— Священник Кумасиро! Объявляю тебя виновным в многочисленных нападениях и убийствах! — провозгласил судья Уэда.
Четвертый день заседаний по делу Черного Лотоса подходил к концу. Уэда располагался на возвышении в зале суда вместе с Сано, Хиратой и несколькими писцами.
На сирасу стояли коленопреклоненные Кумасиро и Дзюнкецу-ин. Руки и ноги их были закованы в кандалы. Бывший священник злобно озирался, настоятельница всхлипывала, повесив голову. Большое помещение позади них заполонил чиновный люд.
— Настоятельница Дзюнкецу-ин, — произнес судья, — объявляется виновной в поджигательстве.
Его суровый взгляд отметал всякие возражения. Оба подсудимых сознались в содеянном, после того как Сано допросил их и заслушал рассказы пленных сектантов. В числе многих других злодеяний Кумасиро признался в убийстве Тиэ, Светоча Духа, Истинного Благочестия и его сестры Ясуэ.
— Вы также признаетесь виновными в проведении преступных обрядов и в заговоре с целью уничтожения города Эдо и истребления его граждан. Итак, я приговариваю вас к смерти через отсечение головы!
Стража поволокла их во двор. Дзюнкецу-ин плакала, Кумасиро глядел волком. Толпа, стоящая за оградой с первого дня слушаний, встретила преступников гневными выкриками, бранью, насмешками и потрясанием кулаков.
Погода стояла холодная и дождливая. Однако жертвы преследований Черного Лотоса, семьи похищенных, одурманенных, порабощенных, загубленных сектой людей не уходили с улицы, дожидаясь справедливого возмездия.
Слушатели и писари разошлись. Сано, Хирата и судья Уэда задержались в дверях.
— Тяжко все это, — выдохнул судья. — Надеюсь, судьба нас избавит от бедствий такого размаха.
Побоище в храме Черного Лотоса унесло жизни шестисот сорока членов секты и пятидесяти восьми воинов из отряда Сано. Чуть позже сыщики, осматривая катакомбы, обнаружили пепел и кости великого множества сожженных тел. Еще двести девяносто сектантов были приговорены к казни.
— Что ж, могло быть и хуже, — сказал Сано.
Большую часть подрывников отловили возле храма Дзодзё, а тех, которым удалось прорваться к окрестностям Эдо, схватила полиция. Хотелось бы верить, что это все.
Он сам заметил, как глухо звучит его голос. Происшествия последних дней сильно потрясли и вымотали Сано. Воспоминания о резне лишили аппетита и сна. Его не покидала тревога, что он и сам начал отнимать жизни без числа и разбора. Вчера он присутствовал на погребении своих подчиненных, погибших в ту ночь, и оплакивал их смерть. Сано закрыл следствие и устранил угрозу и властителю и народу, однако не чувствовал себя победителем, как сёгун ни хвалил его за доблесть. Отношения с Рэйко все еще требовали разрешения.
Он настолько ушел в работу — с утра до ночи вел допросы, давал показания, следил за сносом храма Черного Лотоса, — что почти не видел жену с тех самых пор, как привез ее домой. Рэйко вкратце поведала ему о том, что случилось в тайном убежище Анраку до его прихода, но в остальном они едва разговаривали.
— Нам доложили о нескольких небольших пожарах, зато со взрывами и отравлениями обошлось, — добавил Хирата. У него был такой же измотанный вид, как у всех соратников Сано, уцелевших в побоище. — Хорошо, что невинные люди не пострадали.
После боя Сано с отрядом сопроводил в город тридцать четыре узника, которых они освободили из подземной тюрьмы. Полторы сотни детей, найденных в катакомбах, развезли по семьям и приютам. Двоих сыновей министра Фугатами забрала родня.
— Сёгун издал указ, объявляющий секту вне закона, — сказал Сано. — Госпожа Кэйсо-ин с подачи священника Рюко предала ее осуждению. Теперь, когда Анраку мертв, Черный Лотос едва ли возродится.
