Восточный танец
На следующее утро Глава Северного Ветра чествовал в своем Поместьедолгожданного гостя с ленивыми движениями, пресыщенным выражением и искушенным взглядом. Учтиво и сдержанно без излишней угодливости Глава Северного Ветра доброжелательно приветил его. В честь гостя в павильоне Торжеств был устроен роскошный пир с редкими яствами и лакомствами. Гость вежливо, но равнодушно без всякой заинтересованности смотрел вокруг, его речи были вежливы и добродушны, только было заметно, что все его помыслы заняты другим. Со вздохом посмотрел он на пиршественные столики, сказав, что прибыл сюда единственно потому, что хотел предаться приятной беседе с Главой.
Видимо здешние разносолы как и скромная обстановка не впечатлила его, но это не означало, что он не был благодарен за гостеприимство. Когда Глава с гостями, Хранителями, невестой и ее родственниками устроились за пиршественными столиками, внимание гостя вдруг захватили девушки-служанки, которых он разглядывал исподтишка. К Главе подошел слуга и что-то шепотом доложил. Глава повернулся к гостю.
— Танцовщица нашего клана пришла вас развлечь. Будьте великодушны к ее безыскусному исполнению. Я сам узнал об этом только что. Видимо мои слуги специально пригласили ее из Сяофена. Увы, я не помню, чтобы они старались так ради меня.
Гость рассмеялся и сказал, что ему уже любопытно, приготовившись терпеливо вынести нечто провинциально не умелое, конечно же, умолчав, что танцами его развлекали чуть ли не каждый день. Он был хорошо воспитан, чтобы простить неуклюжесть и посредственность здешней танцовщицы, лишь бы не обидеть хозяина. Налил себе вина из фаянсового кувшина, что бы выдержать скучное зрелище как ожидалось, здешнее вино оказалось кислым. Но это ничего, он готов вытерпеть все, лишь бы увидеть ту, что так поразила его вчера, вытащив из бездны, буквально отвоевав у смерти. И дело не в том, что она спасла его, а в том, что он не стал для нее трехпалой Чань Чу, которой ей посчастливилось вытянуть, а одним из многих, которым бы на так же помогла.
*Трёхлапая жаба — символ богатства, жаба с тремя лапами. Некогда была существом злобным и мстительным настолько, что люди обратились к Будде. В процессе обуздания жаба утратила одну из своих лап. В качестве расплаты за свои грехи выплёвывает золотые монеты. Поэтому изображается сидящей на стопке золотых монет и держащей одну во рту, часто с красными глазами и ноздрями.
Он раздумывал над тем, как выкупит ее у семьи и уговорит мужа, расстаться с ней, улестив переездом в столицу на полное его иждивение. Он готов был пообещать все, чтобы они ни попросили и, конечно же, пристроит всю ее родню, да хоть всю деревню, попроси она. Только тот единственный усталый и короткий разговор с ней, подсказывал, что это будет не просто.
Между тем в зал вошла танцовщица, одетая на манер женщин Западных пустынь. Обычно, такие исполняли редкий в Лияне, танец живота и подобных искусниц было одна две на всю столицу. Держа в руке чарку из оникса, гость смотрел на приближающуюся к его столу молодую женщину со все возрастающим интересом. Ее лицо до глаз было закрыто короткой воздушной вуалью.
Шаровары из голубого шелка, как и очень короткая кофта, открывали гладкий плоский живот, который, как и оголенные руки покрывали длинные нити из бусин и бисера. Запястья и щиколотки украшали браслеты из мелких бубенцов, издававших рассыпчатый мелодичный перезвон.
За ней шел барабанщик — молодой человек с серьезным лицом и невысокая, хрупкая девушка-флейтистка. Поставив барабан на пол, он уселся перед ним в стороне, прежде поклонившись Главе и гостам. Девушка-флейтистка смущаясь, устроилась рядышком. Подойдя к столу гостя и хозяина, танцовщица, прижав ладони к животу, поклонилась. Послушался тихий барабанный перестук, призывающий к началу действа, все ускоряющий ритм, становясь все громче.
