АДАМ ДАЙМЕН
ШПИОН ПОНЕВОЛЕ
Посвящается М., без которой... и т. д. и т. п.
1. Африканский пролог
Африканская луна садилась за моим левым плечом, когда я сбросил скорость "чессны" и пошел на посадку, медленно и, надеюсь, тихо. Подсветку приборов, чтобы не мешала, зашторил.
- Тебе лучше пристегнуть ремни, - сказал я негру, сидящему рядом. И краем глаза заметил, как его зубы сверкнули в улыбке.
- Я полностью тебе доверяю, белый.
Нельзя было сказать, что мы были повязаны взаимной любовью, так что наши отношения оставались всего лишь деловыми. Я чуть-чуть приподнял самолет над пригорком, а затем спланировал с другой стороны в направлении родезийской долины. Стрелка альтиметра медленно ползла вниз в своей стеклянной клетке. Затем я увидел огни и наконец успокоился. Я и раньше здесь приземлялся, так что вроде бы не должно было возникать сомнений в том, где мы находились - но тысяча миль счисления пути при двух коррекциях по звездам сбила бы с толку куда более опытных пилотов, чем я. А я-то был "классным летуном", как говаривали эти усатые болваны в старых добрых RAF* (Королевские Воздушные Силы - англ.)
Я привел в действие закрылки и выпустил шасси. Внизу слабо вспыхнули сигнальные огни - похоже, керосин, налитый в банки из-под консервированных бобов. Меня ожидало одно из моих лучших приземлений. Я осторожно начал сбавлять газ, когда заметил мигание огней в дальнем конце травянистой посадочной полосы.
- Интересно, что они этим хотят сказать, - подумал я.
Несколько трассирующих снарядов лениво пролетели над левым крылом самолета, прежде чем до меня дошло: это были не огни, а зенитки. Но я был собран перед нелегкой посадкой, потому реакция оказалась лучше обычной. Лишь миг паники - и моя вспотевшая ладонь обхватила ручку сектора газа.
Даю максимальные обороты, убираю закрылки и шасси. Резко маневрировать я побоялся: "чессна" ведь и так шла почти на критической скорости. Несколько снарядов вновь пролетели рядом, на этот раз уже ближе. Фирма "Интернэшнл Чартер Инкорпорейтед" - хозяин самолета, на котором я имел сомнительное удовольствие летать, - предупреждала меня, что двигатели были, что называется, несколько форсированы. Ну прямо настоящие турбокомпрессоры. "Только дай полный газ, если будет худо - и все", - говорили мне. Похоже, сделанное двигателям промывание желудка не прошло без толку, потому что мне показалось, будто я, сидя в "Феррари", дал полный газ на нижней передаче. Спидометр мгновенно показал 250. Я вошел в разворот, чем, вероятнее всего, вызвал самую высокую перегрузку, какую мог вынести этот самолет на грани катастрофы.
Теперь я летел под прямым углом к моим приятелям-артиллеристам. Упреждение при выстреле под таким углом - вещь довольно проблематичная, это вам подтвердит любой пижон, стреляющий фазанов ради милых дам. Не знаешь, куда именно прицелиться - особенно если неизвестно, с какой скоростью летит птица или самолет. Что и сработало. Их стрельба стала беспорядочной, и спустя несколько секунд, все ещё держась вплотную к земле и ураганом мчась на бреющем со скоростью 300 миль в час, я был вне досягаемости. Может быть, эти белые родезийские парни там, внизу, и могли без труда подбить какую-нибудь этажерку, вооруженную одним пулеметом, или прокатиться на танках на славном маленьком параде в Солсбери, но сбить наш самолет умения у них не хватало.
Я сбросил скорость, чтобы пощадить двигатели, тянувшие на пределе, и слегка расслабился. По моей спине струился пот, появилась реакция на происшедшее: я весь дрожал, меня мутило.
- Ты уверен, что твои друзья из Пекина по-прежнему тебя любят? бросил я негру-пассажиру.
- Кого-то попытали, и он заговорил, - подавленно ответил он, полагаю, даже его преданная коммунизму душа не выдержала. - Нет ли тут запасной посадочной полосы?
Я мысленно прикинул направление по компасу и скорость.
- Ну да, конечно. "Интернэшнл Чартер" её тебе гарантирует. Остается только надеяться, что тот, кто выдал первую полосу, не рассказал секретной полиции и о ней.
- Быть этого не может, - успокоил он. - Но не следят ли они за нами по радару? И ещё ведь у них есть реактивные истребители.
Он, безусловно, старался меня подбодрить. В самом деле, не может же один человек знать про обе посадочных полосы. Ведь они подбирались совершенно независимыми друг от друга группами. А вот радар или истребители меня не волновали.