Обладал первосвященник сверхъестественной силой или же нет — в любом случае Рэйко избавила мир от великого зла.
— Войска Токугавы оцепили храм, изъяли богатства Анраку и начали сносить здания и засыпать туннели. Отныне бакуфу усилит надзор за религиозными объединениями.
Сано мысленно сокрушался, что сёгун так мешкал с подавлением Черного Лотоса. Думал он и о том, что заслуживает не меньшего порицания. Кто знает, может, секту могли бы закрыть раньше и без кровопролития, если бы он поверил рассказу жены о беглом монахе? Так или иначе, гадать было поздно.
— Интересно, как низвержение Черного Лотоса сказалось на правящих кругах? — спросил Уэда.
— Кумасиро и Дзюнкецу-ин назвали имена чиновников бакуфу, входивших в секту, — ответил Сано.
Среди них оказался один из его сыщиков, Хатия. Именно он выдал секте наблюдателей, которых Сано заслал в храм.
— Кое-кто из них примкнул к войску Анраку и был либо схвачен, либо убит. Среди выживших удалось разыскать убийц четы Фугатами. Им позволят совершить харакири. Остальных, не принимавших участия в бунте, отправят в изгнание. Мы также располагаем списком приверженцев Черного Лотоса из среды феодалов, купцов и простолюдинов.
— Я готов провести столько заседаний, сколько потребуется, — смиренно произнес Уэда.
Судам по делу Черного Лотоса, казалось, не будет конца. Впадая в уныние при мысли о массе работы, Сано сказал судье:
— Сожалею, но мы должны идти. Нам с Хирата-сан предстоит еще опросить заключенных целой тюрьмы.
Они и без того провели уйму времени, выслушивая священников и монахинь, которых набралось столько, что в каземате не хватило места и их пришлось размещать в палатках на тюремном дворе. День и ночь они продолжали твердить «Хвала Черному Лотосу!», причем ни один из них пока не выказал раскаяния. Пленники отказывались верить, что Анраку мертв, и по-прежнему считали, что их ждет просветление во славе. Допрашивая их, Сано смотрел в души, исполненные фанатизма — наследия Анраку. Увиденное так удручило его, что он уже мысленно торопил миг закрытия дела.
— Могу я предложить вам совет? — спросил судья Уэда. Сано кивнул.
— Отложите на время работу и побудьте с домашними. Это пойдет вам на пользу.
Минуту Сано колебался, потом снова кивнул, зная, что судья плохого не посоветует. Настала пора поговорить с Рэйко.
Мидори сидела в детской поместья Сано, глядя, как Рэйко и няньки кормят Масахиро ужином. Комнату ярко освещали фонари, угольные жаровни разгоняли холод и сырость осеннего вечера. Масахиро ел рис и радостно лопотал.
— Вот молодец, — улыбнулась Рэйко сыну. — Кушай как следует, вырастешь большим и сильным.
Мидори, получив от Кэйсо-ин дозволение оставаться у Сано и Рэйко столько, сколько потребуется, чтобы отойти от пережитого, пыталась согреть душу, наблюдая эту безмятежную сцену. Но какая-то неуемная тоска не давала ей покоя. Все выглядело точно таким же, как прежде, до резни и пожара в храме Черного Лотоса, и вместе с тем многое изменилось.
Рэйко и Сано, казалось, отдалились навсегда. Мидори знала, что Рэйко, несмотря на внешнюю веселость, очень гнетет отчуждение мужа и то, что было в храме. Да и саму ее, такую сердечную и жизнелюбивую раньше, словно подменили. Столкнувшись с Анраку, увидев, что он творил с людьми и на что заставлял идти, Мидори поняла, что мир не так чист и светел, как ей представлялось. Она не подозревала, что может пасть жертвой злых чар. Хуже того — ей даже не удалось завершить то, ради чего она отправилась в секту.
