Как по команде, после карканья в зале начал нарастать недовольный гул.
- А вы спросите у Генриха Борисовича, - раздался справа молодой голос. - Он рядом с вами сидит.
Председатель склонился к лысой голове. Лысая голова что-то прошептала ему на ухо.
- В чем соль, коллега? - поинтересовался Максимов.
Сосед удивленно уставился на него.
- Я помощник профессора Арсеньева, - представился Максимов.
- А! - с уважением протянул сосед. - Арсеньев, конечно, конечно...
"В одной фракции с дедом или из заключивших союзный договор", - с облегчением подумал Максимов.
Сосед сразу же оживился и придвинулся ближе. Прикрыв рот ладошкой, зашептал:
- Вы разве не в курсе, кто теперь Мамонт? - Он указал глазами на председателя. - Сожрал Токарчука и влез вице в комиссию по борьбе со лженаукой Большой Академии. Как вам это нравится?
Максимов всем видом показал, что нравится ему не очень.
- Теперь они подмяли комиссию под себя. И уж развернутся, можете мне верить. Надо будет, школьную физику объявят лженаукой. Думаете, это конференция? Это демонстрация силы!
- Экстрасенсов жалко. Только развернулись ребята, - попробовал пошутить Максимов.
Оказалось, неудачно. В глазах соседа вспыхнул отблеск костра Джордано Бруно.
Он подцепил Максимова за лацкан, притянул ближе.
- С них и начнут, - обжег он жарким шепотом ухо Максимова. - Построят, пересчитают, кого сочтут нужным, купят, остальных - милости просим вон. Ну и выпорют с четвертованием парочку для острастки.
Максимов не резко, но настойчиво освободился от цепкой хватки.
- А Новиков, он из...
- Конечно же, - не дал ему закончить сосед. - ВИЦ "Курсор".
Под многозначительным взглядом Максимов вынужден был кивнуть. Не хотелось выглядеть полным профаном или казачком засланным.
А потом уже вспомнил, что в перестроечную вольницу, когда завеса секретности рухнула, как занавес в Большом театре, окатив всех пылью, притчей во языцех в определенных кругах стал научный центр с армейским названием. Кое-кто утверждал, что у "Курсора" есть и номер воинской части, как у всякой секретной "шарашки". Но из каких великих соображений в "Курсоре" собрали от метеорологов и астрофизиков до геологов с палеоантропологами? Какая нужда военным в знаниях о протообезьянах, ничего после себя не оставивших, кроме груды обтесанных камней и проломленных черепов современников, так и осталось великой государственной тайной. Союз рухнул, а в воспрянувшей на его обломках России научного центра со странным названием "Курсор" не обнаружилось.
- Друзья, в порядке исключения даю слово. Но в дальнейшем, попрошу! провозгласил председатель. - Господин Новиков, прошу на трибуну. Ровно десять минут. Регламент, друзья мои, будем уважать регламент.
Зал загудел, как улей перед массовым вылетом.
- Посмотрите туда! - прошептал сосед, указывая легким движением мизинца в левый угол зала. - Воронье из общества "Друзья здравого смысла". Заокеанские соратники Мамонта. Обещали поспособствовать мантию в Итоне получить, голову на отсечение даю!
Максимов бросил взгляд в указанном направлении.
Ничего сногсшибательного. Обычные майоры-полковники из Лэнгли. Научные работники с волчьими улыбками и глазами специалистов допросов "третьей степени". От родных "наблюдателей" их отличала только провинциальность в одежде. Носить "Хьюго Босс" им, видимо, запрещал устав ЦРУ, дядьки рядились в пиджачки в клеточку и хлопковые рубашки с цветастыми галстуками. Наши, не таясь, шиковали.
Справа по проходу прокатилась упругая волна ветра. Максимов повернул голову и успел только увидеть спину идущего к сцене человека.
Шел он парящей походкой мастера боя. Со спины смотрелся очень правильно, уравновешенно вылепленным: вытянут от длинных ног к широким плечам, стянут в талии. Гордая посадка головы на удлиненной шее и свободные, не закрепощенные движения рук. Во всем теле чувствовалась текучая, хлесткая сила. Одет он был нейтрально: кроссовки, джинсы, свитер с кожаной жилеткой, можно в драку, можно в контору, где к одежде особо не придираются.
- Он - кто? - шепотом спросил Максимов у соседа.
- Биолог. Две монографии по высшей нервной деятельности семейства псовых в сборнике МГУ. Потом - все по линии "Курсора", - с многозначительной миной закончил сосед.
Новиков легко взбежал по лестнице, встал за трибуну. Подставил узкое лицо в обрамлении длинных волос и с кляксочкой бородки под взгляды собравшихся. Легко их выдержал. Ведя взглядом по залу, загасил шум и перешептывания.
- Дамы и господа, коллеги, друзья, - начал он сухим голосом. - У меня ровно десять минут. Прошу почтить минутой молчания Ашота Михайловича Матоянца, трагически погибшего четыре дня назад. Ему я обязан всем, что имел, сохранил и приумножил. Многие в этом зале, того не подозревая, в неоплатном долгу перед этим человеком. Прошу встать.
