-И зачем они, по-твоему, пришли?
-Откуда мне знать?.. Напугать хотели. Мужиками прикинуться...
Он поглядел на нее новыми глазами.
-Ты, вижу, тоже - следопыт тот еще?
-А как иначе. Не лес, но все-таки.
Он покачал головой, усомнился:
-Сорокин - это тот, что к нам на похоронах подходил и Марье Федоровне кланялся?
-Он.
-Приличный же мужик?
-Именно поэтому. Никому из них верить нельзя. А приличным в особенности: они самые коварные.
Алексей задержал на ней любопытный взгляд.
-Ты, как Иван Герасимыч, заговорила. Хуже даже.
Она вспыхнула:
-А как еще говорить?.. Что они в Тарасовке сделали? Не предупредили никого, ничего никому не объяснили, ворвались в дома, во дворы, коров за рога вывели, в загон их загнали - они всю ночь мычали, бедные! Никому даже в голову не пришло подоить их!
-А потом?
-Потом отвезли куда-то. На бойню, наверно...- и опять глянула неодобрительно.- А ты иначе думаешь? Поэтому ты в Москву едешь, а я здесь остаюсь.
-Может, я не поеду никуда?
-Поедешь. И давай не будем об этом, ладно?.. А то за здравие начали за упокой кончим... Что ты делаешь?!.
-Хочу тебе один фокус показать...
-Совсем с ума сошел!! Никогда больше не делай этого!.. Потом целоваться полезешь?!. Ненормальный!..
На третью ночь у нее у самой начали шалить и сдавать нервы. Алексей же сделался как невменяемый. Правда, причиной тому был и французский император тоже...
-Что ел сегодня?- спросила она, придя к нему после работы.- Я тебе принесла кой-чего. Пообедай...- и выставила на стол складные судочки, в которых где-то носят еще скромные порционные обеды.
-Откуда взяла?.. Класс какой! Горячие?
-Нет,- извинилась она.- Ждала, когда Анфиса уйдет и дверь за собой запрет... Странно на меня поглядывает.
-А ты кричи больше... Сойдет...- и стал есть: аппетита он, в отличие от нее, не лишился.- Ты какая-то осунувшаяся... Ходишь каждый день, как в тюрьму на свидание...
Ей это сказали уже сотрудницы, сразу подметившие в ней нечто несвежее и помятое: не в одежде, как она боялась, а в самой осанке и в физиономии. Но никто, кроме, может быть, Анфисы, ни о чем не догадывался: она и судочки умудрилась вынести незамеченной - растворилась с ними в коридорах больничного здания.
-Приступим?- спросил он, кончив с обедом и мельком оглядев ее.- А завтра в Москву полечу?.. Не поймешь: не то любовь, не то похороны.
-Я тут при чем? - не поняла она.- Пить надо меньше. - Глаза у него и в самом деле были хмельные, с влажной мутизною.
-"Наполеон" этот... Хотя я зря на него грешил. У него свой кайф. Только тяжелый...- Он улегся на диване, глянул в потолок.- Не пойму, что происходит...- Она ждала разъяснений.- Почему я здесь торчу? Почему завтра лететь должен?
-Потому что практика кончилась,- привычно солгала она, потом не удержалась, съязвила:- Там тебя ждут.
-Ага. С распростертыми объятиями... Сними ты халат этот!..- Он приподнялся на локте в нетерпеливом ожидании.
-Так посижу,- воспротивилась она, раздосадованная его неуместным философствованием, он же накинулся на нее и грубо и жестко, несмотря на ее непродолжительное сопротивление, овладел ею: будто мстил ей за что-то...
-Грубеешь ты...- выговорила она ему.
-Со мной ясно все,- упрекнул он.- Хотя и не очень. Ты непонятной остаешься. Не поймешь какая.
-Холодная?
-Почему?.. Нормальная... Не то. Лежишь со мной, а я тебе - так, сбоку припеку, для приличия.
Она потеряла терпение:
-Какого приличия?! Что ты мелешь вообще?.. Ушла бы, да хозяйки неудобно: сказала, что не приду сегодня.
-Второй день подряд дежуришь?
Она почувствовала себя неуютно.
-Не угадал... Сказала в этот раз, что тебя провожаю.
-И неудобно возвращаться?
-Да. Расспрашивать начнет... Что ты болтаешь? Сам не знаешь, что говоришь.
-Любимое мое состояние... Ладно, я, понятно, почему здесь - ты зачем?
-Весь день над этим размышлял?.. Развлечься захотела... Нельзя? Ты ж развлекаешься?
-Уеду - с другими будешь? С Пироговым?
-Почему с ним? Этот поезд ушел... Другие есть.
-Кто?
-Валентин Парфеныч, к примеру.