Сано сказал, что ей не придется свидетельствовать против Черного Лотоса, поскольку резня в храме и так доказала его злонамеренность. Таким образом, Мидори избежала скандала и сохранила честь, которой рассказ о пережитом в секте неминуемо бы повредил. Однако это не принесло ей облегчения: выходило, она мучилась напрасно и совсем не помогла Рэйко. Хирата был слишком занят, чтобы навестить ее по возвращении… Из-за сонного зелья Мидори почти не помнила осады. Вроде бы Хирата тогда обнял ее и воскликнул: «Благодарение небесам, ты жива!» — но, возможно, ей это просто привиделось… А его любовь как была, так и останется несбыточной мечтой.
Убеждая себя радоваться жизни и забыть о перенесенных тяготах, Мидори услышала, как кто-то идет по коридору, и тут же в дверях показались Сано и Хирата. Ее сердце забилось так сильно, что пришлось опустить глаза, чтобы не выдать охватившего душу волнения. Масахиро радостно потянулся к отцу, остальные неловко молчали.
Тишину нарушила Рэйко:
— Не ждала вас так рано.
— Да, мы вот… — Сано замялся, не зная, что сказать.
Служанки подхватили Масахиро и вышли из комнаты.
Хирата задумчиво произнес:
— Мидори-сан, не желаешь ли прогуляться со мной?
Ее окрылила надежда, но она по-прежнему держала глаза долу.
— Хорошо, — пролепетала она. — Сейчас, только оденусь.
Вскоре Мидори шла по садовой дорожке рядом с Хиратой. Оба потупили взгляды, чтобы не смотреть друг на друга. Пелена облаков в сумеречном небе снова грозила дождем, огни особняка высвечивали мокрые деревья. Любовь и тревога охватили Мидори, она нервно стискивала руки под широкими рукавами кимоно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хирата. С него слетела прежняя снисходительная небрежность, голос звучал молодо и неуверенно.
Мидори глубоко вдохнула, чтобы совладать с волнением. Воздух был напоен влагой и запахом сосен.
— Спасибо, гораздо лучше.
Минуту-другую они шли молча. Потом Хирата сорвал с куста листик и принялся его разглядывать.
— Кстати, то, что ты сделала… — начал он вдруг.
Чувствуя, что не вынесет его упреков, Мидори выпалила:
— Знаю, не надо было! Зря я туда пошла. — Ее голос дрогнул. — Вы были правы. Я слишком глупа, чтобы быть сыщицей…
Хирата остановился, бросил листок и посмотрел ей в глаза.
— Я совсем не это хотел сказать, — горячо произнес он.
— …А еще гордилась собой: надо же, с первого раза попала в храм! Оказывается, меня взяли только потому, что им были нужны как раз такие.
Мидори пришла к выводу, что именно простота характера, уступчивость и наивность стали для нее пропуском в секту.
— Сразу попалась… Даже не смогла ничего никому сообщить!
На глаза ее навернулись слезы.
— Я думала, что не испугаюсь, а сама тряслась от страха. — Поддавшись чувству, Мидори призналась в том, чего Хирата не должен был узнать: — Я пошла туда, чтобы вас удивить. Простите, вы столько натерпелись из-за меня…
— Мидори-сан. — Хирата взял ее за плечи. — Послушай.
Еле сдерживая слезы, Мидори взглянула на него и замерла: с такой теплотой и заботой он смотрел на нее.
— Твой поступок был умным и смелым, — сказал он хрипловатым, искренним голосом. — Тебе удалось то, что не вышло у опытных сыщиков, — проникнуть в храм. Ты рисковала жизнью, чтобы добыть доказательства против сектантов. Конечно, тебе было страшно. А кто бы не испугался? Но ты поборола свой страх, а главное — выжила.
Внезапно он оробел и отпустил Мидори.
— Я хотел сказать, что все-таки… — проговорил он с запинкой, — хотя мне и надо было остановить тебя, когда я мог… ненавижу себя за это… все-таки я тобой восхищаюсь.
