— Потемкин! — хлестнул, психанув, по баранке Виталик, — Потемкин? Ну, да это он!
«Ерунда-то какая! О чем они, господи, а? «Не стреляйте, братва, не стреляйте друг друга!» В своем ли уме, боже мой, Виталик?...
Слова и картинки без спроса и нагло, рябили в глазах и плескались, как волны, в мозгу. Кладбище, вороны; чистый-чистейший, покойный пух, из холодного снега… Как пудра… «Дружище, конечно… — Ах да, ну, конечно, — мозги не пудришь?» И взгляд его, пристальный, как трибунал … «А иначе — смешно! Как иначе?»
Не будет иначе в делах, где вращаются очень солидные деньги. Вращает их не металл шестеренок — «шестерки». Такие же люди, как он, Виталик. Все же, хрупкий, в сравнении с железом, материал. Ломает, крушит механизм невинных на части, Потемкин — он что виноват? А Виталик? Во всем виноват Лахновский! Он и такие, как он! Но если Потемкину на фиг Лахновский не нужен, то — кто без него Виталик? Да просто никто!
Виталик физически чувствовал треск. «Вот она и пошла, в полный рост эта ломка! А может — мелькнула надежда — она обломает меня, закалит — человеком стану? Такой-то ценой? — не на шутку ломало, — Таким, как Лахновский я стану, — не хуже!».
«С бедой не спеши. Пришла — это еще не беда. Переспать с нею надо» — не раз говорила мама. — «А дальше — уйдет, может быть, и сама. Ну а нет — бог науку подаст, как избавиться…».
С хрустом сложилась в руке, опустевшая банка. «Пиво в лесу, в одиночку и ночью, — бросая в окно комок жести, смеялся Виталик, — ну, волк, — натурально! Отшельник». И, как ребенок, балуясь, потянулся в окно: «А луна, где она?» Но выть на луну, — как отшельник, не стал.
Мудрость в том, что он слышал от мамы, была. Во-первых: а может, пройдет? Может, нет ничего? Просто паника? Может быть… Лучше бы…
«Ну а что там, что было? — стал думать он, — Приехал и глянул. Увидел. Что с этого? В чем нарушили что-то, директор и «Трейд и К»? Догадки? Туда их — как шеф говорит — козе в одно место, свои догадки!».
— А все-таки, мама, хана мне! Чего там — хана…
Потому что теперь он, Виталик, дырку в мозгу получил, сквозную. Шеф умен, хитер, — не лиса, а хуже. «Идея твоя!» — похвалил. Похвалил? Приговор зачитал! — вот что сделал он в сауне! Приговор это был, — а не водочка в кайф… «Не осел я, а? Осел — уши-плюши! Да он, плюс к тому, оскорбил: «Голова у него на месте!» А где у меня?» — Все понял Виталик. Дошло!
За то, что пропало тогда, на посту, шеф ответил, стерпел, в одиночку и молча. Там не было крайних. Был опер, козявка, что цапнула больно. Но крайних… И шеф припугнул своего — сигаретами «Ватра». И повелся Виталик, себя, не жалея, — вывернул. Схему нашел. Отстоял ее — мало того! И, конечно, — стал крайним... А что было нужно? Теперь шеф — уйдет, отвернется. Другого найдет.
«Дырка сквозная, мама!» — горькой была улыбка Виталик. Теперь каждый день начинать надо с мысли о том человеке. Думать о том, — а что думает он? И не знать, что он думает, понимая, что все-таки, — что-то думает. И ничего не поделать с этим.
«Проживешь с такой дыркой, мама?»
Виталик еще курил «Мальборо» и еще открывал «Баварию». Он приехал сюда, с глаз подальше, подумать. «И заночую…» Надо было найти, навести «в шарабане» порядок, придумать что-то, — потом ехать в город. Зная, что как-то, но жить будет можно.
