Я слушал ядовитые речи, которые слетали у него с языка. Боском собирался кого-то убить не по какой-нибудь веской причине, не ради денег или из ненависти, а только чтобы «понаблюдать за реакциями» жертвы, которую он загонит в угол, веля приготовиться к смерти. Он хотел, чтобы Стэнли присоединился к нему. Неужели Стэнли не нравится эта идея? Конечно, нравится. Разве Стэнли не хочет напакостить полиции за то, что его оттуда вышвырнули, совершив идеальное убийство или помогая его совершить? Боском сказал, что сам спланирует все детали, — его интересуют лишь реакции Стэнли, когда он вновь столкнется с пугалом, погубившим его карьеру.
Я мог видеть только одну сторону кресла и часть лица сидевшего в нем, но мне была хорошо видна его рука на подлокотнике. Когда Боском заговорил о том, чтобы напакостить полиции, рука начала сжиматься и разжиматься, приобретая странный голубоватый цвет. А Боском продолжал ходить взад-вперед в своем длинном халате мимо причудливой черно-желтой ширмы с нарисованными на ней крестами и вспышками пламени.
Мелсон снова ощутил неприятный озноб при воспоминании о ширме с рисунком санбенито — балахона, который носили жертвы аутодафе, направляясь к месту сожжения. Изображения оживали в белой комнате, никто не шевелился, а Лючия Хэндрет негромко заметила:
— По-моему, хобби мистера Боскома — испанская инквизиция.
— Да, — отозвался доктор Фелл, — но меня это не удивляет. Если вы, ребята, все еще придерживаетесь популярного мнения, что испанская инквизиция была всего лишь образцом бессмысленной жестокости, то вы знаете о ней так же мало, как Боском. Но сейчас это не важно. Продолжайте, молодой человек.
Хейстингс дрожащей рукой вставил в рот сигарету, а Лючия зажгла для него спичку.
— Ну, я пополз назад. Признаюсь, я нервничал. Эта история вызвала у меня страх перед крышей и тем, что могло по ней ходить. Конечно, я не думал, что их намерения серьезны.
Когда Элинор поднялась на крышу, я ничего ей не сказал, но она заметила, что мне не по себе, тем более что я спросил ее, кто такой Стэнли… Я запомнил слова Боскома: «Это должно произойти в четверг вечером». Слова застряли у меня в голове — я постоянно думал о них и, должен признаться, в какой-то мере надеялся…
— Надеялись? — перебил доктор Фелл.
— Погодите, сэр, — резко сказал Хейстингс. — Моя работа отправилась к дьяволу — все следующие вечера я подползал к окну, но об убийстве больше не говорили ни слова, даже в те два вечера, когда там был Стэнли. Не скажу, что я забыл об услышанном, но фраза «Это должно произойти в четверг» перестала звенеть у меня в голове, по крайней мере до сегодняшнего… вернее, уже вчерашнего вечера. Даже преследовавшая меня мысль о том, каким образом они собираются совершить идеальное убийство и избежать виселицы, стала не такой мучительной.
Этим вечером я полез на клен ровно без четверти двенадцать. Я запомнил время, так как часы на башне пробили четверть часа. Книг при мне не было — только газета в кармане, что, как вы потом увидите, было достаточно странно. Вероятно, вы обратили внимание, что дерево тянется вверх мимо одного из окон Боскома. Это никогда не создавало для меня затруднений, так как окна всегда были закрыты, а черные портьеры задернуты. Но в этот раз я заметил странную вещь. Луна освещала окна, и я увидел, что стекло в одной из створок разбито, а сама створка приоткрыта.
Забавно, как работает ум. В тот момент я всего лишь подумал, что нужно быть осторожнее, иначе Боском услышит звуки. Но когда я перебирался через водосточный желоб крыши, мне пришло в голову заглянуть в окно в потолке. Отдышавшись, я пополз к нему. Я старался избегать открытых участков, не желая, чтобы при луне меня увидели из соседнего дома. Потом из комнаты донесся тихий шепот, и я похолодел от ужаса, а руки у меня так задрожали, что я едва не перевалился за острый край рамы люка. «Мы все сделаем через пятнадцать минут или вообще никогда, — сказал Боском. — Отступать слишком поздно».