Без плавных и мягких переходов, обычно начинающие танец, танцовщица вдруг, подняв руки, закружилась на месте, обдав гостя и хозяина благоуханной волной тонкого аромата, делая его почти физически видимым из-за взметнувшихся бисерных нитей, что создавали впечатление блестящих благоуханных струй. Блестящие нити разлетались, открывая плоский совершенный живот и гладкие руки.
Барабанный ритм начал затихать, замедляя темп танца, пока танцовщица не остановилась, а перезвон бубенчиков на ее запястьях и щиколотках стих. И когда барабан умолк, в полной тишине мелко и дробно зазвучали бубенцы, от ритмично вздрагивающих бедер, живота и плавных движений рук. При всех ее манящих, призывающее соблазнительных движениях, глаза девушки были скромно опущены.
Но только подумалось, что танцовщица замедляя танец, вот-вот остановится опять, как барабан неожиданно забил в бешенном ритме и девушку словно снесло ураганом от столов гостя и Главы на середину зала. И когда она, вытянув руки к гостю, семеня и бренча бубенцами, уносилась от него спиной вперед, не спуская больших темных глаз с его лица, вдруг застыла на месте. Барабан успокоился, как будто приглаженный нежными звуками флейты. Миг тишины. Стукнул барабан — дернулось бедро, и мелко задрожали бубенцы. Вновь бухнул барабан — вздрогнуло другое бедро, как бы отдельно от тела, потому что плечи и руки танцовщицы оставались неподвижны. Прервав буханье барабана, флейта изгнала его резкие звуки и теперь ее нежную мелодию повторяли плавные и округлые движения рук, изгибы талии и бедер… И тут нетерпеливо забил упрямый барабан под чей ритм ходуном заходили живот и бедра исполнительницы.
Зал Торжеств не дышал. У гостя, что зачарованно смотрел на танец, из рук выпала чарка, стукнувшись о стол и расплескав содержимое. Глава смотрел с неподвижным лицом, ничего не выражающим лицом.
Даже исполнение восточных танцовщиц, которые видел гость, не были столько темпераментны, порывистыми, со столь отточенными движениями, эмоционально стремительными и откровенно возбуждающими. Танец напрочь сносил голову, проносясь ураганной мощью чувственного впечатления.
Привыкшие к плавным, изящным, даже деликатным танцам, зрители невольно поддались учащающемуся барабанному ритму. Кто-то, не удержавшись хлопал, кто-то постукивал ногой в такт поднимающий дух, барабанной музыке. Но вот он резко смолк и в звенящей тишине, танцовщица поклонилась. Гость в неистовстве вскочил на ноги.
— Это же… это же… Пофиг! — взволнованно воскликнул он. — Я бы узнал тебя в любом убранстве.
Он поторопился выйти из-за столика, чуть не опрокинув его, спеша к ней.
— Я впечатлен… впечатлен, — бормотал он взволнованно. — Это самый чудесный танец, что я когда-либо видел. Клан Северного Ветра поистине может удивить.
Под общие восторги и хлопки, Глава до того, не спускавший с танцовщицы глаз, следуя взглядом за каждым ее движением, что не укрылось от внимания тех на пиру, что в свою очередь не сводил с него глаз, закашлялся. Его невеста тревожно подалась к нему.
— Уедем со мной, — подошел знатный гость к танцовщице на глазах у всех почти вплотную. — Разве ты не хочешь выбраться из этой дремучей глуши? Ты увидишь роскошь и блеск столицы. Ты станешь единственной для меня, — с тихой страстью, чтобы слышала лишь она, говорил он, заставляя присутствующих мучиться любопытством. О чем они негромко беседуют, стоя посреди залы?
