- Тогда плачь! - равнодушно бросил мужчина. - "Пальчиков" гость не оставил. Но кое-что я насобирал.
Он завел руку за спину и выдвинул стопку пластиковых пакетиков.
- Для трассологической экспертизы хватит. Жаль, что к делу не приобщить.
- Сколько их было? - спросил Иванов.
- О, начинаешь просыпаться! - Мужчина показал указательный палец. Один. Работал без страховки, без обеспечения, без огневого прикрытия. Сам подъехал, сам через эллинг проник в этот бункер. Дальше - догадываешься. Среди твоих знакомых нет такого "солиста"?
- Нет.
- Значит, будем искать. - Он стал раскладывать по карманам разгрузочного жилета пакетики. - Куда, кстати, Злобин поехал?
- К егерю.
- Откуда информашка? - Мужчина на секунду поднял голову.
- У меня зам по следствию на прикорме. Отзвонил вовремя.
- Ну, поздравляю! Агентурист ты опытный. А в убийствах - полный лох.
- Тебе и карты в руки, - проворчал Иванов.
Мужчина легко спрыгнул на пол.
- Не грусти, Василий Васильевич. Жизнь продолжается. - Он подошел вплотную, протянул Иванову пистолет. - Злобин к егерю поехал. А мы, догадываешься, к кому поедем?
Иванов опустил взгляд на пистолет в руке мужчины. Выдерживать взгляд его глаз, выстуженных до стального отблеска, сил не было.
- Через полчаса жду у поворота к пионерлагерю "Горнист". Мужчина сунул в непослушные пальцы Иванова пистолет и пружинистой, волчьей походкой прошел в дальний конец бункера. Скрипнула стальная дверь. В помещение вплыл запах реки. Дверь захлопнулась.
Тихо загудела лестница под осторожными шагами. Потом все стихло.
В вязкой, гнетущей тишине подземелья Иванов не выдержал.
Вскинул ко рту руку с пистолетом, до скрипа закусил кожу на запястье и сдавленно завыл раненым зверем.
Глава девятая
Ловцы человеков
Неправда, что воруют только сейчас и только в России. Воровали везде и всегда. Уверен, даже в каменном веке друг у друга топоры тырили. Потому что такова природа хомо сапиенса. Разумный человек понимает, что легче взять чужое, что плохо лежит, чем потеть самому.
Как точно выразился один небесталанный поэт: "Чем завидовать и страдать, лучше сп...ть и пропить". По точности, сочности и конечной стадии формулировки легко догадаться, что фраза принадлежит русскоязычному автору.
Законы, мораль, идеология и религия пытались исправить человеческую натуру или хотя бы загнать ее в рамки приличий. Безуспешно. Универсальность и неистребимость стяжательства и упорная закостенелость человека в тяге к чужому привела к парадоксальному выводу: если человек не поддается перевоспитанию, надо изменить общество, в котором он обитает. Авось хоть это поможет.
Внук великого раввина и друг английского фабриканта, а по совместительству борец за счастье пролетариата Карл Маркс посвятил этому вопросу целый талмуд под названием "Капитал".
В фундаментальном, прежде всего по весу, труде Маркс обосновал гениальную мысль: следует упразднить как класс капиталистов, захвативших рычаги управления экономикой и нагло присваивающих себе в качестве зарплаты "прибавочную стоимость", а на их место поставить руководителей-коммунистов, которым в силу высокого духовного развития ничего не надо, - и на пролетариат просыплется золотой дождь в виде процентов с общенародного капитала. Молочные реки, кисельные берега, по бабе каждому и полное удовлетворение потребностей гарантируются государством победившего пролетариата.
Странно, но в Европе, где забродил призрак этой идеи, не нашлось желающих воплотить его в жизнь. Выручили русские марксисты, читавшие Маркса в переводе. Хотя "пятая графа" у большинства большевиков несколько хромала, по духу они все же были глубоко русскими людьми. Русский же он как: прочтет случайно найденную книжку без обложки, поскребет в затылке, оглянется окрест, и душа его скорбью полна станет. А от полноты чувств народ-богоносец такое учудить может, небесам тошно станет!
Творчески переосмыслив наследие раввинского внука, симбирский дворянчик добавил к ним десяток томов собственных комментариев, в которых критиковал других комментаторов, и, дождавшись полного бардака, научно называемого "революционной ситуацией", прокартавил: "Революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась!"
Верные соратники в президиуме дружно прокартавили: "Ур-ра!".
"Ур-р-ра!" - подхватили набившиеся в Смольный дезертиры, матросы со стоявших на приколе кораблей Балтфлота и пролетарии с бастующих заводов, высыпали на улицу и рванули делать эту самую революцию.
За какой-то десяток лет, что для сонной России - не время, теорию Маркса воплотили в жизнь. Всех собственников законопатили в землю, землю отдали крестьянам, а остановившиеся без фабрикантов и капиталов заводы достались рабочим. Уцелевшие в Гражданской войне марксисты встали у руля страны.
Так как рулить пока было нечем, ибо экономика скатилась на уровень средних веков, они стали устраивать мировую революцию, разбираться между собой, добивать контрреволюционеров, сажать сочувствующих и перековывать трудом сомневающихся.
В самый разгар этого увлекательного процесса местечковая революционерка Фанни Каплан зачем-то выстрелила в симбирского дворянчика, успевшего стать вождем мирового пролетариата. Вождь умирал два года, интригуя до последнего дня, для чего написал завещание к съезду партии и работу "Как нам реорганизовать Рабкрин". Чем окончательно всех запутал.
