местности.
Рекорд как минимум европейский.
– Таможня дает добро?- пробурчал под нос Стрельцов.- Видимо дает, и за державу не обидно…
Богатырь скрылся за углом. Рекорд он, наверное, все-таки не побил, но утек за десяток секунд. Артем покачал головой; не за подмогой ли парнишка лыжи навострил. Задерживаться тут не стоит, а то в самом деле припрется Алеша Попович с подкреплением в виде тридцати трех богатырей и какого-нибудь татуированного дядьки. Стрельцов напоследок полюбовался делом рук своих – две туши до сих пор пребывали в недвижимом состоянии и, очевидно, в беспамятстве – и поспешил покинуть поле брани (во всех смыслах этого восхитительного слова).
Путь до оживленных людных улиц – не окраинных индустриальных трущоб, а вполне приличных кварталов, где кипело пенное варево городской деловой суеты – занял четверть часа и новыми захватывающими дух приключениями не удивил. Если не считать за приключение тот факт, что к концу добровольного променада бедные Стрельцовские ноги уже не отваливались и даже не отстегивались, а…подходящий эпитет и подобрать тяжело, наиболее близкое по значению ощущение, пожалуй, можно озвучить как "отсохли напрочь". "Алеша Попович" в кепочке его не догнал и ораву дружков, соответственно, не привел, другие озорники и лиходеи с просьбами а-ля "закурить не найдется" и гамлетовскими вопросами типа: "кошелек или жизнь?" не приставали, сотрудники милиции, и те не домогались.
Отсутствие приключений Артема не расстроило, хотя в глубине души он почему-то пожалел, что "Алеша Попович" избежал экзекуции – бог троицу любит. Впрочем, на сегодня достаточно и уже случившейся драки. Она получилась качественной, в классическом духе – трио плохих против одного хорошего, с нокаутами и даже с применением спецсредств.
Садясь в авто попавшегося по дороге "частника", Стрельцов поймал себя на мысли, что ощущает некоторое умиротворение, и если бы не отсохшие ласты и ворочающиеся на задворках сознания воспоминания о трагедии с Настей, то его настроение можно было назвать едва ли не радужным. Во всяком случае, оптимистичным. Инцидент на пустыре с тремя поборниками окраинной независимости, а особенно его развязку, Артем посчитал доброй приметой. Вероятно, он заблуждался – выброс адреналина не проходит бесследно – в оценке случившегося, и ничего хорошего или доброго драка с тремя "чудо-богатырями" не сулила, но Стрельцову показалось, что это знак. То ли небес, то ли судьбы, то ли небожителей. Поскольку справился с отморозками на пустыре, совладеет и с поисками виновных в смерти Насти. И сумеет покарать их…как должно.
В строгом соответствии с древними принципами, которых, кстати, придерживались и предки-славяне. "Око за око, зуб за зуб". Жизнь за жизнь. Или даже много жизней за одну. И вирами виновные – дай бог, найти – не отделаются.
– Игорь Юрьевич, что у Вас по областному делу?- вопрос прокурора уже набил оскомину. На каждой планерке Кондратьев пытал Данильца, интересуясь одним и тем же – делом о двойном убийстве на острове Гладышева. Будто у него других вопросов нет, и других работников в подчинении. Данилец не молчал, как партизан на допросах в гестапо, отбрехивался по мере возможности, но с каждым днем прокурор напирал все сильнее.
– Я уже на прошлой планерке докладывал,- сделал вялую попытку отмазаться следователь.
– А Вы еще раз потрудитесь доложить, – настаивал неугомонный Кондратьев.
– Хорошо… – Игорь Юрьевич тяжело вздохнул, словно готовясь взвалить на плечи неподъемную ношу – весом в парочку грузовиков – и принялся монотонно излагать:- Личность одного из погибших установлена, как я ранее неоднократно говорил,- слово "неоднократно" Данилец выделил характерной интонацией, – это Стрельцова Анастасия Александровна, семьдесят шестого года рождения, муж Стрельцов Артем Вячеславович, бизнесмен, учредитель и коммерческий директор ООО "Мебель плюс". Личность второго трупа не установлена. Опознание затруднено тем, что лицо и кисти рук сильно обожжены. Очевидно, это преступниками сделано специально, чтобы затруднить работу следственных органов. Кроме того, установлено, что в день убийства Стрельцова Артема похитила группа неустановленных лиц, которые, угрожая физически расправиться с самим Стрельцовым и его супругой, принудили его ввязаться в драку с неустановленным лицом в кафе "Венеция"…
– Замечательно, какие грандиозные результаты расследования, – язвительной репликой прервал подчиненного прокурор.- Вы у нас просто Шерлок Холмс. Только что-то у Вас ничего не установлено. Ни личность обгорелого трупа, ни похитители, ни черта!