«Гапчено, Тапченко… — стал думать он. Семнадцать, по-моему, «ходок», я проплатил на сегодня. По сто. А в итоге? Да, ничего, в итоге... Машину, дружок, поменять ты уже в состоянии, правда?»
Мысль, как муха к пирожному, привязалась к Славе Гапченко. «Так, — думал Виталик, — так… мы о чем? О Потемкине, и про сахар… Гапченко -с того же поста, что и Потемкин. Два звена, как два шлейфа в узле — аварийная скрутка на кабеле. Здесь собака зарыта! Вот это и хорошенько, мне надо обдумать. Я — маленький Жуков. Штыками солдаты воюют, а маршалы — головой!».
Образ Гапченко вызвал улыбку, как только Виталик представил его со штыком.
«Ах, мама, — вздохнул он, — а что ж мы имеем? Проблема, Потемкин и Славик! Но Славик, — что есть он, что нет… Славик — пешка. Легко в руки взять, и легко потерять. Бывает ничья, — рассуждал Виталик, — но игры без потерь — не бывает! То, Потемкин и Славик, с одного поста — хороший шанс для комбинации. Конфликт и случайный выстрел — чего не бывает на их «производстве»?
Вычислить ход, подобрать фигуру — вот главное для игрока. А чужую фигуру с доски убирает игрок не рукой — а другой фигурой. «Прекрасно! — сжал зубы Виталик, — Другая фигура — Славик! Задачу поставила жизнь, извините, друзья!».
«Вот теперь, — твердой рукой поворачивал ключ Виталик — Теперь можно ехать!».
Теперь оставалось вложить в руки шахматной пешки, штык. Лахновский это умеет. Сумеет и он, Виталик!
***
Потемкина вызвал начальник поста.
— За период мы отчитались. Скажи, а реальное, что-нибудь, на перспективу, даешь?
— Даю.
— Да? И заведение* дашь?
— Да, готовлю.
— Реальное?
— Да.
— Хорошо. Я надеюсь, иди.
***
— Говорит, что Виталик…
— Давайте! Ало?
— Альфред Петрович, Виталик… Я приболел, извините… Но, завтра я буду готов. Как обещал, все реально. Управлюсь.
— Не много ли на себя берешь?
— Нет, я подумал.
— Еще бы, не думал!!!
Улыбка была, он и сам это чувствовал — клейкая. Выпито слишком. Две банки еще оставалось — 0,33 «Баварии». Но и это, мозгам и душе его отдыха не обещало. Он за тридцать минут их выпьет. А после? Покурит и сходит в киоск. Потому что сна, все равно не будет.
Но он улыбался, такой, ставшей клейкой, улыбкой.
«Нелюдь! Шеф, ты же нелюдь!» Скажи ему правду Виталик: «Гарантии «сто» дать никто не может!» — тот завтра же купит ему пачку «Ватры». Нелюдь!
«Но, — допивая последнюю банку и собираясь подняться, пойти в киоск, сказал себе твердо Виталик, — я «Ватру» курить не буду!».
В киоске набрал не пива, а водки и две пачки «Мальборо».
***
— О, а я только, Виталик, тебя вспоминал!
— Денег надо?
— Тьфу ты, а что ты не в духе?
— Болел.
— Ах, понятно… — сочувствие выразил Гапченко, — Но, нынче ты крут. Три места!
— Намек?
— А чего? Три места, должно быть дороже. У Вас обороты растут…
«Резвый!» — зло сказал, про себя, Виталик. Чувствовал: глупо, но сам спровоцировал тему.
— Славик, — спросил он, — а раньше тебе лучше было? Пока сам я тебе, ни с того, ни с сего, добровольно не стал подавать?
— Подавать? — возмутился Славик.
— Ну, не цепляйся. Не в духе я, видишь? Хватит.
— Ну, хватит… — сдержался Славик, — Но, — то было раньше!
— Бери, Слав, то, что есть, а потом, — подумаем.
