– Ведь мы, профессионалы, своего никогда не упустим.
Рука Луки вновь непроизвольно потянулась к распятию на шее.
– Вы привезли ее домой, синьор Понтевико. И что потом?
Лука замялся.
– Ну?
– Она была очень бледной, дрожала. Я испугался. Еще она сильно потела. – Он закусил губу.
– И вы на цыпочках вышли из комнаты, предоставив ей возможность хорошенько пропотеть?
Лука промолчал и перевел взгляд с Тротти на Майокки.
– Ну?
– Я позвал приятеля. Спустился к машине и позвал приятеля. – Он смотрел вниз на свои руки.
– Какого приятеля?
– Врача.
Майокки нахмурил брови:
– Почему вы это скрывали?
– Что я скрывал?
– Прежде вы никогда не упоминали врача. Почему?
Тротти вздохнул, пытаясь подавить раздражение. Он повернулся к своему сослуживцу и печально покачал головой:
– Майокки, что вы из себя дурака строите?
– Дурака?
– На девицу ему было наплевать. Но вы что, не поняли, что она его шантажировала? С броней, без брони, а она разыгрывала из себя беременную. Старо как мир. Поэтому ему и врач понадобился. Чтобы убедиться, нужен ли аборт. Довольно обычный риск при его-то профессии.
– Я ухожу домой, – сказал Тротти.
– Нужно бы еще взглянуть на результаты вскрытия. – Майокки шел с ним по коридору третьего этажа. Блондинка на коммутаторе куда-то исчезла.
– Чтобы выяснить, была ли она беременна?
– Ты правда думаешь, что она его шантажировала, Тротти?
Было семь часов с минутами. Стало гораздо прохладнее. Тротти устал, голова болела от слишком долгого напряжения. Холодный душ, а потом ужин с юными влюбленными. Он посмотрел на стенные часы.
– Ты думаешь, что Мария-Кристина его шантажировала? Но беременной-то она не была, как по-твоему?
– Какая разница, была она беременной или нет? Я знаю одно: климакс у нее уже прошел. И при вскрытии, естественно, ничего не обнаружилось. Главное в том, что он испугался. И позвал своего приятеля врача. Что-то с ней было не в порядке, и он испугался. Не за нее, конечно, а за себя. Как, он сказал, зовут этого врача?
– Думаешь, Луку стоит арестовать прямо сейчас?
– А разве у нас против него что-нибудь есть? – Тротти улыбнулся воспоминаниям. – Помнишь Джино?
– Старого слепого телефониста?
– Джино постоянно мне твердил, что я слишком давлю на своих людей. Он считал, что поэтому я и Маганью потерял.
– Ты хочешь, чтобы я арестовал Луку? – спросил Майокки.
– И говорил, что я и Пизанелли потеряю.
– Как по-твоему, Лука виновен?
– Думаю ли я, что твоя молодая кинозвезда – Лука Понтевико – убил сестру Розанны? – Тротти остановился перед открытой дверью в свой кабинет. – Возможно, все возможно. Но и в этом случае непонятна вся эта неразбериха со Снупи, с адресованным ему письмом. Если он действительно ее убил, зачем ему понадобилось привлекать к себе внимание? И как она попала на Сан-Теодоро?
– Может, все-таки сейчас его арестовать?
– Поговори с врачом.
– Его зовут Сильвио Сильви.
– Сначала поговори с врачом. Выясни, что там у них произошло. Может, он-то тебе и объяснит, каким образом тело переместилось с улицы Мантуи на Сан-Теодоро. А до тех пор, пока не повидаешься с врачом, глаз с Луки не спускай. Скорее всего окажется, что доктор специализируется на абортах по дешевке. – Тротти взялся за дверную ручку. Другую руку он положил Майокки на плечо. – Тебе, Майокки, тоже не помешает отдохнуть. Вырвись отсюда на несколько дней. Побудь хоть немного с женой. И с детьми.
Майокки дернул плечами:
– Моя жена сама не хочет моей компании. Она мной по горло сыта. Ее тошнит от мужа-полицейского.
– Не верю.
– А теперь она еще и нашла кого-то.
– Все дело в этой проклятой квестуре. – Тротти вздохнул и показал рукой на безобразные стены коридора. – Мужей и отцов эта квестура превращает в чудовищ. В бесчувственных чудовищ.
– Это моя работа. Квестура – мой дом.
– Твой дом – семья, Майокки.
Майокки улыбнулся:
– Мне кажется, ты не понимаешь, Тротти.
– Я все понимаю.