- Родезийский радар нас на этой высоте не почует. У них до сих пор допотопное оборудование. А истребителям не найти нас в темноте без радара, даже если они нагазуют вовсю. - Я сосредоточился на управлении. После всего пережитого атмосфера между нами стала сердечнее.
- Ты храбрый парень, - наконец произнес он. - Почему ты всем этим занимаешься?
Сейчас мне не хотелось вступать в идеологическую дискуссию.
- Приятель, это долгая история. Но могу тебя заверить, марксистско-ленинская философия и Фронт демократической свободы великих народов здесь ни при чем.
Я нашел резервную посадочную полосу, а белые родезийцы - нет. Она оказалась довольно неровной, но шасси "чессны" были к этому подготовлены. Нас ожидали несколько черных революционеров, вооруженных симпатичными китайскими автоматами и брошюрами Дядюшки Мао.
Мой пассажир потряс руку каждому, пока я наблюдал за пролетариями-демократами, заправляющими "чессну" из пятигаллоновых канистр. Это заняло немало времени, так как я проверял каждую канистру с помощью небольшой штучки, которую мне вручили в "Интернэшнл Чартер Инкорпорейтед" чтобы узнать, не слишком ли сильно разбавляют борцы за свободу горючее. Забраковать пришлось всего пять канистр. Они развернули самолет, и мой пассажир залез на крыло попрощаться.
- Спасибо за полет, капиталистическая гиена, - улыбнулся он.
- Не за что, коммунистическая крыса - Я пожал его черную руку.
- Не верю, что ты делаешь это за деньги, - заявил он.
Боже, эти люди меня достали. Не могут упустить случая, чтобы не попытаться обратить кого-то в свою веру. Я запустил двигатели, проверил все, что меня учили проверять, и взлетел. Успокоился я только, когда очутился над Индийским океаном. Занимался рассвет. Конечно, чернокожий агитатор был прав. Никакие деньги не заставили бы меня влезть в это дело. Я трус, и всегда им был. Но приложите определенные усилия, и из самой жалкой дрожащей мышки получится бесстрашный лев. Было уже совсем светло, и я спокойно летел над Красным морем. Время шло, а я все ещё был начеку. Это действовал транквиллизатор, принятый на посадочной полосе. Тихо подрагивающие приборы действовали гипнотически, солнце жгло мне руки. Я снял рубашку и выпил воды. Потом я пересек Синайскую пустыню и полетел над Средиземным морем на высоте 9 000 футов на скорости 200 миль в час. Через пару часов я вел самолет уже по радио: пролетая над Каиром, удалось поймать радиомаяк, так что полет не представлял проблемы.
Я прекрасно приземлился на бетонную дорожку в Датосе, где была база и штаб-квартира "Интернэшнл Чартер Инкорпорейтед". Напряженная выдалась ночь. "Чессну"я оставил возле главного ангара и сказал механикам-фрицам, что выжал двигатели до предела. Затем сел в приготовленный старый "джип" и покатил к главному зданию для доклада. Действие транквилизатора заканчивалось, я был потным, усталым и хотел пить. Как я сказал, никакие деньги не заставили бы меня этим заняться, разве что угроза пяти лет тюрьмы. По правде говоря, так оно и было.
2. Вербовка
Сначала о себе. Меня зовут Филипп Макальпин. Я работал в службе охраны промышленных секретов на одном хорошо известном предприятии по производству дешевой домашней утвари с банальным названием "Бритиш Электрик Хаусхолд Тулз". Моим начальником был вышвырнутый из армейской разведки тип по фамилии Стаффорд. Я ненавидел и его, и свою работу, но надо же на что-то жить, а служба в "Б. Э. Х. Т." не была особенно трудна. Мне даже неплохо платили - особенно после того, как я сорвал для компании небольшой куш, для чего мне понадобилось выйти за рамки дозволенных законом действий. На самом деле я чудом остался жив, и чтобы выказать свою благодарность, а также рассчитывая на подобные услуги в будущем, мне прибавили жалованье.
Еще несколько деталей, которые можно найти тщательно зарегистрированными в досье, хранящемся в "Б. Э. Х. Т.", а также в одном из архивов Службы безопасности нашего гордого Отечества. Я отношусь к тем, кого называют наследием среднего класса. Посещал среднюю ступень государственной школы и был исключен из второразрядного университета за то, что сделал бэби дочери местного миллионера. Мой заработок в "Б. Э. Х. Т." составлял 2. 500 фунтов в год плюс 500 фунтов на расходы, за которые мне не нужно было отчитываться. (Никому бы и не понравилось знать, что я использовал их на взятки). Вдобавок я получал 500 фунтов в год от вложений, сделанных на мое имя родителями, чтобы избежать расходов на их похороны. Я арендую трехкомнатную квартиру в Хэмстеде сроком на 15 лет. В ней полно стильных безделушек типа дорогих проигрывателей, кожаного уголка, вращающегося стула, кресел с подголовником, белого китайского ковра во весь пол, книжного шкафа вдоль стены и небольшой, но качественной коллекции вин.
