-- Ну-у! Земляк Аркадия Гайдара?
-- Вы Гайдара не трожьте.
-- Это почему еще?
-- Потому что, если есть на свете человек, которого я уважаю, то это Аркадий Гайдар.
-- Ай да Крот! Вот это номер! Сколько времени тебя знаю, а ты каждый раз открываешься мне новой стороной своего дарования. Я ведь и не предполагал, что ты ценитель героической романтики в литературе... Да и вообще, что ты книги читаешь.
-- Вам этого не понять.
-- Где уж мне! Я ж ведь лаптем свою сборную соляночку хлебаю. Ты мне объясни только, почему заурядные уголовники всегда сентиментальны?
-- Чего мне вам объяснять? Вы и так всех умнее. Давайте лучше о деле поговорим.
-- Давай, не возражаю. Побеседуем.
-- Вы с ним один будете говорить?
-- А ты полагаешь, что без тебя эта экономическая конференция состояться не может?
-- Я этого не знаю. Только я бы хотел быть в курсе дела.
-- В дипломатических и торговых отношениях есть такое понятие -уровень встречи.
-- А вам мой уровень не подходит?
-- Мне вполне. Ему вряд ли. Поэтому представителем нашего концерна буду выступать я. А ты сыграешь роль закулисного советника, эксперта, секретаря и даже личной охраны твоего торгпреда.
-- Это как?
-- А вот как: ты займешь первоначальную свою позицию в этом благословенном шкафу. Пушка при тебе?
-- Всегда.
-- Очень хорошо. Я посажу его спиной к тебе, чтобы ты его все время видел сквозь щелку. Это такой гусь, что с него всего станется. Возражений нет?
-- Хорошо.
-- Ну, спасибо за доверие.
-- Если он клюнет, вы договоритесь здесь товар передавать?
-- И ты еще претендуешь на участие в секретных экономических переговорах! Горе моей седой голове, боль моим старым костям!..
-- Да бросьте, Виктор Михалыч. Мне ведь плохо очень, честно-то говоря...
-- Ты, Крот, дурачок! Как это ты себе представляешь: он понесет отсюда чемоданы с деталями в руках? А если его участковый у подъезда остановит? Или прикажешь ему их доставить через Мострансагентство?
-- Но я хочу быть при передаче...
-- Чего? Товара?
-- Товара. И денег.
-- Ах, тебя волнуют деньги! Такова се ля ви! Судьба товара его не интересует. Его интересуют деньги. До чего же четко у нас разделены функции! Я, как мул, горблю, чтобы этот товар достать, купить, украсть, наконец, сделать, черт побери, а потом его спихнуть Гастролеру. А ты, естественно, озабочен одним -- как с меня сорвать деньги!
-- Если бы не я, фиг знали бы вы про Гастролера. И старичок бы сейчас в этом кресле сидел вместо вас, если бы не я.
-- Вот я и оценил твой труд в третью долю. Поэтому уж не мешай мне довести дело до конца. А насчет денег -- придется тебе положиться на мою порядочность.
-- Придется...
-- Да не трясись ты. Пойми: раз я оставляю тебя здесь, значит, я играю на равных. Так будет и дальше. Встряхнись. И верь -- я тебе друг. Только я умнее тебя и старше. Ну, хватит! Время -- без пяти. Он обещал быть в десять, а люди они точные. Давай полезай в шкаф...
Десять часов
Балашов положил перед собой часы. Его охватила какая-то внутренняя дрожь, и ему казалось порой, что все внутри звенит от напряжения. Он жадно затянулся табачным дымом -- это здорово помогает в ожидании. Ох, какая духота нестерпимая! И нервы, нервы. Сдают? Если бы их можно было подстраивать колками, как струны на скрипке! Чтобы можно было взять их в одном ключе на любую нужную ноту... А-аа, все это колеса...
Крот сидел в шкафу совершенно неслышно. "Вот зверь, -- подумал Балашов, -- я себе представляю, как он там задыхается. Ничего, ничего, пусть попарится".
Звонок резанул, как теркой по коже. Все. Началось. Хромой встал, посмотрел на себя в зеркало. Волосы в порядке, узел галстука на месте, уголок платка торчит из кармана ровно на два сантиметра. Погасил в прихожей свет -- пусть сначала, после улицы, ничего не будет видно. Интересно, как его фамилия? Щелкнул замком:
-- Заходите, господин Макс...
На пороге стоял высокий худой человек в сером твидовом пиджаке. Жесткий воротничок полосатой сорочки резал жилы на красной морщинистой шее. Большой хрящеватый кадык прыгнул -- вниз, вверх.
-- Я хотел видеть Порфирий Коржаев.
-- Я готов с вами беседовать от его имени.
-- Но меня интересует он сам.
-- Я думаю, что беседовать о наших делах, стоя в коридоре, не совсем удобно.
-- С вами я не имею ни о чем беседовать.
-- Как раз наоборот! Именно со мной вам предстоит впредь иметь все дела.
-- Очень интересно. Пожалуйста, я буду заходить,-- он вошел в квартиру, внимательно глядя на Балашова. Не вынимая руки из кармана, стараясь не поворачиваться к Балашову спиной, прошел в комнату. На его серой пергаментной коже от жары и напряжения выступили капельки пота. Элегантный пиджак на Гастролере сидел превосходно, и все-таки в его движениях была заметна какая-то механическая угловатость, которая остается у кадровых военных на всю жизнь.
"Прилично по-русски говорит, -- подумал Балашов. -- Наверное, змей, у нас во время войны научился". Он небрежно развалился на стуле, предложил гостю кресло напротив. Тот, оглядевшись, сел.
Балашов, не вставая с места, протянул руку и достал из серванта бутылку "Двина". Налил себе рюмку коньяку, подвинул бутылку иностранцу.
-- Угощайтесь, господин Макс. Этот напиток не уступает "Мартелю".