— Правда? — Мидори смотрела на него, недоумевая. — Но ведь мной не за что восхищаться! Я так глупо попалась…
— Нет-нет! — Хирата замахал руками в знак опровержения. — Вовсе не глупо. Ты попалась из-за своей доброты и доверчивости. Ты не могла бросить ту девушку, Тосико, в беде. Думаю, даже если бы ты догадалась, что она шпионка, все равно попыталась бы ее спасти. — Он потупился и пробормотал: — Это я не заслужил твоего восхищения.
В листве зашуршал дождь. Хирата поспешил увести ее в беседку, укрывшую их от грозы в тот памятный день два года назад. Рука в руке стояли они, глядя на ливень, как тогда. Сердце Мидори забилось в том же предчувствии.
— Это мне нужно просить у тебя прощения — за то, как я с тобой обходился, — смиренно вымолвил Хирата. — Я, как последний дурак, разбрасывался твоей дружбой, ценил внимание женщин и положение в обществе превыше всего. Теперь-то я сознаю, что никто в мире не сделал бы для меня и половины того, что сделала ты. Когда я узнал, что ты ушла в храм и не вернулась, я понял… — Хирата повернулся к ней и пылко продолжил: — Понял, как сильно тебя люблю!
Мидори почувствовала, как расцветающая улыбка стирает все следы горестей на ее лице.
— Значит, еще не все потеряно? — спросил Хирата, глядя на нее с надеждой. — Тебе еще есть до меня дело?
Мидори покраснела и кивнула. Хирата словно засветился. Потоки дождя стекали с крыши беседки, отчего окружающий мир казался нечетким…
Потом Хирата посерьезнел.
— Я хочу, чтобы мы больше не разлучались, — сказал он.
Мидори постеснялась повторить его обет, но любящим взглядом и сердечной улыбкой дала понять, что согласна. Однако на брак еще требовалось разрешение родителей.
— Что же нам делать? — прошептала она.
Хирата сжал ее руку в теплой ладони.
— Все, что в наших силах.
Оставшись одни в детской, Сано и Рэйко сидели в разных концах комнаты. Далекий смех Масахиро только усугубил их затянувшееся молчание. Рэйко напряглась в предчувствии обвинений. Она понимала, что заслужила наказание — за свои ошибки и ослушание. Сано был вправе расторгнуть их брак и забрать у нее Масахиро. Должно быть, только из-за обилия работы он до сих пор с этим медлил. Рэйко смятенно ждала, что-то он теперь скажет, как ждала все четыре дня после битвы. Только бы сердце выдержало…
Время по возвращении проходило для нее в домашних хлопотах. Ради Масахиро она пыталась жить так, будто ничего не случилось, хотя отложенное разбирательство с мужем висело над ней подобно грозовой туче. Рэйко словно застряла во времени. Ее по-прежнему не отпускали ужасы, пережитые в храме. Перед глазами проносились кошмарные сцены: атака монахинь и священников, окровавленные тела, мелькающие клинки, пламя, сумрачные туннели и Анраку, зарубленный ее рукой. Но гибель Хару ярче и настойчивее других всплывала в памяти.
Даже сейчас, когда ее будущее было под угрозой, Рэйко не могла забыть Хару. Дух девушки все еще стоял между ней и Сано ужасающим напоминанием о ее ошибках, невозвращенном долге, разрыве без расставания.
— Ты горюешь по ней — это естественно, — тихо сказал Сано.
Рэйко поразилась тому, как он угадал ее чувства и мысли. Сочувствие мужа заронило в нее зерно надежды, хотя и не развеяло уныния.
— Странно, ведь Хару была себялюбивой и испорченной девчонкой. Почему же ее смерть мучит меня больше всех остальных? — Рэйко подняла ладони. — Почему я тоскую по ней?