— Не находите, что это грубо и вызывающе? — шепнула Главе его невеста. — О чем идет разговор у этих двоих?
Молча поднявшись, Глава подошел к гостю, встав позади него.
— Благодарю, — ответила в это время танцовщица гостю. — Но я не могу уехать.
— Почему? Тебя здесь кто-то держит? Если так, я выкуплю тебя, — тихим шепотом уверял ее гость.
— Не все можно купить, господин.
— Ты так думаешь? А если я предложу то, чего так жаждет ваш клан, в обмен на тебя?
— Вы не можете… — шагнул к ним Глава, но гость, подняв руку, остановил его.
— Вы сами сказали, что все решает она, — напомнил он, не оборачиваясь к нему. — Ну, так как?
В зале повисло молчание, полное томительного ожидания.
— Разве любовь покупается? Разве она не даруется? Вы потому думаете обо мне, что мы ночью пережили опасность и сейчас кладете к моим ногам то, что имеете. Взамен вы требуете моей любви, но я не могу полюбить вас.
— Это не важно. Я подожду, — с готовностью проговорил он. — Ты спасла меня бескорыстно, ты ничего не просила и не просишь. Взамен я, ничего не требуя, отдам клану документ. Мне он не нужен.
Танцовщица поклонилась и вышла. Следом последовали ее барабанщик и флейтистка. Глава закашлялся и вернулся на свое место за пиршественным столом. Гость сел рядом, желая поговорить о танцовщице, но Главу некстати одолел удушающий приступ кашля. К нему тотчас поспешил Хоу, помог подняться. Прижимая платок к губам, дафу жестом попросил прощения у гостя и своей нареченной и вышел из зала Торжеств. Третий мастер проводила его беспокойным взглядом.
Как только Глава покинул зал и отослал от себя Хоу, его глухой кашель чудесным образом пропал и он быстро прошел в Тихие покои, где его ждала танцовщица. Она повернулась к нему от стола, глядя вопросительно и тревожно. Переступив порог, Глава решительно пошел на нее.
— Что? — испугалась Ли Мин, готовая к нагоняю, и отступая, когда он молча оттеснил ее к стене. Он чуть ли не вжал ее в стену, так что ей пришлось упереться руками в его грудь, чтобы хоть немного, отодвинуть от себя.
Глядя в ее лицо опаляющим взглядом, Глава нетерпеливо перехватил ее запястье и, вздернув руки над головой девушки, притиснул ее к стене, прижавшись губами к ее губам. А после накинулся. Она засопротивлялась его безудержным поцелуям, пытаясь остановить, но он был безжалостно и неумолимо настойчив.
— Немедленно… сейчас же… — задыхаясь, бессвязно бормотал Глава.
Она была в его руках, что прижали к горячему напряженному телу. Сердце его бухало, дыхание прерывалось. Безостановочные поцелуи жестким, язык бесновался в ее рту, а руки нетерпеливо срывали, стягивали с нее шаровары, оголяя бедра. Она дернулась, стремясь высвободиться, еще помня, где они, но Глава, просунув колено между ее бедер, сжал ее грудь.
— Обними… — потребовал он, оторвавшись от ее рта.
Его пальцы, только что ласкавшие ее грудь, прошлись прохладой меж ее ног.
— Ты сочишься, — выдохнул он в ее губы и, взяв ее руку, прижал распластанной ладонью к своему паху.
Она легонько погладила его возбудившуюся, вздрагивающую от нетерпения плоть.
— Осторожно… иначе изольюсь, — стонал он, опять прижав ее к стене. — Надо… в тебя.
Она тут же подняла колено, открываясь ему. Сразу же горячее и сильное, неотвратимо вошло в нее. Оба издали стон. Она вцепилась в его напряженные каменные ягодицы. Вот они расслабились и таран внутри, подался из нее. Она протестующее всхлипнула, и он жестко всадил себя в нее… Теперь его было не остановить, он бил и бил в податливую, мягкую мишень, яростно стискивая ее, пока она не вскрикнула от бури наслаждений, когда он буквально насадил ее на себя.