– Мне продолжать?- Данилец и ухом не повел, сделал вид, что слова прокурора его не касаются.
– Сделайте одолжение.
– В ходе допроса потерпевший Стрельцов показал, что похитители передвигались на черном БМВ, номера он рассмотреть не сумел. Вместе с тем, хорошо рассмотрел одного из преступников. "Фоторобот" будет составлен в ближайшее время.
– А почему до сих пор не составлен?
Данилец одарил Кондратьева взглядом из разряда тех, которыми награждают не разбирающихся в материале докучливых журналистов или непонятливых надоедливых учеников.
– Потому что Стрельцов буквально вчера из больницы выписался, возможность отсутствовала. Также в ближайшее время со Стрельцовым поработают опера, фотографии покажут, вдруг кого узнает. – Данилец надеялся, что не пытать его о том, какие фотографии потерпевший будет просматривать, "ума" у прокурора хватит. Грамотный ведь мужик, и хотя уже давным-давно погряз в аппаратной возне, должен догадаться, что не свадебные и не семейные. А если не догадаться, то вспомнить молодые годы, когда сам пахал следователем "на земле".- Кроме того, в квартире потерпевших обнаружены следы крови, многочисленные отпечатки пальцев…- Игорь Юрьевич сделал паузу, приготовившись нанести основной удар – сообщить о том, что отпечатки одного из пальцев идентифицированы как принадлежащие члену организованной преступной группировки Туманова. Этими сведениями он Кондратьева еще не потчевал. Откровенности ради, и сегодня Данилец не собирался ничего Кондратьеву говорить. Отношения у них от полной начальственной осведомленности, один черт, не улучшились бы, и вытаскивать на свет и предъявлять надзирающему прокурору всю существенную информацию (что, кстати, было обязанностью следователя) по столь важному делу, он не хотел. Конечно, в любом случае о подлинном ноже и отпечатках на нем прокурору он не скажет – ни за что и никогда,- но распинаться и о прочих "деталях" Игорь Юрьевич считал ниже своего достоинства. Если прокурору надо, пусть дело затребует, изучает, как полагается, а не докладами сотрудников мучает. Того, что к нему потом могут придраться в связи с "замалчиванием важных деталей расследования", он не боялся; в соответствии с циркулярами вышестоящих прокуроров надзор за следствием в первую очередь осуществлялся посредством изучения уголовных дел и написанием указаний, а буде таковым изучением Кондратьев брезговал, то это его проблемы. А на планерках он может разоряться сколько угодно.
На предыдущей планерке об отпечатках господина Никитина Игорь Юрьевич умолчал и сегодня планировал ограничиться привычным заученным "докладом" в качестве тонкой ответной издевки, но…Кондрат его своими репликами уже откровенно достал. Поэтому Данилец приготовился потешить прокурорскую душу свеженькими фактами…
Приготовился, набрал в грудь воздух, но не успел. Кондратьев его опередил с очередным то ли вопросом, то ли замечанием.
– Вы так замечательно все излагаете: и про потерпевших, и про БМВ, и про фотографии, а о вещественных доказательствах почему-то ни слова. Сколько раз у нас уже заслушивания проходили, ни разу Вы не обмолвились. Хотя, насколько я в курсе, с места происшествия нож изъяли. С кровью на лезвии и прочее… Наверняка, – Кондратьев ткнул указательным пальцем вверх с видом наставника вразумляющего нравоучениями глупую молодую поросль, – нож был орудием преступления. А Вы о нем ни слова…
"Ах, вот откуда ветер подул! Значит, Тумановские хлопцы с другой стороны решили зайти – информацию о ножичке, гравировке и, скорее всего, отпечатках слили Кондрату",- ухмыльнулся про себя следователь, а вслух произнес:
– Да, с места происшествия изъят нож, его вытащили из тела мужчины, и он действительно может быть орудием преступления – тут Вы, Аркадий Иванович, безусловно правы. Только Вы запамятовали, что об обнаружении ножа я уже докладывал…в первый же рабочий день после осмотра. Как и о прочих обстоятельствах… Кроме того, желающие в любой момент могли прочитать об изъятых вещдоках в материалах дела, – Игорь Юрьевич выразительно прокашлялся, дабы присутствующие на планерке осознали, кто по своим должностным обязанностям надзирает за прокурорским следствием и, соответственно, должен был изучать материалы.- Что же касается ножа, то пятна бурого цвета, похожие на кровь,- Данилец специально выразился эзоповым языком протоколов и постановлений, чтобы лишний раз уколоть пренебрегающего профессиональной терминологией начальника,- действительно обнаружены на лезвии и рукояти. Об этом тоже можно прочитать в протоколе осмотра места происшествия. Биология назначена, заключение пока не прислали. Не считая пятен и места, откуда мы его, скажем так, изъяли, вероятное орудие преступления представляет собой вполне заурядный ножик, докладывать о нем на каждой планерке я не вижу смысла.