Но к власти, оттерев теоретиков, уже прорвался прагматик Сталин. Он припрятал завещание, а последнюю статейку вождя приказал всем изучать, как "Отче наш". Чтобы лучше усваивалось, лично дополнил ее капитальным трудом "Краткий курс марксизма-ленинизма". На этом в России на фундаментальных изысканиях в марксологии был поставлен крест. Маркса канонизировали, Ленина обожествили, обязали всех восхищаться их трудами, критиков и вольных толкователей сажали.
Очевидно, Сталин первым понял, что теория разошлась с практикой. Народ, а от него остались только победивший пролетариат и ставшее колхозным крестьянство, опять начал воровать. По теории - сам у себя, ведь собственность стала общей. А воровать у самого себя, - это уже психиатрия, а не политэкономия.
Бог с ними, с темными, "Капитал" по слогам читающими. Но к процессу подключились даже свои, подкованные в марксизме товарищи из ЦК. Говорят, даже у рыцаря Революции Дзержинского на счету образовалось семьдесят миллионов швейцарских франков. И когда сверх занятой шеф ЧК столько заработать успел, если до обеда допрашивал, а с обеда до ужина расстреливал? Не на ночь же работу брал? Наверное, как приватизатор Альфред Кох, книжки писал, по полмиллиона за авторский лист.
Как известно, разобрался товарищ Сталин с товарищами по-своему. Обозвал "уклонистами", капиталы экспроприировал, а самих капиталистов-коммунистов расстрелял. Кому повезло, получили срок в пять пятилеток и поехали на лесоповал бесплатно создавать "прибавочный продукт".
К вопросу сохранности собственности новый вождь подошел диалектически: простым гражданам за карманную кражу стали давать три года, за тягу госсобственности, что плохо лежала, - две пятилетки исправительных работ.
Крепла и хорошела родная страна, неуклонно возрастал уровень благосостояния народа. А народ все равно подворовывал.
Для борьбы с этим социально чуждым, но неистребимым явлением в системе МВД создали отдельное направление - отделы по борьбе с хищениями соцсобственности - ОБХСС.
Сразу надо заметить, несмотря на созвучие, с немецкими элитными "СС" ничего общего не имеющие. Возможно, воюй ОБХСС, как пресловутые "CC", профессионально, бескомпромиссно и беспощадно, за пару поколений отбили бы условный стяжательный рефлекс, и стал бы советский народ не только самым читающим, но и единственным в мире не ворующим. Но такая задача перед ОБХСС не ставилась.
Мудрая партия понимала, что, во-первых, за пятилетку не исправить то, что закладывалось веками, а, во-вторых, люди не воруют, а по собственной инициативе исправляют огрехи в государственной системе распределения благ. Поэтому задача перед ОБХСС стояла не столь экономическая, сколько политическая. Главное было - не пресечь разбазаривание и расхищение народного достояния, а не дать этому процессу перевалить за опасную грань, за которой украденное превратится в капитал, достаточный для захвата власти. Народной собственностью Кремль готов поделиться с кем угодно, но властью никогда.
Василий Васильевич Иванов начал карьеру с должности рядового опера ОБХСС. Постепенно постигая премудрости усушек, обвесов, обсчета, присадок и приписок, он рос в звании и набирался житейской мудрости. Щенячий азарт, когда тявкаешь и пытаешься вонзить молочные зубки во все движущееся, быстро остыл. Юношеские амбиции, когда ищешь дела не по зубам, развеялись, не создав необратимых последствий. Мудрость опера приходит не с годами, а с уголовными делами. Только мудрость эта горькая, как у солдата-окопника.
Иванов, - человек склонный к философским обобщениям, - сумел заглянуть дальше и глубже сермяжной правды оперов. Он понял, что зло, с которым ему поручено бороться, есть неотъемлемая часть системы.
В системе централизованного учета, планирования и распределения благ был скрыт фундаментальный порок. Человек хочет жить хорошо сейчас, а не в загробном мире или в светлом царстве коммунизма. И чтобы он не начал удовлетворять собственные потребности прямо сейчас, а не тогда, когда это запланировала партия, к нему следует приставить вертухая с наганом и по два стукача. Долгое время эта модель отношений государства и человека работала. Но умер Сталин, расстреляли Берию, а Хрущев взял да и ляпнул про коммунизм к восьмидесятому году. За одно это его надо было снимать с Генсеков.
Народ - он дурак только на партсобраниях и в день выборов, а по будням хрен его надуешь. Все быстро смекнули, что обещанное счастье всенародное не наступит никогда. И принялись строить индивидуальный коммунизм. Кто как мог и кто как его понимал.
Броуновское движение индивидуальных воль рано или поздно получит вектор развития. И, как сорвавшуюся лавину, его уже ничто не остановит. Разовые хищения к семидесятым годам слились в общую систему "организованных хищений в особо крупных размерах", выражаясь языком УК СССР.
О масштабах хищений общенародного добра мог судить любой не жалующийся на зрение и голову. Стоило пройтись по улице и наметанным глазом осмотреть фланирующую публику, как в голове рождались невеселые мысли. Практически весь модный ширпотреб никогда Госпланом не планировался, однако в ассортименте имелся. Производство и сбыт были налажены в государственных масштабах, но ни руководящая партия, ни рулящий Совмин к этим достижениям народного хозяйства не имели никакого отношения. Кто же тогда организовал это экономическое чудо?
Иванов считал, что в дело вступила стихийная самоорганизация масс. Цеховики, валютчики, фарцовщики и работники торговли, косяком идущие по соответствующим статьям, к этой экономической пугачевщине имели касательное отношение. Какая разница, кто именно набился в подельники к Пугачеву, когда Русь восстала?