Мандарин, пребывая на грани обморока, изо всех сил старался сохранить ясность сознания, чтобы не упустить ничего из их перепалки. Он закашлялся, отплевываясь кровью, и госпожа Аконит, быстро подойдя к нему, поставила ногу ему на грудь, чтобы прекратить кашель.
— Дай-ка вспомнить, — ответила она госпоже Стрекозе, приложив палец к щеке. — Ах да, вроде бы я истолкла ее в ступке, чтобы спасти жизнь одному знакомому иезуиту. И знаешь, лекарство прекрасно подействовало. Если хочешь, я дам тебе рецепт.
— Ты променяла мою вечную жизнь на здоровье какого-то жалкого монаха! Подумать только, а я ведь имела глупость довериться тебе! Но почему, почему же в самый последний момент ты предала меня?
— Неужели ты думаешь, я стала бы помогать тебе, если бы знала, что ты собираешься зарезать графа, как какую-нибудь свинью?
— Только не разыгрывай тут добродетель! Ты сама убила двух женщин, там, на джонке! — отрезала госпожа Стрекоза, презрительно скривив губы.
Отвечая на это, госпожа Аконит подкрепила свои слова свистом кнута:
— Женщины погибли по недосмотру моих людей, но те уже понесли должное наказание.
— Ты предпочла меня мужчине, иностранцу. Это уже слишком. А потому ты умрешь вместо этого несчастного монаха, что отнял у меня мое место среди Бессмертных!
Порывшись в рукаве, госпожа Стрекоза вытянула вперед руку, чтобы запустить очередной снаряд. Мандарин, не в силах пошевельнуться под ногой вдовы, отчетливо увидел, как на них несется металлический диск со смертоносными зубцами. Он раскрыл рот, чтобы предостеречь молодую женщину. Но та быстрее молнии уже вскинула руку и щелкнула своим хлыстом. И снова кожаный ремешок, обвившись вокруг шелкового шнурка, пресек вычерчиваемую диском дугу. Вложив всю свою ненависть в крик, госпожа Стрекоза выпустила из руки шнурок и достала из рукава новый. И снова диск взмыл в воздух, и снова он был остановлен. Лежа на земле, мандарин наблюдал за этим странным действом, что разыгрывалось над ним: госпожа Стрекоза, как гигантская паучиха, словно выпрядала смертоносные нити, чтобы метать их в своих врагов, но каждый раз путь им преграждал кнут, с удивительной быстротой разрезавший ночь. Воздух словно трещал от щелканья кожаного ремешка, чертившего в полутьме сокрушительные узоры. Ночь была наполнена белыми нитями и черными ремешками, которые сталкивались, сплетались и расплетались в смертельной схватке.
Но вот госпоже Аконит наскучила эта игра. И тогда все так же, при помощи кнута, она легонько притянула к себе свою противницу, которая тщетно пыталась тормозить пятками, оглушительно крича при этом.
— Иди сюда, — проворковала молодая женщина с шелковыми косами. — Я едва слышу твой ласковый шепот.
— Ах ты отщепенка! Уж ты-то знаешь, что такое мужчины! Так что ж ты прилипла, как дура, к этому жалкому чужестранцу с рыжей шевелюрой и бледной кожей? Сомневаюсь, чтобы его вера позволяла ему отвечать на твои заигрывания!
Она явно позволила себе лишнее. Госпожа Аконит резко дернула кнутом, и обезображенная ненавистью женщина оказалась нос к носу со своей соперницей. Тогда та отбросила кнут, увлекший за собой последний шелковый шнур, и встала в боевую позу. Госпожа Стрекоза, увидев, что у нее не осталось иного оружия, кроме собственных кулаков, побледнела от страха. Они стояли друг против друга на лужайке, залитой таким ярким лунным светом, что тени их вырисовывались на траве с нереальной четкостью. Затем, словно по уговору, обе принялись кружить одна вокруг другой, испепеляя друг друга ненавидящим взглядом.
Скривив губы в высокомерной гримасе, госпожа Аконит перешла в наступление. С великолепной четкостью выполнив движение под названием «ветер в тростниках», она ударила госпожу Стрекозу ребром ладони по затылку. Та пронзительно вскрикнула и отскочила, нервно потирая ушибленное место. Отвращение, исказившее черты соперницы, напомнило госпоже Аконит о ее неприятии любого физического контакта, и лицо ее осветила хитрая улыбка, придавшая ей сходство с кошкой, приготовившейся съесть пойманную мышь.
— Ну иди сюда, Стрекоза, померяйся со мной силами. Неужели тебе не надоело швырять в меня своими дисками, от которых и толку-то никакого нет?