Челюсти маленького капкана, поставленного на одного заносчивого и не очень чистоплотного прокурора, чуть слышно щелкнули. Слышно, по крайней мере, для Игоря Юрьевича. Конечно, даже если Кондратьев скушает приманку и попадется, от этого ни ему, ни окружающим – ни тепло, ни холодно. Вместе с тем у Данильца отпадут последние сомнения, откуда прокурор узнал про нож и кто его…кормит. И, наверное, не только сказками про интересные вещественные доказательства. А тот, кто оповещен, тот вооружен.
Кондратьев приманку сожрал, слопал с большим удовольствием. Только хруст за ушами раздался.
– Прямо-таки заурядный? И никаких особенностей?
– Что Вы имеете в виду, Аркадий Иванович?
– Ну, не знаю, – смешался Кондратьев,- лезвие необычной формы или рукоять…гравировка, может быть…
Лишь только прокурор произнес слово "гравировка", последние сомнения рассеялись – господин Кондратьев выполнял "социальный" заказ тумановских ребятишек. И прощупывал следователя. Исподволь. В открытую, наверное, боялся – давать повод окружающим ассоциировать себя с бывшим бандитом, будь он хоть трижды банкир, меценат и депутат не желал. Подобные ассоциации могут пагубно сказаться на карьере в правоохранительных органах. Вспомнит в недобрый час высокий прокурорский чин, что некий Кондратьев А.И. как-то связан с бывшим криминальным авторитетом Туманом, и прощай повышение. А то и вовсе государева служба. И это перекроет все положительные моменты от сотрудничества с уважаемым депутатом, включая материальные.
– Нет, Аркадий Иванович, нож как нож, аналогичные экземпляры я видел не один раз и не два. И надписей на нем не обнаружено, – с прокурором Данильцу стало все понятно, и игру "кто кого переехидничает и перехитрит" он продолжал по инерции. – Впрочем, если желаете, я принесу пакет с вещдоками – можете сами убедиться.
– Будьте любезны.
– Да, Юрьич, принеси,- поддакнул начальству Михолап. Прочие участвующие в планерке лица никак не отреагировали. Большинство сонно хлопало глазами и ожидало конца тягомотного мероприятия, а миляга Коваленко даже слегка прикорнул в углу за кадкой с цветком.
"Складывается ощущение, что планерки проводятся только для того, чтобы меня мытарить, да еще изредка – Женьку",- подумал Данилец, отрывая от стула пятую точку.
Упакованное и надлежащим образом опечатанное вещественное доказательство восторга у прокурора не вызвало – Игорь Юрьевич распечатать его не удосужился, следователю хватило того, что его послали за ножом. Повертев пакет с брезгливой миной, Кондратьев все-таки соизволил самостоятельно разорвать бумагу и вытащить нож на свет божий. Разглядывал предполагаемое орудие преступления прокурор очень внимательно, тщательно, с разных сторон и под разными углами. У Данильца даже возникло желание предложить ему воспользоваться оптическим прибором. Лупой, например.
Закончив осмотр, Кондратьев в лучших чиновных традициях – когда не умеешь, не понимаешь или сомневаешься, перекладывай работу на нижестоящих – обратился за помощью к заместителю:
– Виктор Васильевич, посмотри, вот эти вензеля, – прокурор сунул нож под нос Михолапу, – похоже на надпись или нет? Я без очков что-то не могу толком рассмотреть.
Сунул довольно резко, Михолап даже сначала отшатнулся, остальные же (кроме Данильца и вздремнувшего Коваленко), наоборот, подались вперед. Какое никакое, а разнообразие. Почти развлечение.
Заместитель прокурора, в свою очередь, тоже едва ли не обнюхал нож и вынес вердикт:
– Нет, просто рисунок какой-то.
– Скорее, узор, – уточнил сидящий рядом с Михолапом Колесников.- В арабском стиле.