— Ты была ее другом. И она, в свой черед, поступила как друг.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Рэйко. Она не сказала Сано о последнем выборе девушки.
— Когда я допрашивал Дзюнкецу-ин, то узнал, что ты осталась жива благодаря Хару. — Он невесело усмехнулся. — Подумать только: я изо всех сил старался ее обвинить, а она меня так отблагодарила!
От его признания сердце Рэйко пустилось вскачь.
— Неужели отблагодарила? — пробормотала она.
Взгляд Сано смягчился. Безмолвное единение душ разрушило стену, выросшую между ними, принеся Рэйко радость и облегчение. Правда, восстановлению лада еще мешали серьезные трудности, но теперь у нее хватит мужества их преодолеть.
— Ты был прав: Хару лгала мне, — сказала она. — А я была слишком упрямой и близорукой, чем причиняла тебе боль. Прошу, прости меня, пожалуйста.
— Если ты меня простишь, — проговорил Сано с тем же раскаянием. — Ты тоже была права в том, что Хару не убивала Тиэ и ребенка и не устраивала пожара. Я должен был раньше проверить твои подозрения насчет Черного Лотоса, а не останавливаться на ней. Из-за меня ты была вынуждена защищать ее.
Его откровенность пристыдила Рэйко.
— Она вертела мной, как ты и думал. — Но даже дурная память о Хару заставляла Рэйко скорбеть о ее судьбе.
— Все-таки ты не зря к ней привязалась, — заметил Сано. — Ее чувства к тебе спасли жизнь вам с Мидори.
Его желание облегчить муки совести Рэйко не умаляло ее вины в другом прегрешении.
— Я дала Мидори понять, что мечтаю об осведомителе в храме. Мне следовало сразу догадаться, что она туда отправится. Никогда себе этого не прошу.
Видя, как помрачнел Сано, Рэйко почувствовала горькую ноту в своем счастье по поводу вновь обретенной любви. Нечего и говорить, что за упущение в деле с Мидори Сано навсегда лишит ее права участия в расследованиях.
— Мидори жива. А вот министр Фугатами, которому я должен был помочь, погиб, как и его жена. Их дети остались сиротами.
Под конец их совместного самообличения Сано добавил:
— Хуже всего было не то, что я или ты натворили, а то, что мы опустились до взаимного противостояния. Мало признать свою вину. Мы должны вынести урок для себя, чтобы в будущем избежать подобных ошибок.
— В будущем? — Рэйко решила, что ослышалась. Сомнение в ней боролось с восторгом. — Ты хочешь сказать… то есть ты еще хочешь, чтобы я тебе помогала?
— Дня два назад я ответил бы «нет», — сознался Сано. — Однако потом понял, что не меньше тебя склонен к предубеждению и что мои ошибки тоже могут иметь пагубные последствия. Мне нужен кто-то, кто удерживал бы меня от поспешных выводов. — Он смущенно улыбнулся и произнес: — А кто справится с этим лучше тебя?
Рэйко просияла. Ее мечты наконец сбылись, лад в семье был восстановлен. Дурные воспоминания в ярком свете счастья потускнели, да и Сано уже не выглядел таким изнуренным. Быть может, их сотрудничеству пойдет на пользу опыт накопления противоположных мнений. Быть может, когда-нибудь она перестанет терзаться о Хару. Прежде всего этот случай научил ее осторожности. Единственный подозреваемый остался для нее в прошлом, равно как и единственная версия.
— Можем ли мы ручаться, что другие дела нас не разлучат? — спросила она.
Сано взял ее за руку.
— Вряд ли, но можем обещать противостоять этому изо всех сил.
Жар его прикосновения дал Рэйко вновь проникнуться атмосферой их супружества: воспоминанием о преодоленных опасностях, счастьем рождения Масахиро, своей любовью и любовью к сыну, дарящей поддержку и радость. Она ощущала, как в них крепнет общая сила, готовность к новым испытаниям.
— Тогда мы точно победим, — сказала Рэйко.