И сам, уткнувшись ей в шею, глухо застонал, не отпуская ее, пока его тело сотрясали конвульсии. Переведя дух, он, подхватив ее под бедра так, что она вынуждена была обхватить его ногами, сел на табурет и посадил ее на себя.
— Я был не слишком груб? — шепнул он тревожно, обнимая ее. Он плохо помнил себя, настолько сильно было его желание.
— Нет, — ответила она, утомленно положив ему голову на плечо. — Ты был просто нечто.
— Я соскучился, — шепнул он в ее волосы. — И мне мало…
— Мне тоже.
Тогда прижавшись губами к ее виску, он шепнул:
— Давай, родим ребенка.
— Кем же он станет здесь, где все кичатся своим происхождением?
— Сделаю тебя госпожой, — проговорил он, торопливо возясь с ее одеждой.
— Нет, подожди, — отвела она его руки. — У тебя же есть невеста…
— Ли Мин, прощу тебя, дай мне все это решить, — снова взялся он за ее одежды.
Она ощутила, что его плоть снова поднялась и с помощью его рук, держащих ее под ягодицы, она приняла его в свое еще не остывшее влажное лоно. Глава обнял ее, запахнув за ее спиной полы своего жемчужного плаща так, что они оказались закутаны в него словно в кокон.
— Ужас… что ты вытворяешь… — пробормотала она увлеченная ощущениями, которые он в ней поднимал.
— Согласен… но это жизнь. Мы единое целое, — не переставая двигаться, он поцеловал ее, и она, задумчиво кивнула. — И прошу, больше так не танцуй, я и так еле сдерживаю себя… Ты услышала мои слова?
— Да, — вздохнула Ли Мин, потому что при воспоминании о танце, он задвигался в ней энергичнее и жестче.
— О-ох… — выдохнула она протяжно.
— Небо… — вторил ее мужчина.
Когда оба успокоились и привели себя в порядок, Ли Мин обеспокоенно спросила:
— Но, как быть с гостем? Вдруг он передумает отдавать документ и вновь проявит настойчивость насчет меня?
— Не переживай. Если он опять примется уговаривать тебя, я скажу, что ты принадлежишь мне.
То ли Глава все же намекнул одержимому Ли Мин знатному гостю, что она принадлежит ему и тот не посмел обидеть хозяина Северного Ветра. То ли решил, быть верным своему слову и дать Ли Мин самой все решить. Тем не менее, документ, столь необходимый и желанный императору, гость передал Главе, поставив единственное условие, что Ли Мин станцует для него еще раз. О желании гостя ей сухо передал недовольный лекарь, вернувшись вечером из Поместья, откуда Ли Мин, по велению Главы, удалили от греха подальше.
— Но как же мой барабанщик и флейтистка? Они же вернулись в Снежные Листопады, — озадачилась Ли Мин.
— За ними уже послали. Однако Глава заявил, что это на твое усмотрение и если ты не хочешь, не танцуй, он вернет документ владельцу. Это слова Главы, я же тебе велю, иди и сделай то, что хочет гость. Давай, доставай свои восточные тряпки.
Так с узлом одежды, понукаемая, отстающим от ее быстрого шага лекарем, Ли Мин в одночасье добралась до Поместья, где у ворот их нетерпеливо ждал Хоу. Первое, что он сказал, увидев ее, это:
— Господин будет недоволен.
Вскоре подошли флейтистка и барабанщик со своими инструментами. Кажется, они подружились, а то во время репетиции вечно ругались обвиняя, друг дружку в ошибках и промахах. По дороге в павильон Торжеств Ли Мин объяснила им, что от них требуется. Всю дорогу до Поместья она решала дилемму, как ей теперь быть. Ведь она пообещала Главе не танцевать «так», отягощая их непростое положение. Но и отказать нужному человеку и гостю, тоже не могла. Все же от него зависело многое, и он отдал желанный документ почти бескорыстно — за ее танец.