— Ладно, подумай…
***
— Сергеич, ну что, с длинным носом в гостях, никого больше не было?
— Нет, никого!
Круто, так круто, менялась жизнь! Никогда еще столько, когда говорил, не думал. Но шеф висел тенью над головой. Он живое — в том случае, если ценил, то не обязательно — человека. А Виталика — так вообще...
Но сказать, что запросы у Славика стали побольше, придется. Поверит?
— Сергеич, ты как по деньгам? Доволен?
— Да что ты, конечно! Я вон и людям уже помогать могу. Без зарплаты они поголовно. Ты знаешь, ты доброе дело нам делаешь, всем, Виталик!
— Дай бог, а хорошая водка есть?
— Да, «Абсолют»!
— Ну, давай!
А секунд через тридцать, почувствовал вдруг, как провал, — тишину. Встрепенулся, поднял глаза.
— Виталик, — ждал, смотрел на него, Сергеич…
Но Виталик его перебил:
— А что он, скажи-ка, узнал обо мне?
— Опер твой? Ничего.
— Это точно?
— Да, потому, что он о тебе ничего не спрашивал!
— Вот как…
— Я вот что, Виталик, хотел бы сказать. Ерундой — не понятно зачем — забиваешь голову! Совершенно нормальный сотрудник, приехал и посмотрел. Нет претензий — и все! Я вообще-то, хотел познакомить вас. Пожалел, что вы разминулись. А что, свой человек на таможне? Накорми его лишний раз, напои, и дай водки, и хлеба с солью — и не жалей. В его власти — он тоже поможет. А он — из таких. Я куплю для него, прямо завтра же, виски…
— Такой он, считаешь, хороший? Ну, бог с ним, с хорошим! А как же с плохим?
— Я не понял?
— Как ты с плохим поведешься… Как ты плохое, с хорошим стыкуешь, а?
— Ах, — улыбнулся, легонько хлопнул ладонью о край стола и поднялся Сергеевич, — «Абсолют»! — сказал он, — И, добавим огурчиков. Так?
Не спросил, не дошло: с кем «ведется» он в данный момент? Если тот, может быть и хороший: нормальный сотрудник и человек, то — Виталик?... Сергеич не думал. А все относительно, в мире…
«Козел!» — про себя усмехнулся Виталик.
***
— Издержка от бывшей профессии, да? — спросил Славик, — Выпил, и снова за руль?
— Что хотел, говори?
— Видел твои «Супера», пустые! Домой шли.
Славик, с улыбкой смотрел и качал головой: «Ну, козел!»
— А куда вы оттуда, с деревни, развозите сахар? В другие деревни? Их вашим сахаром, можно засыпать, по самые крыши.
— Много хочешь ты знать, Славик, много!
— Что, пора убивать? — улыбался, все так же, Славик.
«Ох! — екнуло сердце, — В тему! Он что, мысли читает? Дай бог, хорошо, что я выпил!»
— Значит, — спросил на прощание Славик, — мы думаем, да?
И захлопнул дверцу.
«Ничего себе! — прошипел, сведя зубы, Виталик. И с шумом, как после рюмки, резко, еще раз, выдохнул, — Кто тебя за язык тянул? Я тянул? А ведь — правду сказал — «Что, пора?...». Да придет и пора, если дальше так, Славик… Придет!».
«Рено» с удовольствием, резво катил по асфальту. Вздохнул, наконец, полной грудью Виталик. Момент показался ему судьбоносным. Как душу стряхнул от тяжелой, напрасной пыли. «Свинья, — думал он, — пусть довольна кормежкой и жизнью, и даже хозяином — а понимать должна, что ее все равно зарежут! Ну, пусть она, в силу умственного развития, не понимает, да ведь хозяин рассчитывать вправе. Он что, зря кормил?»…
Мысль была интересной. «А как же ты думал, Славик?»…