Однако та продолжала отступать с выражением глубокого отвращения на лице. Тогда, разметав косы, засвистевшие, словно две ядовитые змеи, госпожа Аконит бросилась на жену скопца. Та не верила своим глазам: оставаться на месте означало быть растерзанной на куски этой бешеной тварью, что неслась на нее со скоростью смерча. Недолго думая, госпожа Стрекоза бросилась наутек. Однако она ошиблась, рассчитывая, что ведьму это остановит: видя, что мышь пытается улизнуть, госпожа Аконит прибавила шагу. Пригвожденный к земле, мандарин угасающим взглядом следил за погоней. С безупречной легкостью, сделавшей бы честь любому мужчине, и с чисто женской грацией вдова ни на шаг не отставала от госпожи Стрекозы, легким движением плеча выписывая виражи. Она позволяла своей добыче бежать лишь потому, что хотела продлить удовольствие: то отставая, то приближаясь к ней настолько, чтобы шепнуть ей на ухо пару слов, она наслаждалась ее испуганным визгом, раздававшимся каждый раз, как она протягивала к ней руку.
— Не прикасайся ко мне! Убери прочь свои лапы! Мразь! Мразь! — вопила, отмахиваясь от нее, госпожа Стрекоза.
Восхищаясь проворством госпожи Аконит, мандарин, продолжавший плавать в собственной крови, не мог не отметить и хитрости госпожи Стрекозы, чьи уловки своим коварством превосходили все виденное им ранее. То и дело меняя повадку, она время от времени притворялась уставшей, чтобы улизнуть от преследовательницы в тот самый момент, когда та, казалось, была уже готова ее схватить. Однако госпожа Аконит угадывала любую перемену в направлении, заранее просчитывая поступки своей добычи.
После нескольких тщетных попыток оторваться от следующего за ней по пятам врага, утратив последние силы, но не хитрость, жена скопца присела на корточки, словно выражая готовность сдаться. Но, подпустив госпожу Аконит совсем близко, она вдруг резко выпрямилась, размахивая обломком дерева толщиной с человеческую ногу.
— Сейчас я приласкаю тебя за твое предательство! — воскликнула она и что было силы ударила свою соперницу.
Сжавшись в комок, мандарин лишь тихонько всхлипнул от страха, но госпожа Аконит предугадала удар и парировала его приемом под названием «волна на волну», отчего тяжелый сук разлетелся на куски. Забыв на время о мучавшей его боли, мандарин с удивлением наблюдал за схваткой. Где эта женщина научилась так мастерски драться? Легкость, с которой она это делала, говорила о прекрасной подготовке, а точность ударов свидетельствовала о недюжинном таланте. Поняв внезапно, в чем тут дело, он выругался про себя: будучи убежденной моисткой, а следовательно, сторонницей вооруженной борьбы, госпожа Аконит, как и все последователи Мо-цзы, очевидно, усиленно занималась кунг-фу.
Теперь, стоя лицом к лицу с госпожой Стрекозой, молодая женщина дала волю гневу. Резким движением выбросив вперед вытянутую горизонтально руку, она ударила ее в районе левого плеча.
— Ай! — завопила та. — Ты сломала мне ключицу! Я убью тебя!
— До рассвета я успею тебе еще кое-что сломать, — отозвалась госпожа Аконит, прыгая с места.
Перевернувшись в воздухе, она выбросила вперед ногу и нанесла сопернице страшный удар в грудь. Задохнувшись, госпожа Стрекоза согнулась пополам, понимая, что, уклоняясь и дальше от прямого контакта, она неминуемо потерпит поражение. Тогда, превозмогая отвращение, она стала яростно защищаться, стараясь дотянуться остро отточенными ногтями до янтарных глаз госпожи Аконит. Ошарашенная такой внезапной сменой тактики, та едва успела отразить удар приемом «разбитый цветок», а мандарин, икнув, вознес благодарность гениям-хранителям.
Тем временем жена скопца отступила на несколько шагов назад и, подняв с земли большой камень, метнула его в противницу. Она ни за что не попала бы в цель, если бы в этот момент мандарин, внезапно ощутивший всю глубину своей раны, не застонал от боли. Госпожа Аконит на какое-то мгновенье отвела взгляд, и камень с глухим стуком ударил ее по руке. На синем хлопчатобумажном рукаве тотчас расплылось темное пятно.
— Вот у тебя спеси-то и поубавилось! — захохотала ее соперница. — Как я рада, что имперский мандарин будет присутствовать при смерти той, за кем он все это время гонялся, как бешеный пес.