Когда Хоу тихо доложил Главе сидевшему за пиршественным столиком, что пришла Ли Мин и что она готова танцевать для гостя, он лишь стиснул зубы.
— Что-то случилось? — опустив чарку, с живейшим интересом подался к нему, сидящий рядом гость.
— Танцовщица станцует для вас, — ровно сообщил Глава, которому предстояло со стоическим равнодушием пережить очарование и соблазнительную женственность своей возлюбленной.
— Замечательно! — оживился гость и с этого момента с нетерпением ждал появления Ли Мин, чтобы еще раз увидеть ее, а может быть даже уговорить уйти с ним. И, наконец, этот момент настал.
Ли Мин вошла в зал в сопровождении уже знакомой флейтистки и барабанщика. Она была в тех же восточных одеждах, украшенных бисерными нитями, только на этот раз лицо ее прикрывала не вуаль, а темная широкая повязка на глазах. Но даже не это изумило сидящих в зале Торжеств, а то, что она держала в руке саблю.
Она остановилась посреди зала. Ее тело вытянуто и напряжено как клинок в ее руках. Длинные ноги, высокая грудь. Волновало все. Бесстрастное лицо, широкая повязка на глазах в опасном танце с клинком.
На это раз главной была флейта, чью протяжную тягучую напевность, разбавляло глухое барабанное буханье. Зал замер.
Она стояла неподвижно, держа меч вертикально перед собой. Все тело словно окаменело и меч в ее руке — прямой, гладкий, остро отточенный клинок.
Она дождалась, когда нежно запела флейта и неспешными, плавными движениями, пристроила на макушку саблю, поставив ее на лезвие, и замерла.
Через мгновение неподвижность холодного клинка, как и четкую неподвижность рук, бедер и плеч, начало оттенять волнообразные движение живота, начинавшиеся, едва заметно от бедер, постепенно набиравшее силу в такт убыстряющегося барабанного ритма.
Но вот двинулись рука, сгибаясь и разгибаясь сломанными безвольными движениями. Деревянно сдвинулось, чуть повернулось тело, будто сдвинули статую, что неожиданно толкнулось бедром, но плавно потушила движение.
Потом толчками задвигались бедра, переходя в волнообразные движения. Одновременно в охватившей танцовщицу мелкой дрожи, затряслись, зазвенели колокольчики и монисты, соревнуясь с барабанным ритмом. Бедра и живот начали ходить ходуном, но в этом бешеном темпе плечи, грудь и голова на котором покоился на лезвии меч, оставались неподвижны
Гости зачарованно смотрели на завораживающие движения танцовщицы. И не понятно от чего больше сжимались в волнении сердца и перехватывало дыхание: от обольстительных ли движений бедер, ходящих, словно маятник под волнующий кровь, барабанный бой. Или от того, что при чувственной пластике тела, лицо танцовщицы с широкой плотной повязкой на глазах, оставалось бесстрастным.
Вот она взяла меч и, подняв его с головы, одним волнообразным движением прогнулась животом и бедрами вперед и назад. А выпрямившись, снова аккуратно положила меч, держа его двумя руками, лезвием на макушку, при том, что бедра не переставая выписывали восьмерку ритмично позвякивая монистами под барабанный ритм и напев флейты.
Когда поднялась на цыпочки, а волнообразность движений бедер словно передалось рукам, вдруг рывком опустилась на пол, на бедро, удерживая на голове меч. Держа голову прямо и сохраняя полную бесстрастность, она медленно легла на бок, перевернулась на другой, продолжая удерживать меч. Зал испуганно и напряженно следил за каждым ее движением, затаив дыхание, ожидая, что меч вот-вот, упадет на пол с металлическим звоном.