На физиономии прокурора появилось такое выражение, словно он вместо сочного сладкого яблока откусил лимон. Тоже сочный, но отнюдь не сладкий, местами смазанный горчицей. Полную гамму чувств прочитать по прокурорскому лицу было невозможно – слишком много их смешалось, но обманутые ожидания, удивление и разочарование просматривались. Не четко, но просматривались. А вот растерянность на высоком прокурорском лбу была написана крупными аршинными буквами. И хотел бы Кондратьев спросить у Данильца, куда испарилась дарственная надпись, да положение не позволяло. Начни прокурор допытываться до первооснов подобного чуда – не каждый день выгравированные буквы в узор превращаются,- возникнет…некая пикантность. Вроде бы у прокурора и источника осведомленности быть не должно – следователь ничего не докладывал, а, поди же ты, знает. Не от преступников же выведал. Пикантность, она для сентиментальной дамочки хороша, а для ответственного государственного чиновника – не очень.
Налюбовавшись вволю растерянной рожей непосредственного начальства, Игорь Юрьевич вежливо поинтересовался:
– Удостоверились?
Вполне предсказуемо ответа от Кондратьева не дождался. А вот Михолап по простоте душевной сунул нож обратно в пакет, подвинул его по столу поближе к Данильцу и ляпнул:
– За узор не скажу, а ножик, правда, заурядный. Ничего особенного, обычный подарочный…
– Виктор Васильевич, свои комментарии придержи, – оборвал Кондратьев своего зама.
– Мне продолжать?
– Что? – не понял прокурор
– Доклад, я же его еще не закончил, когда меня в очередной раз перебили, – оскалился Данилец. Приторной язвительностью в его голосе можно было начинять пончики. В промышленных масштабах. Ядовитую патоку в голосе Игоря Юрьевича не заметили, пожалуй, только Коваленко, да следователь-стажер Ваня Хруль. Первый – по причине…астрального отсутствия, а второй – ввиду молодости, неопытности и неискушенности. Кроме стажера Хруля остальные сотрудники прокуратуры были в курсе "теплых и душевных" отношений между Данильцом и Кондратьевым.
Прокурорский люд замер в предвкушении ответной реплики Кондратьева и наклевывающегося маленького скандальчика, Колесников даже нервно кашлянул, но…скандальчик не наклюнулся. Прокурор на удивление стоически перенес издевку и выдавил:
– Ради бога, продолжайте.
– Как я уже сказал, – укоризненный взгляд в сторону прокурора, – в квартире Стрельцовых при осмотре обнаружены следы преступления, в том числе отпечатки пальцев. Часть из них не идентифицирована, а часть принадлежит некоему гражданину Никитину Андрею Ивановичу, семьдесят седьмого года рождения, дважды судимого – за хулиганство и за причинение тяжкого вреда здоровью. Смею предположить, что Никитин непосредственно причастен к совершению убийств…или одного из убийств.
– А этот Ваш Никитин, часом не приятель потерпевших? Вы тут "смеете предполагать", – Кондратьев передразнил следователя, – а он, может, просто к ним в гости приходил. У самого Стрельцова интересовались?
"Вот гад", – выругался про себя Игорь Юрьевич.- "Зацепил недоработочку".
– Никитин, такой же мой, как и Ваш, Аркадий Иваныч. Относительно него я потерпевшего пока не спрашивал, не успел физически, но в том, что Стрельцов о существовании такого человека и не догадывается, уверен – у них совершенно разные круги общения. Непересекающиеся. Один бизнесмен, а другой – неоднократно судимый уголовник.
– С Вашей точки зрения, это препятствие для общения? – насмешливо спросил Кондратьев.
– С моей – безусловно, – кивнул следователь, особо выделив интонацией слово "моей".
– Ну-ну…мне бы Вашу уверенность…
– На завтра я вызвал Стрельцова на дополнительный допрос и выясню, знает ли он Никитина, и был ли Никитин вхож в его квартиру. Надеюсь, что и у Вас тогда сомнения отпадут.
– Вот завтра…- Кондратьев перевернул лист настольного календаря, – нет, послезавтра и озвучите свое неповторимое мнение.
– Хорошо… – не стал настаивать Данилец. – Кроме того, по оперативной информации Никитин, известный также в криминальных кругах под прозвищем Кривой, является активным участником организованной преступной группировки, возглавляемой…- пауза растянулась старыми подтяжками на пузе любителя пельменей и пива и схлопнулась,- одним известным в городе лицом. В связи с этим, думаю, надо будет допросить других членов ОПГ, руководителя, провести обыски…в том числе в квартире Никитина.
