Тут же, на банкете, один из бериевских чинов пояснил сказанное: после того как меня тогда, в войну, приговорила тройка, чин этот решил доложить о случившемся вождю. А то вдруг, глядя очередной фильм, спросит: "А почему не снимается этот большой человек, артист Андреев?" И тогда жди беды - полетят и исполнители приговора, и те, кто приговор одобрил.
Сталин выслушал докладывающего и как-то вяло отмахнулся...
- Пусть этот артист еще погуляет!
- Вот так судьба переворачивается, - развел руками Борис Федорович, а я подумал: "Вряд ли Сталина интересовала жизнь самого Андреева. Скорее, ему важна была жизнь на экране андреевских героев, своей простотой и открытым обаянием невольно утверждавших миф о демократичности той "великой сталинской эпохи".
Популярность артиста была огромна - люди, увидев его на улице, начинали улыбаться. Для Бориса Федоровича не было вопроса, как распорядиться популярностью. Он любил помогать людям. Только по моей просьбе он делал это не раз и не два - ездил в райисполком, в милицию, пробивал обмен жилья. Все это без личной выгоды - для низовых работников студии, от которых он не зависел.
Он мог пойти в райисполком, басовито проворковать: "Ласточка", - и секретарше, испытанной в бурях и шквалах приемных дней исполкома, было этого достаточно, чтобы раскрыть двери к председателю, а тому, услышав самоуничижительное андреевское: "Милый человек, помоги мне, старику, в пояс тебе кланяюсь", - оставалось только одно решение - в пользу просителя.
Борис Федорович выходил на крыльцо исполкома с разрешением на обмен площади, молча передавал его заинтересованному работнику студии, только отмахивался в ответ на благодарности и торопливо садился в машину, опаздывая, естественно, на какую-то встречу со зрителями из-за визита в исполком.
Однажды я спросил Андреева, почему он так безотказно отзывается на просьбы. Борис Федорович ответил: "Бог мне многое дал; если я не буду помогать людям, он от меня отвернется!"
Жизнь Вани Курского
Петр Мартынович плакал. Смотрел на себя молодого, улыбчивого, белозубого, с чубом - в фильме "Александр Пархоменко" - и плакал.
В 59-м году режиссер Леонид Луков решил перемонтировать свой фильм "Пархоменко", чтобы вернуть ему экранную жизнь. Нужно было выкинуть сцены со Сталиным и даже упоминания о нем. Осуществить задуманное поручили мне. Я с трепетом вызвал на студию легендарного Алейникова, чтобы переозвучить реплики о вожде в устах его героя Алеши Гайворона. Петр Мартынович не справился с этой элементарной задачей. Эмоции захлестнули его, он, прослезившись, не мог попасть в собственную артикуляцию на экране и, в конце концов, махнув в отчаянии рукой, ушел из павильона, где проходило озвучание. Вместо Алейникова роль переозвучивал пародист Геннадий Дудник.
У Петра Мартыновича к тому времени было много поводов для расстройства.
В конце тридцатых годов он вместе с Борисом Андреевым буквально ворвался на звездный небосвод нашего кинематографа и собственным обаянием и индивидуальностью пленил миллионы кинозрителей. Большая часть из них даже не знала его фамилии: титры в начале фильмов читали тогда не многие. Алейникова называли именем его персонажа - Вани Курского - из картины "Большая жизнь", хотя Курский не был его первой ролью.
Воспитанник детского дома где-то под Могилевом, Петя приехал в Ленинград и поступил в Институт сценического искусства на курс к Сергею Герасимову. У него же он сыграл свою первую роль - повара Молибогу в фильме "Семеро смелых". И хотя эта лента снималась раньше "Большой жизни", Молибогу для большинства зрителей играл Ваня Курский - так ярко запечатлелась роль в сознании людей.
Предложений сниматься было хоть отбавляй, и он снимался в фильмах "Шуми, городок", "Трактористы", "Случай в вулкане", "Пятый океан", "Конек-Горбунок"... Но, пройдя огонь и воду актерской кинокарьеры, Петр Мартынович не сумел одолеть испытание медными трубами - славой и популярностью. Монтажница Киевской студии Т.Л. Зинчук рассказывала, как Алейников и его дружок Боря Андреев запивали украинский борщ водкой, сидя в студийной столовой. К их столу подошел кто-то из старых украинских кинематографистов и посоветовал:
- Что вы, таки гарны хлопцы, горилкой балуетесь! Шли бы до дивчин лучше!
Алейников ответил с готовностью:
- Водка и дивчины - несовместимы, а водка и серьезная наука философия - подходят друг другу. Вот мы и философствуем!
В его устах, при его манере растягивать слова, даже несмешное становилось смешным, а уж если он рождал остроту, она делалась "убойной". Однажды на приеме в корейском посольстве он, по совету Николая Крючкова, пригласил на танец одну из присутствующих кореянок. Танец окончился. Алейников вернулся на свое место.
- Ну как корейка ? - спросил Крючков.
- Корейка-то ничего, - ответил Алейников, - но грудинки мало.
Война принесла новые роли, новую тематику. Он играет защитников страны в "Морском батальоне", "Небе Москвы" и "Непобедимых". Однако работы эти не стали откровением в актерской биографии Алейникова. Хоть картину "Небо Москвы" ставил сам Юлий Яковлевич Райзман - большой специалист по созданию в своих фильмах экранных характеров.