Но танцовщица плавно встала на колени, молитвенно сложив перед собой ладони. Зрители перевели дыхание. Казалось бы, необычный танец закончен, как вдруг она, держа голову, на которой покоился меч, начала откидываться на спину, прогнувшись назад так, что коснулась пола лопатками. И так же медленно без видимого напряжения выпрямилась и поднялась.
Зал не дышал. Все это время зрители в страхе ждали, что сабля упадет, и все усилия танцовщицы с повязкой на глазах будут напрасны. И когда она двумя руками сняла, наконец, с головы саблю, с облегчением перевели дыхание.
Но танцовщица принялась вдруг описывать оружием опасные круги вокруг своего тела, как будто стесывала его острым лезвием все лишнее с себя. Гости напряглись, игра с опасным оружием продолжалась. Движение становилось все быстрее, сабля-ятаган свистела в опасной близости от плеч, груди, живота и бедер. И вдруг она резко остановилась, застыв изваянием, держа ятаган вертикально перед собой, вновь застыв изваянием с последним ударом барабана. В том же положении с какого начинала свой необычный танец. Эх, недаром на репетициях с нее снимали семь стружек.
И словно закончилось волшебство, пирующие задвигались, послышались вздохи и шепот. Гость поднялся из-за столика, и решительно направилась к танцовщице, с тем видом, словно для него больше никого не существовало, ни гостей, ни Глава. Он подошел к ней, глядя в неподвижное лицо с повязкой на глазах, горящим взором.
— Я твой, — страстно проговорил он и накинул ей на шею медальон. — Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Но девушка стояла неподвижно, храня бесстрастное молчание будто и, впрямь, перед ним была статуя.
Главу ъоть и подмывало сорваться с места и вмешаться в разговор этих двоих, все же проявил завидную выдержку, оставшись сидеть за столом. Ему лишь оставалось наблюдать с ироничной улыбкой за которой прятал жгучую ревность.
Он бы все-таки подошел к дорогому гостю, рискуя вызвать пересуды окружающих: ведь не спроста уже второй раз вмешивается в разговор этой пары, если бы не лицо Ли Мин — бесстрастное и неподвижное словно каменная маска. А, вообще, его окружению уже нужно привыкать к тому, что Ли Мин станет его супругой и госпожой клана.
— Тогда, отныне я тоже слуга Северного Ветра, — решительно повернулся гость к хозяину клана.
Глава был вынужден принять выражение верности вместе с вожделенным документом от своего нового адепта.
Когда ночью Ли Мин пробралась в покои дафу, он ей выговорил:
— Так ты, оказывается, умеешь носить наряды и быть обольстительной?
— Ты что, сердишься? — удивилась Ли Мин. Вообще-то, она была готова к похвале, но никак не к отповеди.
— Сержусь, ты так танцуешь перед другими мужчинами, но ни разу передо мной.
Ли Мин смотрела на него во все глаза. Он что… жалуется?
— Не думаю, что ты дал бы мне дотанцевать до конца — фыркнула она.
— Ах, ты еще и дразнишься…
Они носились по его покоям, пока не повалили лакированную ширму и не опрокинули письменный столик. В двери сунулся встревоженный заспанный Хао, но увидев ученицу лекаря в объятиях своего раскрасневшегося господина тут же исчез. Пришлось угомониться. Когда обе подняв ширму, и вернув столик на место, уселись друг против друга, дафу заявил, что сейчас у них состоится семейный совет.
— Завтра мне уезжать в столицу, чтобы передать документ императору и только Небо знает, когда увидимся с тобой снова, — вздохнул он и замолчал, выжидающе смотря на нее.
— Что? — не выдержала Ли Мин его многозначительного тона.
— Не хочешь отправиться со мной? Ведь это такая возможность полюбоваться роскошью столицы, ты ведь не была там, зная лишь Сяофэнь. К тому же нам не нужно будет разлучаться.