Я так затрясся, что был вынужден растянуться на скате крыши во весь рост. Мое пальто так скрутилось, что газета вылезла из кармана. Обернувшись, я увидел при свете луны дату выпуска так же четко, как вижу вас: «Четверг, 4 сентября»…
Хейстингс глубоко вздохнул. Огонек выжигал затейливую дорожку на боку его сигареты. В полной тишине он добавил:
— Потом Боском заговорил снова, и я узнал, как он собирается это сделать…
Возможно, подумал Мелсон, Хейстингс никогда не станет выдающимся адвокатом. Но как рассказчик он обладал неоспоримыми достоинствами. Молодой человек явно сознавал, что завладел вниманием публики, поскольку ни один стул не скрипел и даже карандаш Хэдли перестал двигаться. На лице Хейстингса появилась кривая улыбка, делающая его старше своих лет. В наступившем молчании было слышно, как он дышит с легким присвистом.
— Когда я снова посмотрел вниз, — продолжал Хейстингс, — то не ощущал ни времени, ни места — ничего, кроме прямоугольника света, не скрытого занавесом. Как и прежде, я мог видеть правую сторону кресла, стоящего лицом к двери, саму двойную дверь и часть ширмы справа от нее.
Стэнли стоял положив руку на ширму — его лицо было зеленоватым, и он дрожал не меньше, чем я. Боском стоял возле лампы, вставляя пули в обойму пистолета. Судя по лицу, его подташнивало, но он улыбался, а его рука казалась абсолютно твердой. Подняв со стола пистолет — у него было довольно длинный ствол, — Боском со щелчком вставил обойму. «Господи! — заговорил Стэнли. — Я не могу смотреть на это! Мне это будет сниться всю жизнь!» А Боском терпеливо повторил весь план, убеждаясь, что все готово. Тогда мне все стало понятно.
Он придерживался принципов, которые изложил месяц назад. Во-первых, для «эксперимента» не должен быть избран тот, чья гибель явилась бы «потерей для просвещения человеческой расы». Это было в высшей степени достойно с его стороны, — усмехнулся Хейстингс, бросив сигарету в камин. — Во-вторых, жертвой должен стать опустившийся субъект, хорошо известный в этом районе, которого сочли бы вполне способным на ограбление. Потому он и выбрал попрошайку из ближайшего паба, к которому присматривался неделю, специально попросив хозяина вышвырнуть его из частного бара, дабы у этого тина имелись причины затаить на него злобу.
Кто-то издал приглушенный возглас, но Хейстингс не обратил внимания.
— По словам Боскома, он специально делал в баре намеки относительно количества денег и ценностей, которые валяются у него в комнатах без всякого присмотра… Судя кто тому, что мне рассказывала Элинор, Боском купил у старика ценные часы и хранил их в медной шкатулке, нигде не устанавливая сигнализацию, в отличие от старика. Элинор говорила, что эти часы нравились ей больше всех других в домашней коллекции.
Этим вечером Боском разыскал бродягу, позаботившись, чтобы их никто не видел, притворился расчувствовавшимся и предложил ему старый костюм, если тот ночью придет за ним в дом. После этого он приготовил все для инсценировки ограбления, так как…
Доктор Фелл открыл глаза.
— Минутку, сынок, — резко прервал он. — Неужели этот изобретательный джентльмен не опасался, что бродяга (полагая, что он тот, кем кажется) расскажет кому-нибудь о приглашении в дом за костюмом?
Лючия Хэндрет уставилась на Хейстингса.
— Разве ты не знаешь, Дон? — воскликнула она. — Или ты был слишком оглушен, чтобы услышать то, что я говорила тебе в другой комнате? Этот бродяга был…
— Повторяю вопрос, — перебил ее доктор Фелл. — Не мешайте, мисс Хэндрет. Я не стараюсь что-либо скрыть — просто нам незачем отвлекаться.
Хейстингс задумался.
— Боском предусмотрел и это. Он сказал, что не возражает, если бродяга проболтается, и даже надеется на это. Когда все будет кончено, это воспримут как его очередную ложь с целью объяснить свое присутствие, если его увидят околачивающимся возле дома, тем более что Боском его терпеть не мог.
Хотя был один странный момент. Помню, как Боском сказал Стэнли: «Не могу этого понять, но предоставляю вам об этом беспокоиться. Когда я изобретал предлог, чтобы пригласить его за костюмом поздно ночью, он сам это предложил». Боском добавил, что бродяга, очевидно, в самом деле рассчитывает что-нибудь украсть, если сможет найти легкую добычу. Он велел ему прийти ровно в полночь — не раньше и не позже — и позвонить в его комнаты. В доме будет темно, но это не важно. Если Боском не спустится, значит, он занят какой-то работой наверху и оставил дверь незапертой. Поэтому, если на звонок не ответят, бродяга должен потихоньку войти, стараясь никого не будить, чиркая спичками или ища выключатель, и пройти прямо к лестнице сзади и подняться наверх…
Естественно, Боском не собирался рисковать, выходя из комнаты, чтобы встретить бродягу. Его целью было убедить всех в доме, будто он лег спать в половине одиннадцатого.
