-Так прямо и сказал?- Она осеклась, но в следующую минуту предприняла попытку оправдаться:- Так это ж ты не за это деньги брал. А за то, что на рыбалку с ним ходил осенью. Червяков ему копал, целый день с ним проваландался...
Действительно, был такой случай, но только Татьяне могло прийти в голову связать оба события воедино.
-Он, пожалуй, заплатит,- проворчал Геннадий.- Тот еще гусь.
-А мне откуда знать? Деньги - они деньги и есть, на них не написано, за что они.- Он смолчал, не стал спорить.- Ничего. Разберемся как-нибудь... Пригласим обоих. Раз это ее гроши были. Как считаешь?..- Геннадию была безразлична судьба денег (все равно не ему они доставались), но возможность провести вечер с Ириной Сергеевной пришлась ему по душе, и он, покобенившись из приличия, согласился.- Мужской день скоро? Вот и пригласим. С ним тоже полезно знакомство завести. Раз он такой влиятельный... Кажется, между ними есть что-то...
Геннадий уверился в подозрениях, мелькнувших и у него тоже.
-С чего ты взяла?- спросил он с неожиданной грубостью.
-Думаю так. Не зря он с самого начала тут вертелся... А тебе что?
-Да ничего!..- и ушел явно не в духе. Татьяна не знала, что и подумать, но потом решила, что дело в деньгах: в последнее время она все чаще склонялась к этому мнению...
Операция прошла успешно. Была удалена рыбья кость, застрявшая возле аппендикса, проткнувшая кишку и вызвавшая местное и затем общее воспаление брюшины. Послеоперационный период протекал, однако, с осложнениями нравственного порядка...
Примерно через неделю после их общего визита к больному Иван Александрович зашел к ней в амбулаторию. Они не виделись с тех пор, последнее их любовное свидание было месяцем раньше - все это время Ирина Сергеевна не заговаривала о новой встрече, и Иван Александрович не заводил об этом разговора, следуя золотому правилу, согласно которому лучше ждать, чем добиваться и упрашивать.
-Слушай, возьми ты этого мальчишку к себе. Он в клинике не уживается. Там ничего делать не надо - положить только. Можно было б домой отпустить, но этот чудак и слышать ничего не хочет, пока швы не снимут. Пуганая ворона, говорят... Возьмешь?
-Надолго?- Она обрадовалась его приходу: соскучилась по нему - но выдержала нужный тон и надлежащую осмотрительность.
-Дня на три на четыре, но у него счет на часы идет. Лупят его там, что ли? Отец говорит, несовпадение характеров. У меня, говорит, то же самое было... У тебя палаты свободной нет?
-Если мой кабинет только.
-Можешь на три дня уступить?
-Могу, конечно. Что для главного врача не сделаешь?
-Ну и сделай. А то он трубку оборвал: и домой звонит, и в больницу.
-С работы?
-Из дому! Ему после этого телефон поставили.
-Вот молодец какой. Как это у него получается?
-Написал, что чуть сына не потерял из-за этого. И копию контракта выслал.
-Написал все-таки... А у меня вот телефона нет.
-А мы с тобой такого договора не заключали... Зачем он тебе? Чтоб дома доставали? Сама не знаешь, чего просишь... Как ты живешь вообще? Не виделись столько.
-Каждый день в больнице встречаемся.
-В больнице!.. Что у тебя нового?
-Ничего особенного... Хозяйка вот к себе в гости зовет. Нас обоих. На мужской день.
-Двадцать третье?.. Что так?
Она усмехнулась.
-Деньги у инженера взяла и не знала, что они за мой визит. Теперь рассчитаться хочет.
-И ты этому веришь? Чтоб она у этого олуха деньги взяла и не знала, за что они?
Она постаралась выгородить Татьяну:
-Не сама, а через Геннадия.
-Это амбал, что у него в доме был?.. Тоже на простака не похож... С ними, Ирина, ухо востро держать надо...
Она посмотрела ему в глаза - впервые за долгое время.
-Какая тебе разница? Я с тобой хочу посидеть. Могу я себе это позволить?.. Больше ведь негде... Придешь или нет?
У него сжалось сердце, и он почувствовал себя в одно время и мерзавцем, и глубоко несчастным человеком.
-Приду, конечно. За тобой куда хочешь приползу и приеду,- и у нее отлегло от сердца и в душе взыграло.- Я ведь с ума по тебе схожу. Читаю истории твои, вижу твой почерк и дурею от него - разглядываю, как мальчишка, твои записи... Не веришь?
-Почему не верю?- сказала она.- У самой то же самое. Только у тебя хоть дневники есть, а у меня одни только подписи - гадаю по ним о характере. Вместо строчки только точки - как в песне поется...- Он стремительно встал, чтоб выйти.- Ты куда?
-Боюсь, накинусь на тебя сейчас, а сюда люди войдут, застукают... Когда это будет?
-Двадцать третье? Послезавтра.
-Два дня подожду,- и на этом они расстались: оба в нетерпеливом ожидании...
А с сыном инженера (если снова забежать вперед) все кончилось благополучно. Она разместила его в ординаторской, он устроился со всеми удобствами и повел себя хозяином: регулярно проветривал помещение, каждое утро звал санитарку подмести под кроватью и, когда Ирина Сергеевна заходила к нему взять книгу или что-нибудь из ящиков, ревниво следил за тем, чтобы она не меняла положения вещей, аккуратно разложенных на столе и на подоконнике:
-Расческу не трогайте, пусть там будет, Ирина Сергевна... И детскую энциклопедию тоже.
-Почему?
-Она там лежит хорошо. Дотянуться можно...- но ей казалось, что он ведет себя как молодая хозяйка, вытесняющая старую из кухни и зорко следящая за тем, чтоб та не вмешивалась в заведенный ею порядок: она даже переодеваться здесь перестала - после того, как он сказал, что для этого должна быть отдельная комната...
-А пепельница зачем?- На столе, на второй или третий день после его вселения, появилась огромная пепельница - из массивного письменного прибора, какие дарят на юбилеи большим и малым начальникам.- Ты куришь разве?
-Я не курю, это вредно, но ко мне ребята из отделения приходят - я для них приготовил: иначе мусорят очень.
-Больше тебя не обижают?
-Теперь нет. Теперь у меня комната своя, отдельная, они это уважают очень. Вообще уважают тех, у кого есть что-нибудь: машина, например, или отдельная квартира.