Поначалу про ОПГ Игорь Юрьевич и заикаться не хотел, Никитин и Никитин, мало ли людей с этой фамилией по городу бегает, а ОПГ Туманова – знаменитый, можно сказать, в Белореченске лейбл. Не "adidas", конечно, и не "Renault", но и не "Тмутаракань Лимитед". И озвучив на планерке имя главаря группировки, участник которой подозревается в причастности к похищению и убийству (по меньшей мере одного), следователь неизбежно лишался одного из козырей в общении с другими членами ОПГ. А именно – фактора неожиданности. Однако после сегодняшнего спектакля с ножом, инициированного прокурором, и зайцу стало бы понятно, что завтра (или даже сегодня) Алексей Михайлович Туманов или кто-то из его приближенных будет оповещен о новой версии следствия и конкретном подозреваемом. И всех, кого надо, проинструктируют относительно поведения на допросе. И вообще – не повод для переживаний, поскольку тактика допроса и прочая стратегия – не более чем теоретические выкладки, а на практике любой тумановский бык, хотя бы тот же упомянутый Зыряновым Величев, во-первых, и без того будет играть в молчанку и отнекиваться до последнего, мол, я не я, и лошадь не моя, а во-вторых, просто не явится по повестке. Не барское это дело. Кроме того, Данилец заблаговременно "зарядил" оперов, и они должны пропасти некоторых тумановских ребят. И проследить, кто и как себя поведет в ближайшее время, авось засуетятся…паршивцы. А когда градус беспокойства подойдет к высшей отметке, то не грех и допросить ребят. Или вовсе "закрыть" на пару суток…для улучшения мозговой активности.
Метод эффективный и проверенный. Сколько раз бывало: не признаётся человек в совершении преступления, запирается, а посидит в камере пару суток – и сразу умнеет. Явки с повинной строчить начинает, каяться во всех грехах. Взятие под стражу в качестве рычага воздействия на упорствующих граждан успешно применяется отечественными правоохранительными органами еще со времен НКВД. Так что, кто-нибудь из тумановских мальчиков, особенно если он ранее не топтал зону, помаявшись на нарах в компании специально подобранных сокамерников, вполне мог расколоться. До самых до…пяток.
Задумка неплохая, если…не помешает прокурор района. Или еще кто-нибудь повыше. А некоторые признаки указывают на то, что непременно помешают…
– Допросить того, допросить сего, а с подозреваемым, я так понимаю, Вы работать не хотите…или не можете.
– Никитин в розыске.
– Великолепно. Что-то у Вас, Игорь Юрьевич, одни планы на уме. Сделать то, допросить того. А ничего толком еще не сделано. Потерпевшего повторно допросить не удосужились, подозреваемого…гипотетического подозреваемого тоже, он успел скрыться. Результатов расследования не видно. Одни теории. Кормите нас завтраками которую неделю. А мне, между прочим, областная уже всю плешь проела.
"Тебе и проедать нечего, давно на всю голову лысый!",- мысленно поправил начальника Игорь Юрьевич.
Ответить на столь оскорбительный выпад Кондратьев по понятной причине не мог, поэтому продолжил "воспитательную" работу.
– Дело у прокурора области на контроле, а мы за месяц с места не сдвинулись! Копаемся, ковыряемся, а результатов – ноль. С горем пополам на подозреваемого вышли, и тот в бегах. У меня такое ощущение, что после осмотра места происшествия Вы вообще палец о палец не ударили, лишь изображали активную деятельность. В чем дело, Игорь Юрьевич? Может, Вы не справляетесь, может, нагрузка большая или обстоятельства какие? Может, дело передать другому следователю?
– Не советую, – пробурчал под нос Данилец.
– Что-что? – закашлялся прокурор.
– Ничего, это я про себя, – громогласный ответ Игоря Юрьевича был далек от провокационности. Если не сказать – корректен.
– Мне послышалось…
– Вот именно, послышалось, – в реплике следователя послышались плохо завуалированные хамские нотки. – А передать Вы можете, право Ваше, кто спорит. Евгению Альбертовичу, например. Только у него тоже нагрузка, вон, как устал, бедолага,- Данилец кивнул в сторону Коваленко, который уже начал не посапывать, а похрапывать.
Коваленко услышал собственные имя и отчество, вынырнул из страны сладких грез и встрепенулся большой лохматой собакой. Переход в суровую зубодробительную реальность настолько впечатлил его, что Евгений Альбертович не нашел ничего лучшего, как ошалело воззриться на Кондратьева и задать банальный, но очень мудрый вопрос. Без преувеличения – вопрос из разряда наиболее глобальных, философских:
– А?…
По лицам следователей и замов пробежали усмешки, а несдержанный Хруль опять хихикнул.
– С добрым утром, – поприветствовала коллегу Иванова.
– Прекратите балаган! – взвизгнул прокурор.- Евгений Альбертович, Вам что, ночи не хватает, чтобы выспаться, на планерках добираете?!