— А теперь, — продолжал Хейстингс, постукивая ладонью по столу, — мы подходим к самому изобретательному трюку!
Ранее, около половины одиннадцатого, Боском проскользнул в темноте вниз, чтобы отпереть входную дверь и снять с нее цепочку. Разумеется, он попросил бродягу позвонить в полночь в дверь, чтобы знать заранее, что тот поднимается наверх… Прошу прощения?
Услышав возглас Хэдли, молодой человек рассеянно обернулся. Хэдли перевернул страницу записной книжки и посмотрел на доктора Фелла.
— Вот что слышал Карвер в половине двенадцатого, — сказал он. — Обратите внимание, что он слышал не голоса или шаги, как бывает, если кого-то впускают в дом, а только звяканье цепочки. Но важно не это, а другое. Понимаете, что?
— Я понимаю, — неожиданно заявила Лючия Хэндрет, глядя на повернувшегося к ней Хэдли со сдержанным вызовом. — Если инспектор Попрыгунчик Эймс нашел открытую дверь — а он был из тех, кто всегда находят открытые двери, — то ему хватило времени пошарить в доме, прежде чем позвонить Боскому в полночь.
— Правильно, — вежливо согласился доктор Фелл. — Он интересовался чьей-то комнатой. Поэтому его и убили.
— Верно, черт возьми! — Хэдли стукнул кулаком по столу. — Вопрос в том, мисс Хэндрет, откуда вы знаете не только его фамилию и профессию, но даже прозвище. У вас есть что сказать по этому поводу?
— Всему свое время. Сейчас говорит Дон… Ну-ну, Дон, не будь таким глупым! Я же просветила тебя, хотя ты, вероятно, пропустил это мимо ушей. Бродягой был инспектор Эймс, а если его имя ничего для тебя не значит…
Хейстингс уставился на нее, потом стиснул руками голову, опершись на стол локтями, и разразился смехом, похожим на рыдания.
— Вот это да! — задыхаясь, произнес он. — Ты имеешь в виду, что один коп поджидал другого и никто из них не знал… Моя голова!.. Где этот платок?
Успокоившись, Хейстингс продолжал с усмешкой в голосе:
— Что бы это ни значило, это отличная приправа ко всей шутке. Теперь я доволен, несмотря на весь испуг… Я говорил вам, что Боском спустился отпереть дверь. Когда я увидел его через окно в потолке, он выкладывал остальные предметы реквизита — где-то украденные старые ботинки, хлопчатобумажные перчатки и огнестрельное оружие: полностью заряженный револьвер «Браунинг» со стертыми номерами, купленный в ломбарде, и собственный пистолет 38-го калибра с немецким глушителем, заряженный семью боевыми патронами и одним холостым.
В спальне у него была пара растений в горшках. Отперев парадную дверь, Боском взял немного земли из одного горшка, смешал ее с водой в тазу в ванной и испачкал ею подошвы ботинок. Потом он пошел в кабинет, открыл окно, ближайшее к дереву, сел на подоконник и надел ботинки, после чего высунулся наружу спиной вперед, как мойщик окон, разбил одно стекло, поднял ноги и оставил следы на подоконнике. Грязи на подошвах было мало — ровно столько, чтобы оставить эти отпечатки и слабый след по направлению к столу, где стояла медная шкатулка. Конечно, Боском проделал все это при выключенном свете, а самое удивительное то, что, судя по словам ого и Стэнли, это произошло всего минут за десять до того, как я полез на крышу.
После того как Боском якобы лег спать в половине одиннадцатого, они погасили весь свет, чтобы никто не мог его заметить, и затем включили его ненадолго — убедиться, что все готово. Боском положил на диван перчатки и ботинки подошвами вверх. Свой пистолет он держал в руке, а револьвер, к которому прикасался только через платок, положил в карман халата.
Они договорились, что, когда в полночь в дверь позвонят, Стэнли снова спрячется за ширму, приложив глаз к щелке, чтобы все видеть. Никто не должен был заметить или увидеть этого бро… этого копа…
При последнем слове Хейстингс снова вздрогнул и начал проявлять непонятные симптомы, которые демонстрировал ранее.
— Продолжайте! — прикрикнул на него Хэдли.
— Простите… Или увидеть этого копа поднимающимся наверх. Боском предупредил его, что будет работать в другой комнате, а в гостиной будет темно, но пусть он не обращает на это внимания, откроет дверь, войдет и негромко окликнет хозяина… А потом должна была начаться забава — очаровательный эксперимент над человеком, собирающимся умереть. — Хейстингс повысил голос. — Как только посетитель войдет. Стенли должен был выскочить из-за ширмы, включить свет и повернуть ключ в замке.