Шарапов захлопнул дверцу "Волги", весело сказал Савельеву:
-- Это, милый, пустяки. У тебя стажа еще маловато. От меня жена два раза уходила. Ни-чего! Возвращаются. Поехали!..
Дверь открыла девочка с длинненьким тонким носиком, с грустными черными глазами:
-- А мамы нет дома...
-- Где же Анна Марковна, Женечка? -- спросил Савельев.
-- Она с тетей Зиной в кино пошла.
-- Тьфу, напасть какая, -- разозлился Тихонов. Савельев только вступил в игру, у него сил было больше.
-- А в какое кино?
-- В парк Дзержинского.
-- Женечка, не знаешь, на какой сеанс?
-- На девять часов.
-- Странно, -- взглянул на часы Шарапов, -- если на девять, то она уже должна быть дома.
-- Не знаю, -- пожала девочка худенькими плечиками.
-- А может быть, там две серии? Ты не заметил, когда проезжали, что идет? -- спросил Тихонов у Шарапова.
-- Нет.
-- Давайте так: оставим здесь Быкова. Как придет Анна Марковна, пусть они вместе идут в отделение. А мы поедем к кинотеатру, может быть, картина действительно в две серии, -- тогда сразу ее перехватим, -- предложил Савельев.
-- Дело, -- одобрил Шарапов.
-- Сколько же мне сидеть здесь? -- взмолился Быков.
-- Часок посиди. Пока, -- махнул рукой Савельев. Машины, шипя, рванулись к Останкинскому валу,
-- Ну и вечерок, накатаемся досыта, -- хмыкнул Тихонов.
-- За это имеешь тридцать суток отпуска, -- подмигнул Шарапов.
-- Боюсь, что он мне понадобится прямо завтра.
-- То-то, будешь знать нашу МУРовскую работу, -- съехидничал Шарапов.
-- Конечно, работа, мол, только у вас. У нас -- курорт... Паланга...
Машины развернулись и встали около входа в парк. Савельев уверенно шел по сумрачным аллеям к кинотеатру. Когда перед ними вырос огромный плакат "Безумный, безумный, безумный мир", Тихонов облегченно вздохнул. Сквозь тонкие дощатые стены летнего кинотеатра доносились выстрелы, грохот, вопли, хохот зрителей.
-- Объявляется перекур. А ты, Савельев, пойди разведай, как там и что.
Уселись на скамейку. Шарапов глубоко, со вкусом затягивался папиросой. Внезапно сильной тяжелой волной подул ветер. Дружно зашелестели листья над головой. Тихонов поглядел вверх: в небе вспыхивали и быстро гасли отсветы молний. Он вытер платком пот со щек, шеи, лба и подумал: "Как было бы хорошо, если б стреляли только в кино!"
Спросил:
-- Как ты думаешь, Владимир Иваныч, мир действительно безумный?
-- Не-а, мир разумен. И добр. Нужно только уничтожить все, что плодит зло.
-- Ничего себе, простенькая работенка!
-- Была бы простенькая, не держали бы таких орлов, как мы с тобой, -засмеялся Шарапов.
Вынырнул из темноты Савельев. Рядом с ним шла женщина.
-- Ты посмотри! -- ахнул Тихонов. -- Он вроде ее из кино выудил!
-- Здравствуйте, ребята, -- просто, как со старыми знакомыми, поздоровалась женщина. В руках у нее была пачка вафель. -- Сейчас мы с Савельевым подумаем, в каком доме это может быть, а вы пока погрызите,-протянула она оперативникам вафли.
-- Спасибо, -- растерялся Шарапов.
Анна Марковна о чем-то спорила с Савельевым, тот не соглашался, она напористо предлагала какие-то варианты. Потом Савельев сказал:
-- Анна Марковна уверена, что снимать комнату он может только у старухи Ларионихи. В других местах везде отпадает: или жить негде, или просто не сдают...
Вновь ударил сильный порыв ветра. Он сорвал с какого-то динамика мелодичный звон, принес его сюда, напомнил: бьют куранты. Полночь. Начинается новый день. А Крот в это время...
Полночь
Шадрин, стоя у открытого окна, прислушивался.
-- Слышишь? -- повернулся он к своему заместителю Кольцову.
Кольцов подошел к окну. Бам-м... -- разносилось в теплой тишине летней ночи.
-- Куранты бьют, -- задумчиво сказал Кольцов.-- Полночь. Давай еще раз посмотрим план...
Затихла музыка в "Эрмитаже", разошлись, поглядывая на грозовые тучи, последние посетители кинотеатра, шум откатился куда-то в глубь домов и переулков. Тихо. Изредка лишь на своей "Волге" прошелестит по улице бодрствующий таксист.
Тихо и в большом здании на Петровке. Погасли бесчисленные окна на фасаде. На стене матово поблескивает белая табличка с цифрами "38". По тротуару, вдоль узорной решетчатой ограды прохаживается постовой милиционер.
А со стороны переулка ярко светятся большие зеркальные окна помещения дежурного по городу. Здесь не спят. Виден свет и в двух окнах углового кабинета на пятом этаже. Здесь ждут важных новостей.
Над шахматной доской склонился Приходько. Он играет с молодым инспектором УБХСС Толмачевым. Болельщики-- сотрудники МУРа Ульянов и Воронович -- внимательно следят за игрой и наперебой дают советы Приходько. Его шахматные порядки изрядно потрепаны. Впрочем, он не слишком этим огорчается, благосклонно выслушивает противоречивые советы болельщиков и охотно следует им в порядке поступления. К добру это не приводит: Толмачев собирает своих коней вблизи вражеского короля, плотно запертого собственными пешками. Он делает еще один ход, флегматично произносит:
-- Предлагаю сдаться.