Мастерс с достоинством вышел из машины, захлопнул дверцу и подошел к другой стороне, чтобы помочь выйти Вирджинии.
— Нет, мисс, — сурово сказал он. — Если хотите знать мое искреннее мнение, результат того не стоит.
— Почему?
— В Англии сейчас другой порядок вещей, мисс. Другой и гораздо лучший.
— Но, мистер Мастерс…
— Простите, мисс, но вы американка. Вы не понимаете ситуации в Англии.
Десятью годами ранее восемнадцатилетняя Вирджиния Брейс, тогда Вирджиния Харви, водила карету скорой помощи во время бомбардировок Лондона. Как и пять с лишним тысяч ее соотечественников, она отказалась покинуть Англию, когда покойный Корделл Халл[4] с упорством фанатика пытался забрать оттуда американцев.
Разумеется, именно тогда Вирджиния встретила девятого виконта Брейса, рядового Даремского полка. Возможно, вдыхая ароматы травы или деревьев и наблюдая, как окна Крэнли-Корт золотит послеполуденное солнце, она вспоминала давние страшные ночи, когда тарахтение зениток перемежалось разрывами бомб, а жизнь проносилась мимо под аккомпанемент сирены ее автомобиля.
Но Вирджиния не видела причин об этом упоминать.
— Вероятно, вы правы, — вздохнула она. — Знаете, мистер Мастерс, иногда вы говорите точь-в-точь как мой отец!
— Значит, ваш отец разумный человек, мисс.
— Разумный! — подтвердила Вирджиния с неожиданной для подобного комментария страстью. — Высокоинтеллектуальный и начитанный! Поэтому я хотела бы…
— Хотели бы что?
Помнила об этом Вирджиния или нет, но одним из самых дорогих ее сокровищ, теперь хранящимся в шкатулке сандалового дерева вместе с пачкой любовных писем Тома, была телеграмма, полученная в те кошмарные дни бомбардировок. Прибывшая среди потока других посланий от матери, пяти тетей и двух дядей, уговаривавших ее не быть дурой и не вмешиваться в чужую драку, эта телеграмма заставила ее сердце сжаться так сильно, как оно больше не сжималось ни разу — за исключением того дня, когда Том сделал ей предложение.
«ДЕРЖИСЬ, МАЛЫШКА. ЕСЛИ УДЕРЕШЬ, Я ОТКАЖУСЬ ОТ ТЕБЯ. СТАРИК».
К сожалению, это был обман. Конгрессмен Уильям Т. Харви никогда не посылал такой телеграммы — по крайней мере, клялся, что не посылал. Его мнение о Великобритании, чей народ желал сохранять и поддерживать монархию, счел бы суровым даже полковник Мак-Кормик.[5]
Как выяснилось, телеграмма была делом рук романтически настроенной секретарши конгрессмена Харви. Но она могла быть и подлинной.
Мечтающая у парадной двери зловещего логова Г. М., Вирджиния внезапно осознала, что старший инспектор Мастерс читает ей суровую проповедь об устранении социальных несправедливостей.
— …Поэтому вы видите, мисс, что все меняется. Возьмите, к примеру, самого сэра Генри! Он изменился до неузнаваемости.
Здесь Мастерс заметил, что «карманная Венера» выглядит удивленной и даже испуганной.
— Неужели?
— Да, мисс! — Мастерс прочистил горло. — Очевидно, мистер Фостер многое рассказал вам о сэре Генри. Возможно, он рассказал, как старик однажды разрушил аркаду развлечений на Чаринг-Кросс-роуд и так допекал шотландского учителя игры в гольф, что тот едва не угодил в сумасшедший дом?
— О да!
— Ну, мисс, — по-отечески успокоил ее Мастерс, — теперь вам нечего его бояться. Он стал совсем другим.
— Какой ужас!
— Вы имеете в виду разрушение аркады развлечений? Скверная история. Он мог бы предстать перед судьей, если бы я не уладил дело.
— Нет, я имела в виду…
— Большая часть того, что он называл своей извращенностью, исчезла. Он образумился. Если я не становлюсь моложе, можете быть уверены, что сэр Генри постарел куда сильнее. А откуда я это знаю? — задал Мастерс чисто риторический вопрос. — Потому что, как я говорил вам, он мирно живет в деревне, вероятно собирая марки, керамику или предаваясь другим стариковским занятиям, и о нем давно ничего не слышно.
— Ну-у… — с сомнением протянула Вирджиния.
Развязав цветную косынку и тряхнув пышными каштановыми волосами, она снова печально вздохнула и посмотрела на парадную дверь, в дубовый косяк которой была вставлена кнопка современного звонка.
— Но ведь мы здесь, чтобы повидать его, не так ли? — спросила Вирджиния. — Вместо того чтобы рассуждать о социальных несправедливостях, переменах в сэре Генри и других неприят… других вещах, почему бы нам просто не позвонить?
— Разумеется, мисс!
Мастерс нажал кнопку и повернулся.
— И кто бы ни ответил на звонок, — сказал он, — это не будет дворецкий.
— Вы уверены?
— Дворецкие — символ дурных прежних дней! — Лицо Мастерса помрачнело. — Помню одного тина по имени Бенсон. Он был дворецким графа Северна в Северн-Холле в Глостершире, когда сэр Генри немного помог мне в разгадке тайны бронзовой лампы.[6] Брр!
— Неужели Бенсон был таким отвратительным?
— Не то чтобы отвратительным, мисс, но с физиономией как у епископа и елейным языком. При этом Бенсон подстрекал сэра Генри становиться еще хуже, чем он был тогда.
— Вероятно, это было интересно.
— Ни капельки! — фыркнул Мастерс, надавив на кнопку так продолжительно, что это могло вызвать раздражение даже в обители святых. — Бенсон доводил меня до исступления своей улыбочкой. Слава богу, что в наши дни даже у лордов нет дворецких!
В этот момент окованная железом дверь медленно открылась. Мастерс, в третий раз потянувшийся к звонку, застыл с рукой в воздухе.
В дверях, несомненно, стоял подлинный дворецкий.
По крайней мере, традиция предписывает дворецким быть рослыми, плотными и величавыми. Человек в дверях, облаченный в короткий черный пиджак, полосатые брюки, рубашку с крахмальным воротничком и темный галстук, был достаточно плотным и преисполненным достоинства, но, увы, чуть ниже среднего роста.
Сквозь поредевшие седые волосы просвечивала розовая кожа. Возраст не смог иссушить его. Румяное лицо оставалось гладким и безмятежным.
Но не лицезрение дворецкого как такового заставило Мастерса застыть, словно его парализовало. Прошло десять секунд, прежде чем к нему вернулся дар речи.
— Я вас знаю! — рявкнул он и настолько забыл о хороших манерах, что ткнул в дворецкого пальцем. — Вы Бенсон!
Дворецкий слегка наклонил голову:
— Да, сэр. — Его лицо выражало нечто вроде удовольствия, хотя подобная эмоция выглядела не слишком уместной. — Если позволите сказать это, мистер Мастерс, то очень приятно приветствовать вас в Крэнли-Корт.
— Но что вы здесь делаете? Ведь вы служите в Северн-Холле у лорда Северна!