Мандарин Тан, лежавший ничком на земле, ответил на это слабым протестующим возгласом и погрузился в забытье. И тут в мозгу госпожи Стрекозы зародилась коварная мысль. Она прекрасно понимала, что уступает своей противнице, которая все это время с унизительной легкостью отражала ее атаки. Ей ни за что не одолеть и уж тем более не прикончить эту моистку, натренированную на то, чтобы убивать. Однако у нее все же оставался один выход… Она еще сможет нанести ей смертельный удар… Зубчатый диск как нельзя более кстати валялся теперь у ее ног, и, увидев это, она не колеблясь подобрала его с недоброй усмешкой. Госпожа Аконит, не сводившая глаз со своей соперницы, едва успела заметить быстрый взгляд, брошенный ею на распростертого на земле судью.
Тогда немыслимым напряжением сил она сообщила своему телу всю скорость, на которую была способна, и бросилась к мандарину. В то самое мгновение, когда диск вырвался из руки убийцы, госпожа Аконит прыгнула. Ветер, несший смертоносное орудие убийства, разметал косы молодой женщины, когда он плашмя упала на бесчувственное тело судьи.
От удара мандарин мгновенно пришел в себя. С изумлением обнаружив на себе красивое мускулистое женское тело, он непроизвольно задал единственный мучивший его вопрос:
— Но почему? Почему вы хотите все разрушить?
Глядя на него золотыми глазами, в которых мерцали стальные отблески, она ответила на одном дыхании:
— Потому что Мо-цзы учит, что Небу неугодно, когда большие царства нападают на маленькие, когда богатый притесняет бедного, когда сильный грабит слабого, умный обманывает глупого, а человек, окруженный почестями, презирает униженного и обездоленного.
И тут вращающийся в воздухе диск достиг своей цели.
Молодая женщина рухнула на потрясенного мандарина, их лбы соприкоснулись, губы слились воедино, и он почувствовал, как рот его наполняется горячим, металлическим вкусом крови. И, окончательно сломленный обстоятельствами и болью, он впал в беспамятство.
Дрожа от ночной свежести, Динь то и дело вспоминал свой леопардовый воротник, который только что так необдуманно охаивал. Прогуливаясь по ночному городу в надежде вновь обрести ускользнувший сон, он неожиданно для себя оказался перед домом графа Дьема, зловеще темневшим в лунном свете. Бросив беглый взгляд на сад, он с удивлением заметил в глубине две тени, которые порхали по траве, словно преследуя одна другую. Какое-то время он издали наблюдал за этим странным танцем, пока одна из фигур, вся в темном, вдруг не рухнула как подкошенная наземь. Тогда, топая, как десять стражников, и вопя что есть силы: «На помощь! Убивают!», он бросился к ней, вспугнув тем самым вторую фигуру — женщину в светлом платье, — которая выбежала через боковой выход. Подбегая к лежавшему лицом вниз телу, он узнал косы, о которых так часто вспоминал его друг, а затем под этим неподвижным телом в громадной луже крови обнаружил самого мандарина Тана.
Сидя по-турецки перед зданием суда, нищенствующий монах как раз вкушал утреннюю порцию супа, когда мимо молнией пронесся утренний посетитель, задев его по лицу полой развевающейся рубахи. Монах чуть не вылил на себя дымящуюся жидкость, но человек с тяжелыми веками так спешил, что едва не опрокинул медную чашку для подаяний, даже не взглянув на нее. Быстро взбежав по ступеням лестницы, он ворвался внутрь здания.
— Наконец-то! — с облегчением воскликнул он. — Хоть кто-то тут не спит!
Услышав его, протиравший глаза и позевывавший стряпчий подскочил от неожиданности и поспешил принять важный вид.
— День ли, ночь ли, мы всегда на посту на благо империи, господин Доброхот! Что за неотложное дело привело вас сюда в столь ранний час?
Убитый горем скопец жалобно запричитал в ответ:
— Моя жена не ночевала нынче дома!
— Я глубоко опечален случившимся, — ответил чиновник, обмакивая кисточку в тушь. — Известно ли вам имя ее любовника?
— Речь совсем не об этом! — возмутился скопец, и пухлая нижняя губа у него задрожала. — Я боюсь, не случилось ли с ней беды. Она у меня красавица, а вы ведь знаете, в городе полно моряков, охочих до хорошеньких женщин, да еще и бродяги шатаются, а уж их распутство всем известно. Вот я и пришел официально заявить о ее исчезновении.
— Отлично, отлично, я все записываю… Только, знаете ли, стража сейчас страшно занята. На мандарина ночью совершено нападение, он тяжело ранен. Так что все силы брошены на поиски преступника.
— Кто же мог осмелиться напасть на нашего судью? — воскликнул скопец, изображая негодование, но при этом тайно радуясь. — Это же неслыханно — поднять руку на имперского сановника!
В ответ его собеседник покачал головой и устало произнес:
— Мне ничего об этом не известно, я ведь только что пришел. Но суд гудит от слухов об этом ужасном нападении.
— А как же чувствует себя мандарин Тан? — поинтересовался господин Доброхот, потирая руки с выражением крайней озабоченности.