Сказано было без всякого нажима и слезы. Но весь зал встал.
Максимов, стоя вместе со всеми в траурном молчании, незаметно поигрывал пальцами рук, стряхивая через них излишнее напряжение, пружиной взвившееся в теле. Сколько ни получай оплеух от судьбы, а к ее капризной непредсказуемости никогда не привыкнешь.
"У Булгакова хорошо сказано: "Как забавно порой тасуется кровь". Осталось только добавить - особенно пролитая, - подумал Максимов. - Никогда не знаешь, когда и где в нее вляпаешься".
- Прошу сесть, - тихо произнес Новиков.
Все с каким-то облегчением, словно стряхнули с себя наваждение, стали усаживаться. Многие недоуменно переглядывались.
- Итак, у меня девять минут, - начал Новиков другим, энергичным, взведенным голосом. - Уверен, в этом зале еще не раз прозвучит фамилия Прошнева. В самых различных контекстах. Что и понятно, мы уже не раз собираемся отдать должное человеку, прозябавшему в научной безвестности до самой смерти, так и не дождавшемуся выхода из печати труда своей жизни "О начале человеческой истории". Наше собрание - еще один пример истины: мы ничего не забываем и ничему не способны научиться.
Шум в зале стал подниматься и вдруг пропал, словно выключили звук.
- Позволю себе привести краткую выжимку идей самого профессора Поршнева и его последователей.
Предок человека не самая "умная" из обезьян, а самая мерзкая, слабая, приспособленчески хитрая и коварная тварь из всех, что имела Природа в своем распоряжении. Мало того, что Прачеловек питался падалью и трупами, для разделки которых и использовал пресловутые "орудия труда": все эти кремневые тесала, ковырялки и скребки, на которые молятся до сих пор палеоантропологи. Но он еще и был адельфагом - пожирателем себе подобных.
Именно систематическое убийство и пожирание соплеменников стало коренным преимуществом этой слабой твари в жизненной борьбе с другими, более "благородными" хищниками. Свой резерв мяса и костей племя всегда несло с собой и могло не бояться бескормицы. Кончатся коренья и трупы животных, пустим под кремневый нож своих. Вот такая убийственная логика. До такого не "додумался" ни один зверь, а Прачеловек, "мысля" таким образом, сделал шаг к Человеку Разумному.
Убийство своих стало нормой, фактором выживания вида. И протостадо начало оформляться в первичное сообщество со строго закрепленными функциями по линии "пожиратель - жертва". Одни от рождения имели "волю к власти" способность направлять агрессию на своих, видя в них потенциальный кусок мяса. Другие, имевшие "власть над волей", удачно имитировали повадки сильных и "разъясняли" слабым, обреченным на заклание, почему мир устроен так, а не иначе. Из первых, агрессоров и хищников, впоследствии выросли цари и тираны. Вторые составили цвет жречества и идеологического аппарата: от журналистов до светил общественных наук. А основная масса приспособленцев-диффузников стала народом, людишками, быдлом и электоратом.
Вся биологическая эволюция в рамках социума шла по линии выбраковки непокорных. На ранних этапах их просто поедали, позже морили голодом и сажали на цепь. Откройте любой английский роман прошлого века - и вы найдете прекрасно выписанные портреты верных дворецких. Это венец селекции, как овчарка есть высшее достижение в служебном собаководстве. А способы промывки мозгов? От массовых добровольных жертвоприношений ацтеков - по двадцать тысяч за раз! - до двадцати миллионов в ходе четырехлетней войны двух тиранов.
Выжить в условиях общества, которое хуже стаи волков, можно было, либо лучше всех ползая на брюхе перед сильными, либо став сильным, сбросив с себя оковы страха и чуждого внушения. Так появились неоантропы - "новые люди". Они способны к абстрактному мышлению и созданию убедительных образов не хуже, чем самые изощренные профессиональные и прирожденные суггесторы*. Их воля не уступает бешеной жажде агрессора. Но она не разрушающая, а созидающая сила. Сила, направленная на обретение и удержание баланса жизни, а не на организацию вечных встрясок и потрясений, до которых так охочи все правители.
##* Способные к внушению, с полной парализацией критического самостоятельного мышления жертвы.
С момента появления прослойки неоантропов расколотый вид хомо сапиенс обрел шаткое равновесие. Треугольник "хищник - суггестор - жертва" обрел балансир в лице четвертого элемента системы, - речь идет о тех, кто знает законы жизни, но не живет по ним, ощущая всю их противоестественность.
Новиков взял паузу и медленно обвел взглядом зал.
"Все правильно, все занятно, хотя уже немного затаскано, - подумал Максимов. - Но при чем тут бедный Матоянц? Его, положим, сожрали в самом что ни на есть прямом смысле слова. Только связи с голозадыми предками я не вижу".