Салли взглянула на Эллери, но тут же отвернулась.
— Эллери. — Голос Говарда звучал трезво и рассудительно. — А что ты думаешь?
— Мне много приходит в голову, Говард. Но ничего хорошего в этих мыслях нет.
— Да, я понимаю, но вот если бы…
— Нет, твой вариант не сработает. Ты мог бы сказать правду.
— Благодарю покорно!
— Ты меня спросил, а я тебе ответил. Положение до того запутанное и безнадежное, что иного выхода у вас нет. — Эллери пожал плечами и добавил: — Да его, в сущности, и раньше не было.
— Нет, я не в силах ему признаться. И не стану этого делать. Я не могу нанести ему такой удар!
Эллери посмотрел на него. Говард отвел взгляд.
— Ладно, пусть будет по-твоему. Я и себе не желаю наносить такой удар.
— А у меня иная причина, — чуть ли не простонала Салли. — И я о себе не думаю. Совсем, совсем не думаю.
— Кажется, мы так ничего и не решили, — подвел итоги их разговора Эллери.
— Неужели ты ничего не способен нам подсказать? — отрывисто произнес Говард.
— Говард, я тебе уже говорил. И поход в ломбард — последнее, что я сделал. Я категорически против всех ваших авантюр. И уж если не сумел удержать вас от глупостей, то, по крайней мере, больше не собираюсь в них участвовать. Прошу меня извинить.
Говард вежливо кивнул:
— Салли?
Она поднялась с кресла.
Эллери проводил их в кабинет Говарда. Он пытался проанализировать свои мысли на этот счет и устал от тщетных усилий. Разумнее всего было бы упаковать вещи и поскорее уехать. Однако он упорно следовал за Говардом и Салли, потакая их неуклюжим поступкам, словно сам являлся частью создавшейся проблемы. Может быть, это просто любопытство. Или любопытство, как извращенная форма верности друзьям. Или насилие над разумом, как будто, согласившись с одним условием сделки, он должен был соблюдать и остальные, хотя речь шла уже о других, новых сделках, к которым он не имел отношения. Они вошли. Салли прислонилась спиной к двери кабинета, а Эллери встал в угол.
Все молчали.
Говард комкал носовой платок. Такое впечатление, будто наблюдаешь за пантомимой. Обмотав руку этим платком, он отпер сейф и принялся судорожно шарить внутри, вытаскивая вещи. Потом достал бархатную коробочку и открыл ее. Она была пуста.
— Это ведь она, не правда ли?
— Да.
Говард бросил коробочку на пол, рядом с сейфом. И оставил его дверцу широко распахнутой.
И что теперь? Интерес Эллери к новой сцене был чисто академическим.
Говард направился к французской двери. По пути он прихватил с отцовского стола железный груз для бумаг.
— Говард? — обратился к нему Эллери.
— Что?
— Если ты подготавливаешь свидетельства и хочешь доказать, что вор — человек посторонний, не умнее ли будет разбить стекло снаружи, зайдя через террасу?
Говард ошеломленно уставился на него. А затем густо покраснел. Он открыл французскую дверь рукой, замотанной носовым платком, прошел на террасу, захлопнул дверь и ударил по стеклу около ручки грузом для бумаг. Осколки посыпались на пол кабинета.
Говард вернулся. На этот раз он не закрыл дверь, остановился и осмотрелся по сторонам.
— Я что-нибудь забыл? Ладно, Салли. Я свое дело сделал.
— Что, Говард? — Салли поглядела на него невидящими глазами.
— Я свое дело сделал, — повторил он. — Теперь твоя очередь. Позвони ему.
Салли нервно сглотнула слюну.
Она обогнула стол своего мужа, стараясь держаться подальше от осколков, села в большое кресло, придвинула к себе телефон и набрала номер.
Мужчины по-прежнему молчали.
— Будьте добры мистера Ван Хорна. Нет, Дидриха Ван Хорна. Да, это звонит миссис Ван Хорн.
Она подождала.
Эллери приблизился к столу.
Он услышал знакомый низкий голос.
— Салли?
— Дидс, мое ожерелье пропало!
Говард отвернулся и порылся в карманах в поисках сигарет.
— Ожерелье? Пропало? Что ты имеешь в виду, дорогая?
Салли расплакалась.
«И не смоют все ваши слезы одно изреченное слово».
— Я зашла к тебе взять из сейфа ожерелье для сегодняшнего вечера и…
— Его нет в сейфе?
— Нет.