– Извините,- сконфуженно вякнул Коваленко, забился подальше за кадку и затих.
– А Вам, Игорь Юрьевич, я бы порекомендовал держаться в рамках служебной этики!
– Я ее не нарушал…
– Не перебивайте. И это не Вам решать, останется дело у Вас или будет передано другому! Вам ясно?!
Данилец пожал плечами, постаравшись в жест вложить многое: и презрение к Кондратьеву, и отношение к его приказам, и независимость, и нежелание отвечать на глупые риторические вопросы, и еще десяток разнообразных эмоциональных "фу" и "фи".
– Я спрашиваю, Вам ясно?! – напор прокурора усилился.
– Безусловно.
Прокурор сделал вид, что ерническая интонация его не касается, и удовлетворился формально утвердительным ответом.
– И еще… что это за недомолвки? – Кондратьев процитировал классика,- "Организованная преступная группировка, возглавляемая одним известным в городе лицом"…Вы у нас писатель что ли, инженер человеческих душ? Или журналист? Что за выспоренный слог? Известный в городе, видите ли…А почему не в области, не в районе? Или Вы не знаете имя этого лица?
– Знаю, как не знать. И Вы знаете, Аркадий Иванович. Во главе ОПГ стоит некий Туманов Алексей Михайлович.
– Хм… – прокурор слегка смешался.- С чего Вы взяли, что Туманов ОПГ возглавляет?…
– Да-да, помню: меценат, владелец банка, депутат Законодательного собрания, претендент на мэрское кресло и прочая, прочая… Только не я это взял, а оперативники из РУБОПа. А им в данном случае, мне кажется, виднее. Мне бы его допросить, кстати, вдруг он в курсе, куда гражданин Никитин делся. Вы же, Аркадий Иванович, с ним знакомы, может, поспособствуете по старой памяти. А то, боюсь, он мои повестки проигнорирует.
– Кхе, – прокурорское горло внезапно пересохло и потребовало обильного орошения. – С чего Вы взяли?
– Разве нет? Извините, ошибся.
Кондратьев сразу не нашелся, что ответить на выпад, но посмотрел на подчиненного столь… Если бы тяжесть взгляда можно было измерить в килограммах, то прокурорский взор потянул бы тонн на десять. Попадешь под него – в миг расплющит.
– Для сведения…некоторых: с депутатом Тумановым я встречался всего дважды на совещаниях в мэрии, вот такой он… мой знакомый. И еще замечу: впредь я не собираюсь ни перед кем отчитываться в чем-либо, будь то знакомые, родственники или вообще…
Противоречие в словах прокурора вызвало улыбку у Данильца. Кондратьев и сам не заметил, как "отчитался", раскаявшись в шапочном знакомстве. Наверняка соврал, гаденыш.
– И чему улыбаемся? Тому, что дело практически "завалено", конь, можно сказать, не валялся?
– Нет, что Вы. Это…- Данилец хотел было сказать, что анекдот вспомнил, но решил, что выйдет не смешно. Перебор. – И я не понял, Вы мне даете добро, чтобы Туманова допросить или нет?
– Вызывайте, кого хотите. Вы следователь, в соответствии с УПК, лицо самостоятельное, сами определяйтесь, но…предупреждаю, если разразится скандал, я Вас прикрывать не собираюсь. Сами будете отдуваться в областной.
– Да я на Вас и не надеялся. Имею опыт… – Игорь Юрьевич прямо-таки нарывался на конфликт. Однако грязной перебранки, на которую втайне рассчитывали присутствующие на планерке сотрудники, не случилось. То ли Кондратьев был настроен исключительно миролюбиво, то ли его совесть заела за давние грехи (что маловероятно – наличие совести у ответственных государственных чинов наукой не доказано), то ли боялся связываться с "безбашенным" следователем, дабы не выглядеть по-идиотски перед подчиненными (что более похоже на правду), но очередную подначку Данильца он проигнорировал.
– Я предупредил.
– Тогда я Туманова вызывать не буду. Эти скандалы так утомляют, не люблю. Депутатская неприкосновенность священна. Ясненько. А против допроса других не возражаете.
– У кого-то с русским языком плохо? Специально для Вас повторяю: допрашивайте кого угодно, хоть Джорджа Буша, хоть Билла Клинтона. Вся ответственность на следователе.
– Ответственности мы не боимся.
– Хватит! – Кондратьев хлопнул ладонью по столу. – Закончили разговоры. В общем, подытоживая, расследование по данному делу нужно активизировать. Дело на особом контроле, а у нас конь не валялся. Областная прокуратура ждет результатов. Что еще?… Ах, да, Павел Андреевич, Ирина Тихоновна, не забудьте, у нас в администрации в четыре… На сегодня все. Игорь Юрьевич, я Вас попрошу задержаться, а остальные свободны.