После окончания войны ролей у Петра Мартыновича поубавилось. Причин здесь несколько: малокартинье, алкогольная недисциплинированность актера, а главное, тот человеческий тип, который ярко и талантливо создавал на экране актер. Иронист и балагур, несерьезно относящийся к происходящему, в современности казался ненужным начальственным цензорам, мог послужить плохим экранным примером.
Но когда режиссер Л. Арнштам снял Алейникова в роли Пушкина в картине "Глинка", зритель не принял эксперимента - в зале стоял хохот, несмотря на то что актер очень верно существовал в образе персонажа. Публика ждала привычных проявлений своего любимца и видела в этих съемках анекдот.
Актер вынужден был в основном концертировать: играл сцену в пивной из первой серии "Большой жизни" со случайными партнерами (вторая серия в то время покоилась на полке, и поделом - уж больно примитивными выглядели в ней все персонажи, включая и персонаж Алейникова). Читал Петр Мартынович с эстрады и "Ленин и печник". Приезжая в какой-нибудь клуб, артист въедливо спрашивал:
- Какая здесь аудитория?
- Рабочие.
- Ну, - говорил он после раздумья, - тогда я прочту "Ленин и печник".
В другом клубе на его вопрос о составе аудитории отвечали:
- У нас - студенты.
Решение после глубокой паузы было тем же:
- Ну, тогда я прочту "Ленин и печник"
Он мастерски создавал иллюзию сиюминутного выбора репертуара, имея в "багажнике" всего один концертный номер (очевидно, память больше не держала).
В прежние времена фильмы не старели - они шли на экранах бесконечно и популярность актера держалась. У Алейникова появились стереотипы общения с незнакомыми людьми, узнававшими его. Помню, как увидел актера в пивной на площади Восстания, где он жил в высотном сталинском доме. Он, почувствовав мой изучающий взгляд, обернулся и спросил:
- А ты как здесь?
Хотя до этого не видел меня ни разу.
Режиссер Луков, поддерживающий актеров своей юности (а "Большая жизнь" была одним из ярких взлетов режиссера), пригласил меня - ассистента - и сказал: "Заходил Петя Алейников, просил занять его в картине. Он после операции - удалили легкое... Вызови его, попробуй на роль отца нашей героини".
Я выполнил указание шефа, но грим для фильма "Цена человека" не получился: как ни старались гримеры, перед нами представал не отец героини, а состарившийся худой, сморщенный паренек. Роль - не случилась.
Как мы "улучшали" Эйзенштейна
После закрытой в производстве (из-за моего недовольства работой маститого оператора Яковлева, утратившего с возрастом львиную долю навыков) картины "Отцовский пиджак" ставить мне на "Мосфильме" не давали. Выйти из этого тупика помог мой отец: он обратился за помощью к зампреду Совета министров Д. Полянскому, с которым познакомился на одном из "кукурузных обедов", куда приглашали писателей в те времена, когда считалось необходимым пропагандировать кукурузу. Папа позвонил помощнику, был принят Полянским и рассказал о несправедливости, случившейся со мной на студии. На мое везение, зампред видел по телевизору короткометражку "Ожидания", и все мгновенно решилось. Последовало указание председателю Госкино Романову, а далее - все "табу" на меня снимались по инстанциям. Но пока отец, Георгий Марягин, дозревал до своего поступка, сын, Л. Марягин, ходил в безработных, и директор 1-го творческого объединения, тот же К.И. Ширяев, что в свое время взял меня в телеобъединение, предложил помочь Григорию Васильевичу Александрову, приступившему в то время к восстановлению картины "Октябрь".
Александров - соратник и сорежиссер Эйзенштейна, постановщик "Веселых ребят", "Волги-Волги", "Цирка", - интересно поработать рядом!
И вот я в кабинете Александрова на студии. Григорий Васильевич разглаживает мощные седые брови, открывает кейс-атташе (большая редкость по тем временам), извлекает термос с кофе, галеты, сигары и, отпивая из раскладного стаканчика, объясняет мне первый этап работы:
- У меня восемь копий "Октября", я собрал их, объехав все фильмотеки мира, чтобы восстановить первоначальный вариант фильма. Ваша, Леня, задача - отсмотреть их и отметить все кадры, недостающие в советском варианте.
Потянулись километровые просмотры, в результате которых выяснилось, что госфильмофондовский вариант самый полный, о чем я с растерянностью доложил Александрову. Мне казалось, что он будет очень недоволен результатом моих изысканий, но Григорий Васильевич затянулся неизменной сигарой и легко резюмировал:
- Тем лучше. Значит, мы теперь полностью уверены, что располагаем всем материалом фильма "Октябрь".
- Как материалом? - вырвалось у меня.
- Материалом, - подтвердил Александров и вытащил из кейса два желтых кодаковских конверта из-под фотобумаги. - Вот здесь записи Эйзенштейна о том, какой должна быть картина при доработке. Мы кончали "Октябрь" в спешке, к юбилею, и многое не успели сделать. Разве вы не заметили повторы кадров, дубли, поставленные в картину?
Я сделал вид, что заметил, не смея признаться в собственной поверхностности.
- Изучите записки и вместе с Эсфирь Вениаминовной, - так звали монтажера, - устраните длинноты.