У Ли Мин опустились руки. Вот они начинающиеся сложности и проблемы.
— Разве ты едешь надолго? — спросила она, понимая, что отказывать нужно издалека, ища причину за которую можно зацепиться и причина эта должна быть веской и убедительной.
— То мне не ведомо. Все зависит от желания императора и дела, которое он может мне поручить.
— Я… не могу надолго оставлять стариков и деревню, прости.
Было бы хорошо, если бы он заругался на нее, тогда бы она огрызнулась, и они разругались в пух и прах, тогда бы расставание прошло намного легче. Но Глава лишь сказал:
— Хорошо. Постараюсь обернуться как можно быстрей. Но…
Но? Ли Мин поднапряглась.
— Я поговорю с императором о своем браке с тобою.
Ли Мин медленно выдохнула, прежде чем сказать:
— Не очень хорошая идея. Его величество, хорошо если, просто откажет тебе в этом браке, а то еще и высмеет перед всем двором. Твоя невеста и я состоим в разных весовых категориях.
— Ты меня стыдишься? — неожиданно спросил Глава.
Приехали! Как он умудрился прийти к столь поразительному выводу? И она обижено кинула:
— Ты чего? Разве не ты должен стыдиться брака с такой как я?
Глава улыбнулся.
— Ты же сама была свидетелем того, каких усилий стоило навязать мне брак. Так что мысль, что моя избранница необыкновенная девушка, вполне предсказуема. А, насчет моей нынешней невесты, не беспокойся, я все улажу.
— Не стоит все же торопиться с нашим браком. Твоя нынешняя невеста беззаветно влюблена в тебя и твой отказ, может повлечь непредсказуемые последствия.
— Для меня никаких последствий, все сделает мой недруг Царедворец. Будь уверена, он разрушит этот брак.
— Как?
— Оговорит меня. И тогда мне только и останется жениться на такой как ты. За что я буду благодарен ему во все мои последующие перерождения.
— Мы же и так принадлежим друг другу, правда?
— Нам так хорошо, — согласился Глава, обняв ее за плечи, — что скоро может появиться наш ребенок, и я желаю, чтобы он был законным. Моим детям должен остаться клан Северного Ветра. Так что прошу тебя подумать об этом как следует, — попросил он и отошел к ложу, торопливо снимая одежду.
— Тебе тоже стоит хорошенько подумать, — буркнула Ли Мин, покорно идя за ним. Ночью осторожно ворочаясь, чтобы не разбудить Главу, она думала, что ее проблема с ним становиться неразрешимой.
До рассвета ей так и не удалось заснуть. Еще не поднялось тусклое, осеннее солнце, а она уже тихонько выбралась из покоев Главы. Они договорились, что она не станет провожать его, но ужиная у Фэй Я, после того как закончила корпеть над изготовлением лекарств, слушала рассказ лекаря о том, что в полдень Глава умчался в столицу с небольшим отрядом воинов, дав распоряжение Хранителям и Первому мастеру необходимые распоряжения.
Ся Гэ оставалась ее прежняя обязанность, поддерживать порядок в Снежных Листопадах.
Главу сопровождала его невеста со своей свитой и дорогой гость, ставший адептом его клана, но обоих он оставил позади, позволяя двигаться к столице без спешки. Глава заверил девушку, что к тому времени как она доберется до городских ворот, он устроит все свои неотложные дела.
Ли Мин в отсутствие возлюбленного, ломала голову, как избежать уз брака или хотя бы оттянуть его до следующего лета, потому что напрямую убедить Главу отказаться от этой затеи выглядело бы по меньшей мере странно и подозрительно.
Она и не предполагала, что судьба предоставит ей прекрасный шанс избавиться от неразрешимой проблемы, которым ей оставалось только воспользоваться.
Через две седьмицы, вернувшийся из деревни лекарь, сообщил невероятное: Глава пропал, вместе с сопровождавшим его отрядом.