Прокурорский люд, кто почесываясь, кто улыбаясь, а кто сонно жмурясь, потянулся к выходу. Окончанию нудного мероприятия обрадовались почти все, пожалуй, лишь Иванова слегка сожалела о том, что продолжением пикировки между Кондратьевым и Данильцом она не насладится.
– Подсаживайтесь поближе, – прокурор указал на стул, который только что покинул Михолап.
Следователь пожал плечами и последовал рекомендации патрона, пряча кривую ухмылку в уголках рта. Не классика, конечно, помните гениальное: "А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться", но тоже ничего. Этюд в традициях жанра. Пересаживаясь, осознал в полной мере справедливость некоторых литературных штампов, например, выражения "ощущать кожей". Данилец, не будучи человеком чувствительным, в самом деле именно кожей ощущал на спине заинтересованные взгляды коллег.
Когда дверь за последним из следователей закрылась, Кондратьев откинулся в кресле, сцепил руки на животе и предложил:
– Игорь Юрьевич, давайте начистоту.
– Кто ж против, пожалуйста…
– Я по поводу расследования…мне кажется, что Вы не вполне адекватно к нему подходите.
Едва не сорвавшееся с языка пожелание перекреститься, которое обычно высказывается в случае, если кому-то что-то кажется, Данилец с трудом прожевал, но недоумение все же высказал.
– Аркадий Иванович, нельзя ли попроще изъясняться, а то я с трудом улавливаю, о чем речь.
– Я вижу, что Вы… не в том направлении…усилия прикладываете. Ну что Вы к Туманову прицепились, он тут при чем? Есть улики, есть орудие преступления, даже подозреваемый…установлен, вот и разрабатывали бы…перспективные варианты. Нет, Вы лезете в какие-то мелочи, детали, зачем-то депутата заксобрания приплетаете. Бросьте, не наш это уровень, масштаб не наш, не говоря уже о депутатской неприкосновенности.
– Позвольте, неприкосновенность здесь не причем, я не собираюсь Туманова к уголовной ответственности привлекать…- возмутился Данилец, а про себя добавил: "К сожалению, и надеюсь – пока".
– Еще чего не хватало!
– И не цепляюсь я к нему.
– Именно что цепляетесь. Непроверенные сведения распространяете, допрашивать намериваетесь. А Туманов не мелкая сошка, которую за здорово живешь можно на допрос притащить. Скандала хотите?
– Нет.
– Прекрасно! – прокурор расцепил руки и энергично хлопнул пятерней по столешнице.- Тогда не надо Туманова трогать. Появился у Вас подозреваемый, ну и занимайтесь им!
– Как же заниматься подозреваемым и не трогать Туманова, если этот подозреваемый – член его группировки?! В любом случае кого-то из окружения допросить придется. А то и самого "хозяина". Иначе вообще дело расследовать невозможно.
Кондратьев устало вздохнул, отвернулся от собеседника и потер сияющую глянцем лысину.- Я вижу, Вы упорствуете. Не хотите меня понять и пойти навстречу.
– Хочу… – начал было Данилец, но прокурор прервал его взмахом пухлой ладошки.
– Перестаньте! Не хотите, не надо. Ваше право. Я даже передавать дело другому следователю не буду…пока. Однако прошу заметить, упрямство до добра еще никого не доводило. Никого и никогда. И мой Вам совет, – прокурор снова развернулся лицом к Игорю Юрьевичу и нацелил взор… не в "преданные" глаза следователя, а в район его переносицы, – оставьте Вы Туманова и его доверенных лиц в покое, не упорствуйте. Это бесперспективно. – Кондратьев поджал губы и еще раз повторил, почти по слогам. -Бес-перс-пек-тивно.
– Да я и…
– Надеюсь, Вы все-таки воспримете наш разговор…адекватно и поймете меня. – Затыкать рот подчиненным прокурор навострился добре.- В противном случае, боюсь, я буду вынужден забрать у Вас дело, Невзирая ни на что.
– И передать его Евгению Альбертовичу?
– Хотя бы и ему.
– Даже так?
– Кондратьев развел ладони над столом и приподнял брови, словно говоря: "А ты, братец, как хотел?", а вслух озвучил наполовину утвердительное, наполовину вопросительное:
– Итак, я надеюсь на понимание?…
– Я подумаю.
– Подумайте…- увидев, что Игорь Юрьевич зашевелился, собираясь подниматься со стула, добавил:
– Вы свободны.