В данный момент я живу с Вероникой. Ее полное имя Вероника Лом.
Мой рост - чуть выше 6 футов, а вес - между 160 и 175 фунтами, в зависимости от того, сижу я на диете или нет. У меня светлые волосы и серые глаза - женщины не считают меня особо привлекательным. Я немного изучал восточные единоборства, и это привело меня к выводу, что лучше иметь пистолет и находиться как минимум в двадцати футах от противника. Наконец, у меня есть спортивная машина "MGB", и в данный момент я восстановил права пилота, полученные ещё в молодости, но просроченные из-за отсутствия интереса к полетам.
Время - 10 часов утра. Промозглый декабрьский день с дождем, заливающим Лондон, как серая вода из сточной канавы. Год 1966. Рука Судьбы, философское понятие, к которому я отношусь с нервным презрением, снова протянула мне Руны Смерти.
Капли дождя густо усеяли мой плащ, пока я выбирался со стоянки. Я бережно повесил его на батарею, надеясь, что тепло не испортит чудесный синтетический блеск. На подносе с пометкой "Входящие" лежали три письма, а в центре стола - маленькая розовая карточка. Я знал, что это послание от моего драгоценного босса. Он все пишет на розовых карточках. Слава Богу, послание было коротким. Иногда на него находит литературное вдохновение, и он исписывает тонны бумаги для моего руководства, а почерк его оставляет желать лучшего. "Зайди ко мне", гласила записка.
Я извлек щетку и расческу из ящика письменного стола и причесался, глядя в зеркало на стене. Потребовалось шесть недель пререканий и записок в четырех экземплярах, прежде чем я стал это проделывать, так что, естественно, теперь этим горжусь. Уничтожив парочку угрей (появившихся из-за отсутствия солнца с прошлого апреля, когда у меня был месяц отпуска) и приведя в порядок серый фланелевый костюм, я покинул свою нору и направился в центральный офис, где работали две секретарши из отдела Службы безопасности. Одну из них, рыжеволосую девицу с плохими зубами, зовут Эврил. Сколько себя помню, она всегда работала в отделе. Подозреваю, что она увлечена Стаффордом, - а иначе почему не увольняется? Однако надо отдать должное старушке: у неё отличная фигура, особенно для тех, кто ценит женщин грудастых, а однажды, когда я сопровождал её в прошлом июле в пустой офис, она выказала и массу других талантов. Между собой мы поддерживаем дружеские отношения с примесью надежды на будущее.
Ее помощница, прекрасный образец роста бюрократии (работы для них обеих явно не хватает), ещё отвратительнее. Восемнадцатилетняя простушка, с головой, забитой всякой ерундой. Единственной темой разговоров служит ей хит-парад и его участники. В первую же неделю работы она повесила на стену офиса плакат группы "Трайб", чьи участники сочетали прически "под Христа" с потреблением ЛСД. Впервые мы со Стаффордом были едины во мнениях, и через час этого плаката на стене уже не было. В довершение ко всему у этой плоскогрудой девчонки попка подобна мешку с влажным цементом, а ноги, как шпалы, выпирают из-под ужасающей коллекции мини-юбок. Кстати, зовут её Джун.
- Привет, дорогуши, - промычал я, проходя мимо.
- Ты опять опоздал, Филипп. - (Это Эврил.)
- Видел вчера вечером парад звезд? - (А это Джун.)
Я не обратил на них внимания и постучал в дверь Стаффорда. Оттуда донеслось бурчание, и я вошел. Стаффорд сидел, погрузив свои армейские усы в папку с толстой обложкой. Он поднял глаза, привычно изобразил взглядом разочарование от того, что пришел какой-то ничтожный тип, и закрыл папку.
- Садись, малыш.
Я элегантно сел на стул для посетителей с прямой и жесткой спинкой, который очень бы понравился гестапо в качестве орудия пыток, и взял из вежливости протянутую пачку "Плэйера". Сам я в то время курил турецкие. Они легче и, говорят, не такие канцерогенные.
- Кажется, у тебя есть поклонники на стороне, Филипп. Прошлым вечером мне позвонил некто, скажем так, из государственной службы. Он хочет тебя видеть и заказал разовый пропуск на твое имя в его личную башню из слоновой кости. На два часа сегодня.
Я могу назвать массу новостей, от повышения курса моих акций на два шиллинга до поражения вьетконговцев во Вьетнаме, которые доставили бы мне большее удовольствие. Потому что если что и приводит меня в дрожь, так это государственные органы разведки, интересующиеся мной. Я не хочу становиться профессионалом - считаю, что это слишком трудно для меня, любителя. И поверьте, звонок из Министерства никогда не предвещает ничего хорошего.
- Что им на этот раз нужно?