— Странный вопрос.
— Я выполню твою просьбу, но только при одном условии, — выпалила Оля.
— Какое еще условие? — нахмурился Игорь.
— Согласно легенде, ты сделаешь меня своей девушкой. Мы будем встречаться, гулять, разговаривать, ходить в кино, возможно, даже целоваться.
— Нет. Это невозможно, — решительно заявил Филимонов.
— Почему? — удивилась Оля.
— Потому! Я не могу переступить через свои моральные принципы. К тому же я замужем.
— А как же Дима Захаров?
— Если я и изменила Чистякову, то исключительно под влиянием сильного нервного напряжения. К тому же Дима Захаров как-никак был мужчиной.
— Что ж! — пожала плечами Оля. — В таком случае сейчас я выйду из этой комнаты и объявлю на всю галерею, что ты — Анастасия Каменская, работающая под прикрытием.
— Ты этого не сделаешь!
— Проверь — и убедишься.
— Но это же шантаж!
— Это всего лишь деловое предложение. Не хочешь — не соглашайся. Если тебя так уж смущает моя половая принадлежность, представь, что я, как и ты, не женщина, а еще один компьютер на ногах. Даже священник не найдет ничего предосудительного в отношениях двух компьютеров.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнул Игорь. — Я согласен, что по легенде ты будешь моей девушкой.
— Вот и отлично, — обрадовалась Оля. — Теперь поцелуй меня.
— Что? — опешил Игорь.
— Поцелуй меня. Или тебе произнести это по слогам? Надеюсь, ты умеешь целоваться.
— Но не могу…
— Можешь, — убежденно сказала Оля. — Представь, что я — Володя Соловьев и от моего взгляда у тебя опускаются руки и мутится в голове. Если тебе неприятно вспоминать Соловьева, вообрази, что я Дима Захаров.
— Я терпеть не могу самцов… — начал было Игорь.
— Я сама терпеть их не могу, — прервала его Оля. — Хватит болтать. Это тебе не поможет. Поцелуй меня. В твоей тяжелой и грязной милицейской работе наверняка приходилось делать вещи и похуже.
— Ненавижу Маринину, — пробормотал Игорь. Он наклонился к Кузиной и осторожно прикоснулся губами к ее щеке.
— Видишь, — улыбнулась Оля. — Ничего страшного с тобой не случилось.
— Что это? — спросил Гоша Крестовоздвиженский, с ужасом глядя на совокупляющихся долгоносиков Селены Далиловой.
— “Мастурбатор, еще более великий”, — прочитал на табличке Юра Демарин. — Стоимость картины три тысячи долларов.
— То есть я должен проработать три года, чтобы купить это живописное извращение? — уточнил Гоша.
— Три года и два с половиной месяца, — поправил его Юра. У него всегда были пятерки по математике.
— И это называется искусством? — слабым голосом спросил Гоша.
— Это называется актуальным искусством. Ну как, глотнул из живительного источника?
— Скорее из отравленного водоема, — вздохнул Гоша, переходя к фотомонтажу, выполненному в черно-бело-красных тонах.
Обнаженный мужчина с обритой “под ноль” головой, широко расставив ноги и раскинув руки, стоял на снегу в чистом поле. На горизонте виднелись дымящиеся трубы завода, а в небе кружили голуби. В правой руке мужчина сжимал древко красного знамени — единственного яркого цветного пятна на унылом сером фоне неба. Два крупных кобеля, обхватив передними лапами ноги мужчины, замерли в напряженных позах. Неверно оценив видовую и половую принадлежность нудиста с флагом, зверюги, похоже, тщетно пытались его изнасиловать. Из пасти собак капала слюна. Нудист, повернув голову в профиль, что-то кричал, широко разинув рот.
— Как ты думаешь, что это означает? — спросил Гоша.
— Все, что угодно, — пожал плечами Юра. — Можешь считать, что голый мужик с флагом — это советский народ, а псы — это правительство и Центробанк или голый парень — это российская экономика, а псы — Международный валютный фонд и Организация Объединенных Наций.
Гоша с измученным видом ослабил узел галстука.
— Все, — простонал он. — Хватит с меня очищающей силы искусства. После этой выставки мне неделю будут кошмары сниться.
— Я же предупреждал тебя, что это не Третьяковка, — усмехнулся Юра. — Ладно, давай работать. Пора побеседовать с хозяйкой этого борделя.
С ужасом шарахнувшись от барельефа “Эксгумация интеллекта”, Гоша полуприкрыл глаза с твердым намерением не смотреть по сторонам и печально побрел за сосредоточенным и деловитым Юрой Демариным.
Оля Кузина оказалась более устойчивой к воздействию актуального искусства. Ее взгляд бездумно скользил с одной картины на другую, но, если бы Олю попросили описать, что она только что видела, она бы не смогла припомнить ни одной детали. Она видела и слышала только мужчину, который вел ее по экспозиционному залу, рассказывая ей о художниках и выставленных картинах. Впрочем, слова Игоря тоже не задерживались у нее в памяти. Оля наслаждалась мелодичностью его голоса, пластикой его движений и просто его присутствием. Она мечтала, чтобы он позабыл о своей странной навязчивой идее и из придуманного Марининой лишенного эмоций компьютера превратился в нормального мужчину из плоти и крови, способного любить и радоваться жизни.
— Ах, вот вы где! Ну как, вам понравились картины?
Стройная и элегантная Марина, улыбаясь, смотрела на Кузину.
— Они производят неизгладимое впечатление, — несколько уклончиво ответила Оля.
— Вы Марина Буданова, владелица этой галереи? — спросил подошедший к ним Юра Демарин.
— Да, — кивнула Марина. — А вы репортер?
— Нет, мы из милиции. — Юра достал из кармана удостоверение и, развернув, предъявил его Марине.
Сообразив, что они наконец разыскали нужную даму, Гоша вышел из-за спины Демарина и, вздохнув, открыл глаза.
— Это вы? — с отвращением произнесла Оля. — Вы что, меня преследуете?
— Ой! — сказал Гоша. — Это она!
— Кто? — спросил Юра.