Данилец покидал кабинет прокурора в легком озлоблении. Вот, стервец! То у него, видите ли, "не понимаете", то "надеюсь на понимание". Жучила. Иносказатель доморощенный. Прокурор практически открытым текстом предупредил, чтобы Туманова и его присных следователь не трогал, иначе…вот тут в дальнейшем возможны варианты. Скандалы, разборки в областной прокуратуре, попытки убрать неугодного следователя, обвинения в превышении должностных полномочий и прочее. Выбирай на вкус. Не обсуждается только то, что дело у него сразу же отберут.
Красота!
Шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте приравниваются к побегу. И как в подобных условиях работать и дело раскрывать?!
На выходе, уже отрыв дверь, Игорь Юрьевич оглянулся. Аркадий Иванович монументом страшной занятости застыл над какой-то "бумажкой". Хоть портрет маслом пиши: "Чиновник государев на службе". Низко наклоненная голова мешала разглядеть выражение глаз, но сомнения в том, что Кондратьев удовлетворенно улыбается, у следователя почему-то отсутствовали. Данильцу даже показалось, что блики, порхающие по сановной лысине, мельтешат…не просто так, а удовлетворенно.
Неподалеку от комнаты со специфическими функциями, дверь которой в присутственных местах обычно украшена табличкой "служебное помещение", а в прочих заведениях – буквенными обозначениями или графическими изображениями, следователя поджидал Михолап.
– Закуришь? – зам протянул Данильцу распечатанную пачку сигарет.
– Спасибо.
– Спасибо, да или спасибо, нет?
– Нет. Я в завязке, – соврал Игорь Юрьевич. На самом деле с сигаретами он не завязывал. Слишком сильная привычка, да и не тяготила она его особенно. Откровенно говоря, некурящих следователей в прокуратуре (и в органах внутренних дел тоже) практически не было. Некоторые представительницы прекрасного пола (как правило, имеющие маленьких детей) и молодежь, еще не успевшая пристраститься к пагубной привычке – вот и весь антиникотиновый корпус. Остальные дымили не хуже, чем речные суда на угольном топливе. Специфика профессии. И контакт с подследственным порой поддержать нужно, и стресс иногда снять, эмоции притупить. Данилец тоже дымил. Впрочем, в сравнении с коллегами гораздо реже и не столь "запойно". Курил в основном за компанию или когда, выражаясь языком протоколов, "совместно распивал". И еще когда нервничал – сигаретный дым его успокаивал. На зависть Ивановой или Тонких, которые дымили до обеда, во время обеда, после обеда и вместо обеда, Игорь Юрьевич вполне мог ограничиться двумя-тремя сигаретами в день, а то и вовсе обойтись без табачной подпитки. Поэтому Данилец себя к заядлым курильщикам не причислял, но – против фактов не попрешь – все же курил и не бросал, даже не собирался. Однако знать об этом Михолапу ни к чему, а то полезет в душу с немытыми ногами и бесценными советами. И вообще, откровенничать с замом желание отсутствовало.
– Давно? – Михолап извлек из засаленного кармана зажигалку и щелкнул кресалом.
– Вторую неделю, – Игорь Юрьевич попытался отделаться от общительного зама еще одной мелкой ложью и проследовать в собственный кабинет, милый, родной, уютный и, главное, запирающийся изнутри. Но не преуспел. Михолап в плане приставучести, конечно, уступал криминалисту Сапеге, особенно похмельному варианту экспертной прилипчивости, но отбить у него парой фраз охоту поговорить являлось задачей трудновыполнимой для любого. За исключением начальства. Зам отработанным за годы практики движением схватил Данильца за рукав, участливо заглянул в очи и поинтересовался:
– А что так, приперло?
– Нет, просто надоело.
– Молоток. Сила воли, уважаю. Я вот все собираюсь, собираюсь, но никак не могу. То одно, то другое…- Михолап расчувствовался и отпустил рукав Игоря Юрьевича.
Данилец пожал плечами, обозначая отношение к проблемам собеседника, и хотел удалиться восвояси, но снова не срослось.
– Погоди. Юрьич, скажи, ты зачем гусей дразнишь?
– Ты о чем?
– Не дури. На фига ты шефа задираешь, он скоро на тебя, как бык на красную тряпку, бросаться начнет. Чего вы с ним не поделили?
– Ареал обитания. Я с пернатыми и клювастыми плохо уживаюсь, потому и дразню.
– Я серьезно спрашиваю.
– Если серьезно, то не знаю. Не знаю… – Данилец поймал себя на мысли, что на этот раз не соврал.